Семья Рэдли

Она шепчет его имя, снова и снова, а он шепчет ее имя. Затем слова кончаются, и она обхватывает его ногами, и они уже не «Марк» и «Лорна», не «супруги Фелт», они становятся чем-то чистым и бесконечным, как сама ночь.

Безумный, злой и смертельно опасный

Один из основных симптомов Роуэна — обезвоживание, которое он испытывает и прямо сейчас, несмотря на то что перед сном выпил целый пакет яблочного сока с бузиной. Во рту пересохло. Горло слипается. Язык как кусок шершавой глины. Глотать трудно.

Когда родители начали ругаться, он сел в кровати и допил всю оставшуюся «Ночную сиделку», но она и жажду не утолила, и уснуть не помогла. Так что он спустился в кухню и налил себе воды из кувшина с фильтром.

Из прихожей ему видно, что двери во внутренний двор открыты, и прямо в пижаме он машинально направляется на улицу. Ночь выдалась довольно теплая, и возвращаться наверх, пока ссорятся родители, его не тянет. Хочется с кем-нибудь поговорить, хотя бы и с Уиллом, лишь бы отвлечься.

— Чем ты занимаешься? — спрашивает Роуэн в разгаре беседы. — В смысле, работа у тебя есть?

— Я преподаватель. Литературы эпохи романтизма. В основном специализируюсь на поэтах-вампирах. Хотя приходилось затрагивать и Вордсворта.

Роуэн уважительно кивает.

— А в каком университете?

— Повсюду доводилось работать. В Кембридже, Лондоне, Эдинбурге. Иногда выезжал за рубеж. Год провел в универе в Валенсии. Потом осел в Манчестере. Там безопасно для вампиров. Всегда можно найти поддержку.

— Значит, ты сейчас там работаешь?

Уилл качает головой. Его глаза подергиваются печалью.

— Я начал смешивать работу и удовольствие, связался со студенткой. Точнее, с аспиранткой. Она была замужем. Ее звали Тесс. Дело зашло слишком далеко. Хотя в университете правду не узнали, я решил уйти. Это было два года назад. Потом я на целый месяц уехал в Сибирь, чтобы мозги встали на место.

— В Сибирь?

— На Декабрьский фестиваль. Масштабное мероприятие, посвященное искусству и кровопитию.

— Ясно.

Они смотрят на темный пруд, а наверху не умолкают сердитые голоса. Уилл показывает на небо, словно это какие-то далекие боги там скандалят.

— Часто они так? Или постановка специально для меня?

Роуэн отвечает, что такое бывает редко.

— Как правило, они сдерживаются.

— Эх, брак. — Уилл дает слову немного повисеть в воздухе, делая глоток из бутылки и наслаждаясь вкусом. — Знаешь, как говорят: если любовь — это вино, то брак — это уксус. Хотя я и вино тоже не особо жалую. — Он окидывает Роуэна пристальным взглядом. — А подружка у тебя есть?

Роуэн думает о Еве и не может скрыть боль в голосе.

— Нет.

— Безобразие.

Роуэн отпивает воды и рассказывает унизительную правду:

— Вообще-то я девчонкам не нравлюсь. Я в школе пустое место. Я сонная бледная немочь, и у меня сыпь на коже.

Он вспоминает, что ему сегодня сказала Ева, — о том, как он произносит ее имя, когда засыпает на уроках, и внутри у него все сжимается.

— То есть вам нелегко живется? — спрашивает Уилл с искренним, как кажется Роуэну, сочувствием.

— Клара вроде справляется получше, чем я.

Дядя громко вздыхает.

— Школа, скажу я тебе, — жестокое место.

Уилл пьет кровь, которая при таком слабом освещении кажется черной, и Роуэн не в силах не смотреть, не думать об этом. Он сюда за этим пришел? За кровью?Он старается отвлечься и продолжает болтать. Сообщает Уиллу, что вообще-то в школе не так плохо (вранье), что он мог бы уже закончить, но хочет сдать экзамен по программе средней школы на повышенном уровне — английский, историю, немецкий, — чтобы поступить в университет.

— Что изучать собрался?

— Как раз английскую литературу.

Уилл тепло улыбается.

— Я учился в Кембридже, — говорит он. — Это было ужасно.

Он рассказывает Роуэну о том, как некоторое время состоял в «Клубе велосипедистов-полуночников» — эта тошнотворная компания глумливых вампирчиков в клубных шарфах регулярно собиралась слушать какую-то мутную психоделическую музыку, обсуждать поэзию битников, разыгрывать скетчи Монти Пайтона и отсасывать друг другу кровь.

«Может, не такая уж он и сволочь, — думает Роуэн. — Может, он убивает только тех, кто этого заслуживает».

Вдруг дядя принимается что-то высматривать в другом конце сада. Роуэн тоже глядит на сарай, но ничего не видит. Впрочем, что бы там ни было, Уилла оно, похоже, не слишком беспокоит. Он продолжает вещать голосом, словно пропитанным мудростью веков.

— Трудно быть не таким, как все. Люди этого боятся. Но любые трудности можно преодолеть. — Он взбалтывает остатки крови в стакане. — Взять вот хотя бы Байрона.

У Роуэна мелькает ощущение, что Уилл намеренно забрасывает ему наживку, однако он не помнит, чтобы обсуждал с дядей своего любимого поэта.

— Байрона? — переспрашивает он. — Тебе нравится Байрон?

Уилл смотрит на него так, будто глупее вопроса не придумаешь.

— Он лучший из лучших. Первая истинная мировая знаменитость. Безумный, злой и смертельно опасный. Мужчины всего мира боготворили его, женщины — обожали. Неплохо для мягкотелого косого и косолапого коротышки.

— Да. — Роуэн невольно улыбается. — Пожалуй, неплохо.

— В школе, конечно, над ним измывались. Ситуация изменилась к лучшему только в восемнадцать лет, когда в одном борделе его обратила флорентийская вампирша.

Уилл смотрит на бутылку. Потом показывает этикетку Роуэну.

— «Что в нашей жизни лучше опьяненья?» [12]— цитирует Уилл. — Байрону бы Изобель понравилась.

Роуэн не сводит с бутылки глаз и чувствует, как его сопротивление слабеет. Он забывает, почему так важно не поддаться соблазну. В конце концов, он остается вампиром независимо от того, пьет он кровь или нет. И Клара убила человека не потому, что выпила вампирской крови. Скорее уж наоборот. Может быть, если бы она пила кровь других вампиров в умеренных количествах, ничего бы и не случилось.

Роуэн ловит на себе взгляд Уилла. Дядя — как игрок в покер, собирается выложить лучшие карты.

— Если хочешь полетать, — говорит он, — она тебе поможет. Если в школе есть какая-то особенная девочка, которая тебя интересует, просто попробуй Изобель и увидишь, что будет.

Роуэн думает о Еве. О том, каково было сидеть рядом с ней на скамейке. Если она все равно узнает, что он вампир, почему бы не стать привлекательным и уверенным в себе вампиром?

— Не знаю даже… Я как-то…

— Давай, — уговаривает Уилл, в его голосе — дьявольский соблазн. — Как можно ненавидеть то, чего не знаешь? Возьми ее к себе в комнату, не обязательно пить сейчас.

В этот миг голоса на втором этаже снова становятся громче, слова Питера звучат отчетливо:

—  …и что это значит?

И ответ Хелен:

—  Ты прекрасно знаешь, что это значит!

Роуэн протягивает руку и почти без раздумий берет бутылку.

В глазах Уилла сияет гордость.

— В ней весь мир. Он твой.

Роуэн кивает и встает, ему вдруг стало неловко, он занервничал.

— Ладно. Я возьму, и, ну, подумаю об этом.

— Спокойной ночи, Роуэн.

— Ага. Спокойной ночи.

Водоросли и страх

Уилл осушает стакан с последними каплями Изобель и закрывает глаза. Ссора между Питером и Хелен наконец закончилась, и Уилл обращает внимание на то, как стало тихо. Он думает о звуках, свойственных его обычной жизни. Мягкое урчание автострады. Автомобильные гудки и визг пневмодрели в городе. Агрессивный рев гитар. Кокетливый шепот женщин, с которыми он только познакомился, вскоре переходящий в стоны удовольствия и страха. Свист ветра в ушах, когда он летит над морем, ища, куда бы сбросить труп.

Тишина всегда его напрягала. Даже при чтении стихов ему требовался какой-нибудь фоновый звук — музыка, шум машин или монотонный гул голосов в переполненном баре.

12

Дж. Г. Байрон, «Дон Жуан»; перевод Т. Гнедич.