Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 99

Невеста не шла — ее несли на руках двое. И живое серебро ее костюма сливалось с переливчатым мерцанием их плащей. Еще два жениха. Подумаешь! Парочкой больше, парочкой меньше, кто вообще обращает на них внимание? Вот и этих подобрали скорее всего за цвет волос. Серебристые плащи гармонируют со шкуркой невесты, да и сама она, светловолосая, хорошо смотрится на руках у столь же светловолосых носильщиков.

Красиво.

Хотя тот, что справа, староват. В отличной форме, правда, иначе его бы не выбрали, но все равно видно, что давно уже не юноша. И волосы у него столь светлые не от природы, а от снега прожитых зим. Зато тот, что слева…

Ну да.

Конечно.

Как же могли они обойтись без славного красавчика Вита, такого симпатичного и породистого да к тому же оказавшегося под рукой? Никак не могли. Да и сам Вит — как мог он обидеть отказом сестренку, проявить такое неуважение? Никак не мог…

Ксант зашипел, дернув головой. Воротник плаща был ужасно неудобен. Это только собаки могут получать удовольствие оттого, что что-то сдавливает горло и мешает дышать. От недостатка воздуха кружилась голова.

А самое неприятное — они что-то сделали с невестой. Она не могла быть такой… красивой. Она никогда такою не была. Очень белое лицо — и очень черные глаза со зрачками во всю радужку. У Юных Леди перед инициацией никогда не бывает таких глаз. И такой белизны лица тоже. Такие лица бывают лишь у мертвых.

Подняв непослушную руку, он рванул тугую застежку. Плащ тяжело скользнул по плечам и спине, опадая на серую гальку. Утренний ветер тронул голую кожу на лопатках, покрывая ее мурашками. По контрасту с побелевшим лицом глаза невесты слишком резкие, в них невозможно смотреть.

Ксант отвел взгляд. Передернул плечами. Перекатился пару раз с пятки на носок и обратно, разминая сведенные мышцы ног.

И прыгнул в воду.

— Взять его!

Ксант усмехнулся, но не сделал малейшей попытки подняться. Сами пусть. Так и лежал там, куда отбросил его страшный удар в грудь, пытался протолкнуть воздух сквозь ставшее непослушным горло и усмехался, видя, как постепенно затягивает зеленым маревом все вокруг. Так бывает на глубине, под водой ведь тоже нечем дышать.

А еще он думал — думал как-то отвлеченно, словно о постороннем и никакого отношения к нему самому не имеющем. О том, как много зависит от мелочей. Вот, например, умей он плавать хоть немножко быстрее… или выбери другое место… или даже другой берег… Впрочем, нет — там бы его догнали точно. Это здесь он самый быстрый бегун, а левобережники над такой скоростью только похихикают. Это только здесь был еще какой-то шанс, если бы удалось хотя бы на дюжину вдохов опередить охранниц, посланных по берегу наперерез…

Не повезло.

Странно, что они не торопятся, — он уже почти потерял сознание, когда сильные руки настоящих Леди грубо схватили его за плечи и вздернули на ноги. Он сразу же обвис, но дышать стало легче, и зеленоватая мгла отступила. Кажется, кто-то ударил его по лицу — на распухших губах явственный привкус крови. Наверное, это тоже помогло прийти в себя.

Что ж, спасибо и на том.

— Щенок!

Ругательство из самых грязных, а в голосе нет даже сильного раздражения — так, самую малость. И куда больше удовлетворенно-мурлыкающих ноток. Приятно, когда твои предположения сбываются. Пусть даже это были и не самые хорошие предположения.

— Я так и знала, что ты что-нибудь да выкинешь. Что-нибудь вот такое. Ты ведь не можешь без фокусов.

Приятно чувствовать себя самой умной. Даже когда ты Старшая Леди. Даже когда Самая Старшая…

Леди Мьяуриссия подошла ближе, разглядывая обвисшего на руках охранниц Ксанта с неприятной дотошностью, — так хозяйка рассматривает незнакомую дичь, раздумывая, стоит ли ее ощипывать перед приготовлением или и так сойдет.

— И на что ты надеялся? — спросила она почти участливо. — У тебя ведь не было ни малейшего шанса.





Ксант сплюнул кровью, улыбнулся, ну во всяком случае, он очень надеялся, что это выглядело именно как улыбка.

— Знаю. Но попытаться-то стоило?..

Леди Мьяуриссия фыркнула. Задумчиво постучала длинным когтем по желтоватому клыку. Произнесла негромко, ни к кому не обращаясь. Скорее просто рассуждая вслух:

— Что ж, все к лучшему. Эти суки слишком зазнались. Лоранты же ясно сказали, так нет… сами виноваты. Впрочем, сами Лоранты тоже хороши… опомнились! Столько времени жили без них прекрасно — и дальше проживем не хуже. Мы вам не собачки, чтобы по первому зову… — Тут ее бесцельно блуждающий по окрестностям взгляд снова остановился на Ксанте. Стал осмысленным. И его выражение очень не понравилось объекту разглядывания. — Что же касается тебя… Леди Вивьерра была права. Ты слишком высоко прыгаешь. Так и разбиться недолго. А это было бы неприятно, ты слишком важен. Ты был достаточно ценен и раньше, но сейчас… Сейчас ты просто бесценен.Что ты о себе вообразил, мальчик? Думал, если хорошо научился трахаться, так эти глупые старые сучки тебе все простят? Сучки, может, и простили бы. На то они и сучки. А мы — Леди, мальчик. Ты напрасно забыл об этом.

— И теперь меня накажут за забывчивость? — Ксант растянул саднящие губы в усмешке так широко, что стало больно.

Но Старшая Леди-Мать шутки не приняла:

— Нет. Наказывают щенков. А ты… Ты просто послужишь примером. Роскошным примером того, как не надо себя вести молодым котятам, если они хотят сохранить при себе свои яйца.

Когда такое решение принимает Комитет Защиты нравов, еще есть какая-то надежда. Да что там — вполне реальная надежда! Подумаешь, Комитет! Да кто вообще будет слушать этих старых шлюх, если любая Мать…

Если решение принимает Совет Матерей…

Ну тогда тоже остается надежда, что его все же не утвердит Старшая Мать, а без ее слова…

Если такое решение принимает сама Старшая Мать, надежды нет.

Никакой.

Впрочем, нет. Кое-какие надежды остаются даже и в этом случае.

Ксант, например, очень надеялся, что его улыбка осталась по-прежнему наглой и высокомерно-непрошибаемой. Он очень на это надеялся.

Она знала, что виновата. Страшно виновата. И будет наказана.

Пусть.

Это даже хорошо. Еще одно доказательство, что она старалась не зря. А уж как она старалась!!! Ее визг, наверное, был хорошо слышен не только на обоих берегах, но и далеко вглубь степи и леса. В поселке наверняка слышали. Она умела очень громко визжать, если требовалось. Даже Вит ошалел немного и все старался втянуть голову в плечи.

Она никогда не думала, что форма ритуального отказа ей когда-нибудь пригодится, это ведь только для элиты, для Вожаков, не для нее, она не думала даже, что помнит, ведь прошло уже не менее четырех сезонов с тех занятий, никому не нужных, скучных и, казалось, забытых на следующий же день. А вот поди ж ты — даже не сбилась ни разу. Добавила, правда, кое-что от себя, но это так, для пущего эффекта и чтобы не думали, что есть хотя бы малейшая возможность хоть что-то исправить.

Она визжала им прямо в лица, а они только прижимали уши и шипели в ответ с полуразобранного моста. Не будь мост разобран, она, наверное, вцепилась бы в них руками, ногами, зубами — всем, чем смогла бы. Это уж наверняка отвлекло бы их внимание. Но между целой секцией моста и островом оставалась широкая полоса воды, и оставалось только визжать и надеяться, что этого достаточно. И что никто из них, ошарашенных визгом, не обращает внимания на такую необычную вещь, как плывущий кот. И не бежит по берегу наперерез…

Это было единственное, чем она могла искупить свою настоящую вину, — ту, за которую ее никогда не смогут наказать ни Вожаки, ни даже Вит. Просто потому, что не догадаются никогда.

Вину в том, что оказалась такой ничего не понимающей дурой…

Он был готов, она видела это. И слышала — он даже петь уже начал. Все, как у них положено. Он ведь согласился уже, а он честный и, значит, все бы сделал, как надо. Если бы только она сама не настояла, как последняя дура…