Лунный пёс. Антология

Еще вчера вдруг поняла, под Дюзами, не успев еще толком и испугаться-то даже. А когда поняла, глупо было бояться. Действительно, сами подумайте — чего бояться, если рушится мир? И то, что еще вчера совершенно невозможно было даже и представить, вдруг становится не только возможным, но и единственно правильным?

Она загадала на падающей звезде, а потом сказала, делая вид, что все это не больше чем просто шутка. Но ведь звезда была настоящей! Настоящие звезды всегда выполняют загаданное, надо только произнести вслух, чтобы кто-то услышал. Пусть даже вид делая, что это просто шутка…

От Главного Выгула ее несли на руках — ноги Искупительной Жертвы не должны касаться дорожной пыли. Плакальщицы шли рядом и выли. Они выли, наряжая ее в Лунную Шкурку — то ли костюм, то ли целое жилище. Он мог облипать тебя, словно змеиная кожа, а мог расшириться до размеров чуть ли не конуры Вожака. Стоило лишь захотеть. И проговорить желание. Как со звездой. Только и всей разницы, что с Лунной Шкуркой проговорить желаемое можно было и про себя, необязательно вслух. А еще этот странный костюм был способен пропустить внутрь одного человека. Того, которого она выберет. Когда-то все свадьбы на левобережье справлялись именно так, но Лунные Шкурки не вечны, хотя и ужасно прочны. Но даже они со временем портятся. Их становится все меньше и меньше с каждым сезоном, а невест меньше не становится, вот и выдают их теперь лишь для особенных случаев…

Пару раз она видела Вита — он мелькал где-то за непрекращающимся хороводом плакальщиц, смотрел тревожно. Появлялась какая-то старая женщина, смотрела неодобрительно. У нее были злые глаза и очень твердый подбородок. Костры горели, дым стлался по кругу, и по кругу же ходили плакальщицы, мешая думать. Она стояла на плетеном из толстых разноцветных веревок ковре — ноги Искупительной Жертвы не должны касаться дорожной пыли. Иногда все начинало видеться отчетливей, и тогда она понимала, что уже наступил вечер. А то и следующая ночь. А потом все снова расплывалось в дыму и непрестанном кружении. Хорошо еще, что Лунная Шкурка могла по желанию частично твердеть, — она отвердила ее до самых подмышек и теперь просто обвисала внутри, незаметно для окружающих, временами уплывая куда-то, временами снова приходя в себя.

Время от времени ей давали воды с чем-то кислым. А потом чья-то рука протянула дымящуюся кружку — прямо сквозь липкий нескончаемый хоровод.

— Вот, лапушка, выпей-ка меду! С травками. Тебе оно сейчас самое то будет.

— Спасибо.

Она взяла протянутую кружку, послушно глотнула. Поморщилась.

Мед был горьким.

Трое суток понадобились еще и для того, чтобы навести мосты.

Нет, не переговорные иносказательные, хотя и такие потребовали немало сил и времени. Самые обычные деревянные мостки до острова. Действительно, это дежурные могут добираться вплавь или там верхом на коротком бревне, а Жениху такое поведение не подобает. Несолидно как-то. С левого берега тоже навели мост, — очевидно, они были такого же мнения о том, что подобает, а что не подобает Невесте.

Тем временем потихоньку светало. Небо приобрело отчетливый перламутровый оттенок, словно чешуя. И черные ветки деревьев щекотали нежное брюшко, заставляя огромную рыбину ночи подниматься все выше и выше. Звезды гасли одна за другой. Малая луна над островом тоже слегка поблекла.

Пора.

Ксант поморщился. Немножко приоткрыл сквот и запел весеннюю песнь.

Ему было скучно и противно.

Все шло не так, как надо.

Весеннюю песнь не поют на рассвете и на открытом месте — ее поют глубокой ночью, под мягким пологом леса. Весеннюю песнь никогда не поют в одиночку — даже если нет соперника, всегда откликается кошка, которой эта песнь предназначена. И наконец, весеннюю песнь никогда не поют, не видя избранницы. И плащ еще этот дурацкий мешается, движения сковывает, да и видок, наверное…

Но Свадьбы левобережных никогда не устраивают ночью — ночью они слепы. Их всегда гуляют в полдень, и потому рассвет был компромиссом, одинаково неудобным для обеих сторон. Только это и утешало.

Петь придется одному — на Свадьбах левобережников не поют. А совсем без песни невозможно — без нее не войти в нужное настроение, что бы там ни шептала про свою настоечку Леди Мьяуриссия.

Впрочем, с этим тоже будут проблемы — в первый день Свадьбы у этих придурочных собак дело до Инициации редко доходит. Наверняка придется выполнять какие-нибудь капризы. Остается только надеяться, что будет их не слишком много. Хотя с этой дурехи станется…

Он шел по мосту, продолжая петь. С другой стороны реки отзывались нестройным восторженным воем, — похоже, им нравилась его песнь. Тоже противно.

Мост был сплетен из веток и слегка пружинил под ногами. Если закрыть глаза, может показаться, что ты на дереве. Охранницы слегка приотстали, и Ксант спиною чувствовал их неодобрительные взгляды. Еще бы! Они-то слышали, что пел он не больше чем в четверть силы, ни одна Леди такое пение не оценит, ни один нормальный соперник не купится. Но этим придуркам на том берегу, похоже, нравилось и такое — вон как воют! Так зачем особо напрягаться, если и так всем все нравится?

Деревьев на острове не было, только кусты. Высокие, правда. И густые. Когда-то прямо напротив берега был лаз, ведущий к срединной поляне, на которую опускали Лестницу Лоранты-Следователи. Но это было давно. Вот уже пятнадцать сезонов, как не прокладывалась дорожка-по-воде для испытуемых и ничья рука не касалась обнаглевших веток. Во всяком случае, Ксант не видел ни малейшего просвета в сплошной стене кустарника.

На фоне сплошной стены переплетенных веток они и стояли.

Все — рослые, длинноногие, как на подбор. Все страшно гордые возложенной на них миссией. Все суровые и настроенные жутко решительно сделать все возможное и невозможное для успешного этой миссии выполнения. Все из себя такие…

…песики.

И на плечах у каждого — ритуальный плащ, отливающий рыбьей чешуей…

Почему-то Ксант не был удивлен. Интересно, а действительно, почему бы? Что-то подсказывало заранее, что будет именно так, даже если не это конкретное паскудство, то другое какое, не менее пакостное, но — обязательно. Жизнь бывает очень убедительна и настойчива, пытаясь доказать свою повсеместную паскудность. В ней ничего не бывает чуть-чуть, и если уж не везет, то по полной…

Кривая улыбка ломала губы изнутри, Ксанту стоило огромных усилий не выпускать ее на лицо. Это ведь могло бы нарушить торжественность момента Явления Невесты. Ага, именно так, с больших буковок, не зря же эти придурки строем почетным замерли. Вот через этот строй они Невесту-то и пропустят. Вместе с ним самим, если не повезет. Милый обычай. А чего ты хотел? Они же собаки. У них все напоказ и никаких секретов друг от друга…

Удлиннившиеся когти впились в ладони. Боль отрезвила.

Спокойно.

Переживем. Раз уж явился на собачью свадьбу — изволь тявкать. Как положено. Противно, но несмертельно.

Все в порядке.

Похоже, тело не было согласовано с приказами сверху — втянуть когти и плотно закрыть сквот Ксанту удалось лишь с огромным усилием. За спиной треск и шорохи возвестили о начале разборки временного моста. Наверняка со стороны левого берега мост тоже разбирают, если уже не сделали это. Краем глаза он отметил отсутствие почетных охранниц — те наверняка поспешили перебраться на берег. Обе стороны жутко торопились оставить жертвенную парочку наедине. Ну если, конечно, не учитывать доброй дюжины женихов, но кто из собак всерьез учитывает женихов на свадьбе или придает им хоть какое-то значение? Впрочем, эти вообще уверены, что на настоящей свадьбе значение имеет только НЕВЕСТА.

А вот, кстати, и она…

По серебряному строю прошла рябь, женихи напряглись еще больше, хотя это казалось совершенно невозможным. И замерли, еще более решительные и суровые. Ксант нахмурился, и песнь потихоньку свернулась, перейдя в глухое недоуменное урчание. Странно, что Леди Мьяуриссия не предупредила его об этой части обряда. Может, она и сама не знала? Или не придала значения?