Убить Герострата

- Да здесь, - наконец снизошла я. - Ничего страшного, просто шишку набила. Что там?

- Не знаю. Никого нет. Вылезай!

Легко сказать вылезай. Я на ощупь двинулась в ту сторону, где, по моим соображениям, должны были быть дверь и лестница. Дверь, точнее проем, и вправду обнаружилась, а вот лестницы почему-то не было. Вот не было и все. Вообще-то она была, не наблюдалось только марша от первого этажа до подвала, но это было уже, прошу прощения, однофигственно.

Сказав пару нехороших слов, я вернулась в подвал.

- Ну что? - надрывался невидимый Герострат.

- Ничего. Я остаюсь здесь жить!

- Совсем сдурела?

- Да. Сдурела, - согласилась я. - С тобой не только сдуреешь, но еще и офигеешь, ошизеешь и охренеешь. Лучше сидеть в подвале, чем с тобой за компанию под пули лезть.

Наверно, это не просто замедленная реакция, а ну очень замедленная реакция, но до меня только сейчас окончательно дошло, что стекло в машине разбилось не само собой.

- Ладно, Аль, не дури, вылезай, - Корнилов сбавил тон.

- Не могу! Вытащи меня.

Андрей свесился в окно по пояс, я встала на цыпочки и только-только дотянулась до его рук.

- Нет, так я и сам свалюсь. Там нет ничего? Ящика, кирпича?

Ничего там нет. Ни ящика, ни кирпича. Одна стекловата. Очень много стекловаты. Противной зеленой стекловаты. Которую мне придется таскать руками, а потом лезть на нее.

Короче, когда я ужом выползла из окошка, зудело уже все тело. Клочья зеленой дряни оказались и под водолазкой, и под брюками и даже в кроссовках, которые я нацепила вместо туфель перед эвакуацией. Одна моя знакомая почему-то до истерики ненавидит пенопласт. Стоит увидеть безобидные белые крошки, и ей делается плохо. А уж если пошуршать одним кусочком о другой, у нее начинаются настоящие судороги. Не знаю, с чего у нее началось это отвращение, но, боюсь, теперь я могу ее понять.

- Где этот, который в дырку лез? - шепотом спросила я, едва сдерживая желание разодрать руки в кровь. Чесалось так, что даже голова перестала болеть.

- А фиг его знает. Я за кирпичи спрятался, сидел-сидел, выглянул - нет никого. Может, это бомж какой-нибудь был? Или пописать кому понадобилось?

Спасибо, родной, напомнил!

Пришлось тоже спрятаться за кирпичи.

Застегнувшись, я вышла из-за штабеля (или как там это называется, когда кирпичи аккуратно сложены?) и чуть не полетела в яму. Нет, пожалуй, это уже двадцать два!

- Да смотри ты под ноги, черт тебя подери! - вызверился Корнилов.

Я послушно посмотрела под ноги, то бишь в яму, и чуть не заорала благим матом.

Яма, вернее, траншея была глубиной метра два, на дне ее торчали какие-то ржавые колья. И вот на эти самые колья, как котлета на вилку, был насажен некий гражданин. Висел он лицом вниз. Одно острие прошло сквозь него где-то в области почки, другое торчало из-под лопатки. Вся спина когда-то белой трикотажной рубашки-поло пропиталась кровью. То ли она уже запеклась, то ли сумерки сгустили краски, но мне показалось, что такой черной крови у человека быть просто не может. Может, это и не человек вовсе?

Едва сдерживая тошноту, я нагнулась, чтобы посмотреть, какого цвета у него брюки. Коричневые! Как раз в белую рубашку и коричневые брюки был одет тот тип, который звонил в мою дверь. Я хорошо разглядела его в глазок, когда он уселся на подоконник. И стрижка его - короткая, почти ежик.

У меня противно зазвенело в ушах. Конечно, я чуть ли ни каждый день читала всевозможные описания различных трупов - расчлененных, разложившихся, изрешеченных пулями и так далее. Но одно дело читать, а совсем другое - видеть. Я вообще за всю жизнь видела всего двух покойников. Один - мусорщик из нашего дома в Сочи, который умер, хлебнув какой-то дряни. Другой - бабушка Света. Но мусорщика я видела издалека, а бабушка лежала в гробу такая просветленная и, если можно так сказать, красивая, что поневоле думалось: смерть - это что-то торжественное и возвышенное. Но этот... труп подобные мысли стопроцентно опровергал.

Корнилов держался лучше, чем я. И неудивительно, за последние дни это для него уже пятый покойник. Впрочем, и он стоял, крепко закусив губу.

- Кажется, это он, - сказала я, не уточняя, кто “он”, но Андрей понял. - Это ты его... туда свалил?

- Сам упал. Шел, головой вертел - и упал.

- Так ты видел? - поразилась я.

Видел - и ничего мне не сказал?! Ну и свинья болотная!

- Ну да. И что? Теперь и ты увидела. Понравилось? Лучше бы и не видела, наверно. Смотри-ка! - буркнул он, наклоняясь так низко, что я испугалась, как бы полетел туда следом.

- Что там?

Я тоже наклонилась, но, сколько ни всматривалась, больше ничего интересного не увидела.

- Совсем слепая? - возмутился Андрей. - Там на дне пистолет, с глушителем. Вот бы достать!

Он подобрал какую-то палку и попытался выудить пистолет из-под трупа, но ничего не вышло.

- Слушай, пойдем отсюда, - заныла я. - Пойдем, пока остальные не начали его искать. Странно, что до сих пор никого нет.

- Наверно, они не пролезли в дыру и ищут другой вход. Дай-ка еще разок попробую.

- Ну пожалуйста, Андрюшенька, пойдем, а? Зачем тебе пистолет? Мало ты уже вляпался? И вообще, там же труп, как тебе не страшно?

Но Корнилов и не думал меня слушать. С тупым упорством он снова и снова пытался подцепить пистолет, который неизменно соскальзывал вниз. Кончилось это тем, что мобильник, который висел у Герострата на поясе, каким-то образом отстегнулся от зажима и упал мертвецу прямо на спину. Андрей зашипел и переключился на подъем телефона. Это удалось сделать с третей попытки, после чего доставать пистолет ему расхотелось.

Возвращаться на проспект мы не стали. Мало ли что. Прошли по дорожке на другой конец пустыря, пролезли через дыру (с той стороны забор был из некрашеных досок) и дворами добрались до станции метро “Озерки”. Если кто и следил за нами, то мы, по выражению одного из отвергнутых мною авторов, “срубили их с хвоста”. И все-таки рисковать особенно не хотелось. Не знаю, как у Герострата, но у меня моментально развилась мания преследования. За каждым углом мне чудился бандит с пистолетом. Возможно, не один.

Мы перешли шоссе и спустились к озеру. Пару раз Динке удалось соблазнить меня приехать сюда позагорать, но мне не понравилось. Народу полно, вода грязная, пляж - тоже. В кабинки для переодевания очередь на километр. Все-таки жизнь в курортном городе меня избаловала, тем более если уж там я и ходила на пляж, то на приличный - сначала Эдуард доставал нам с мамой пропуска на свой санаторный пляж, а потом Мишкина мама (она работала в гостинице “Жемчужина”).

Мы сели на лавочку. Дело было вечером, делать было нечего. Хотя какой там вечер, ночь давно, хоть и белая. От всех переживаний страшно захотелось есть, и, чтобы подавить некстати проснувшийся аппетит, я вспомнила труп в яме.

- Ну и что дальше? - поинтересовалась я. - Есть идеи?

- Ну, в общем и в целом... Для начала нужно дождаться утра.

- Разумно, - кивнула я. - Это все?

- Аля, оставь свою идиотскую иронию при себе, - окрысился Герострат. - Если бы я сказал, что нам для начала надо прибарахлиться, ты бы с той же самой идиотской ухмылочкой спросила: “Что, прям щас?”. Скажешь нет?

Я предпочла промолчать. Тем более видок у нас после всех лазаний, ползаний и паданий был, просто скажем, аховский. Одним словом, бомжары. Интересные такие бомжики. У меня золото на шее и опалы в ушах, а у Андрея мобильник на поясе. Спать мы тоже улеглись, как бомжи - на лавке. Хотели валетом, но Корнилов заявил, что я, видно, во что-то вляпалась и от моих кроссовок воняет. Впрочем, его ботинки тоже пахли не розами. В результате я осталась на лавке, а Герострат устроился на сломанном лежаке.

Было холодно и жестко. Вдвоем было бы мягче и теплее. Нет, только этого нам еще и не хватало для полного счастья. Не место и не время. Надо же, когда ночью в Верхнем тупике с потолка мне на голову падали тараканы размером с яблоко, я думала, что хуже быть уже не может. Вот в этом и есть отличие оптимиста от пессимиста. Пессимист говорит: “Ну, хуже уже не бывает”. А оптимист: “Нет, бывает, бывает!”