Улица Теней, 77

В другие ясные ночи Филдинг видел крышу переоборудованной пристройки для хранения карет, поднимающуюся над задней стеной двора, и крышу более высокого гаража, построенного одновременно с превращением «Белла-Висты» в «Пендлтон». Теперь обе крыши исчезли, хотя свет полной луны посеребрил бы кровельные плитки. Большие ворота висели на погнувшихся петлях, но за их бронзовыми половинами царила полнейшая темнота. Зарева городских огней не виднелось ни над крышей северного крыла, ни на востоке, где ранее находились гаражи.

Откуда бы ни привозили еду, готовилась она не в «Пиццерии Сальватино», не в других ресторанах, где он ее заказывал. Если город не существовал, а на это указывало полное отсутствие огней, тогда не существовали и заведения, предлагавшие доставку на дом разных и вкусных блюд. Эти так аппетитно пахнувшие посылки привозили жалкие прихвостни Правящей Элиты, и теперь уже не приходилось сомневаться, что все эти сэндвичи с морепродуктами, макароны с мясом, пиццы и курицы по-китайски являли собой соевую зелень с различными ароматическими добавками, обманывающими обоняние и вкусовые сосочки языка.

Филдинг не столько испугался, сколько разозлился. Его охватил праведный гнев. Все-таки его догадки основывались не на пустом месте. И жизнь наконец-то полностью подтвердила его самые невероятные предположения.

Движение во дворе привлекло его внимание. Что-то появилось из-за поворота извилистой тропы, существо, ранее скрытое растительностью. Филдинг непроизвольно зашипел сквозь сжатые зубы. Он не знал, что за чудовище шло по тропе, но интуитивно понял, что оно враждебно к людям и злое.

Бледное, но не просто бледное, а светящееся изнутри (именно светящееся, а не отражающее или излучающее свет) пульсирующими оттенками желтого и зеленого — размером со льва, но ростом почти с человека, оно, казалось, кралось на мясистых лапах, формой и строением напоминающих лапки ложнокузнечика. Загадочное свечение открывало более темные внутренние органы. Тело — последовательность надутых пузырей — напомнило Филдингу ленточного червя. Тварь двигалась неспешно, но он нисколько не сомневался, что она может резко прибавить в скорости, завидев добычу. Пока же неведомый зверь сосредоточил все внимание на тропе, вероятно, шел по следу.

Такого страшного монстра Филдинг не смог бы представить себе и за тысячу лет кошмарных снов, он ужасал даже больше, чем тираннозавр, появись тот во дворе «Пендлтона» с разинутой пастью и сверкая длиннющими зубами. Филдинг подумал о далеких звездах, о бескрайних просторах космоса, о путешествиях протяженностью в десятки световых лет, потому что существо, которое он видел во дворе «Пендлтона», не могло родиться на Земле. Он содрогнулся телом и душой, ладони стали влажными и холодными, словно решимость, которая поддерживала его все эти долгие годы исследований, теперь вытекала из него.

И пока Филдинг смотрел на эту отвратительную тварь, словно кролик, зачарованный неожиданной встречей с гремучей змеей, существо подняло что-то, напоминающее голову, бесформенную массу, лишенную лево-правой симметрии, свойственной всем животным, созданным природой. А когда эта голова повернулась к Филдингу, он увидел, что морда не только предельно мерзкая, но и являет собой маску абсолютного зла.

Возможно, тварь смотрела всего лишь на луну, как лунатик, во сне покинувший кровать и подошедший к окну, но Филдинг верил, что взгляд твари устремлен на него и только на него, а три светящихся серебром круга, расположенных посреди бесформенной массы, на самом деле глаза. Выйдя из транса, Филдинг отступил от грязного окна, чтобы более не видеть двор, абсолютно уверенный, что ему наконец-то удалось столкнуться лицом к лицу с представителем Правящей Элиты.

Сайлес Кинсли

В неприятном желтом свете, с масляными тенями, отступающими от луча фонаря, создавалось ощущение, что просторное помещение находится под водой, и свет проникает в него, пройдя немалую толщу воды. Сломанная и заржавевшая центральная отопительно-охладительная установка напоминала двигатель затонувшего корабля, пробывшего много лет на дне океана.

В помещении стояла тишина, нарушаемая только легким шорохом, возможно, вызываемым сквозняком в другой части здания и разносимым по лабиринту труб, в которых более не текла вода для нагрева или охлаждения. Учитывая обстоятельства, Сайлес не мог отделаться и от другой, более тревожной версии: он слышит не шорох воздуха, а шепот людей, следящих за ним из-за давно обездвиженных машин. Может, совсем и не людей — существ, похожих на тварь, которую в 1973 году видел Перри Кайзер. Монстра, заговорившего с Перри измученным голосом пропавшего маляра.

С пистолетом охранника в руке, Сайлес продвигался в глубь лабиринта. Он понимал, что нужно узнать как можно больше о сложившейся ситуации. Если бы он позволил страху взять верх, ему пришлось бы принимать решения, основываясь на эмоциях, а не на здравом смысле, и едва ли он мог выбрать более короткий путь к смерти.

Сливное отверстие в помещении ЦООУ представляло собой канал, по которому периодически происходил мощный выброс магнитной — или какой-то другой — энергии, и ее хватало, чтобы временно слить воедино настоящее и будущее. Адвокатская интуиция Сайлеса предполагала, что именно здесь, в эпицентре, а не где-то еще, он найдет наиболее важные улики, которые, сложившись в цепь доказательств, помогут ему и его соседям избежать смертного приговора.

Луч фонаря упал на один из теплообменников. Тонкий металлический корпус пробили пули. Некоторые дырки пауки заплели паутиной. Возможно, на отверстия большего диаметра сил у них не хватило бы. Чем дальше уходил от двери Сайлес, тем больше находил дыр от пуль и вмятин от рикошетов. Попадались и приборы, развороченные пулями. В одном месте он увидел россыпь медных гильз, сначала десятки, потом сотни. Он старался не наступать на них, но некоторые все-таки задел, и они откатились, стукаясь о другие, издавая мелодичный звук маленьких колокольчиков.

Он ожидал вскорости найти останки сражающихся за ближайшим поворотом или за следующим и не ошибся. Нашел, но не человеческие. В проходе между бойлерами и водоумягчителями рядом друг с другом лежали два скелета, которым не хватало угловатости и шишковатых суставов, свойственных человеку. Кости не валялись на полу, словно небрежно брошенные после завершения древнего танца. Даже в смерти эти кости выглядели грациозно, плавные, как линии мастера каллиграфии, создавшего шедевр визуального искусства из предложений рукописного текста. Ростом в семь футов. Двуногие. С дополнительными пальцами на руках и ногах. Первый и шестой пальцы на конечностях длиной превосходили четыре остальных. Черепа напоминали большие футбольные мячи, без височных вмятин. Длинные и сильные челюсти предназначались для того, чтобы кусать, размеры зубов впечатляли. Черепа, казалось, улыбались акульим оскалом.

Луч фонаря также показал, что кости не белые — серые, даже зубы и те серые. Такое единообразие говорило о том, что они были серыми всегда, не выцвели по прошествии времени и не приобрели этот цвет при разложении плоти. Наклонившись и подняв одну из рук, Сайлес почувствовал, что эти кости легче человеческих. А когда отпустил, рука стукнулась о бетон чуть ли не с металлическим звуком.

Недалеко от первых двух скелетов он нашел еще три таких же. По костям мог с уверенностью предполагать, что эти существа — сильные, сообразительные и очень быстрые. Даже в смерти их зубы говорили о том, что перед ним хищники.

Наконец в юго-западном углу длинной комнаты он нашел четырнадцать человеческих скелетов, сидящих спинами к стене, десять взрослых и четверо детей. На костях не осталось плоти, из-за постоянной влажности истлела и одежда. Бетонный пол вокруг скелетов потемнел, впитав жидкость разлагающейся плоти. Хотя эти несчастные умерли давным-давно, Сайлес подумал, что все еще улавливает слабый запах гниения, возможно, навечно поселившийся в этом углу.