Пограничник

Иногда Иван оборачивался на собак, но особого беспокойства они не вызывали — у него есть дела и поважнее. Через пять километров он увидел долгожданную голубую эмблему батальона ООН и свернул с дороги. Он рассчитывал найти на базе оружие и, миновав пустырь, вернуться на шоссе на следующей развязке — так он сэкономит время и силы.

Иван беспрепятственно пересек контрольно-пропускной пункт, прошел мимо учебных полигонов и стальных ангаров, забитых дорогой, но совершенно бесполезной техникой, миновал вертолетную площадку, на которой застыли восемь знаменитых «Пираний». Теперь они стали металлоломом. А ведь как было бы здорово сесть и улететь сейчас к башням Тринити. И приземлиться на крыше одной из башен. И заняло бы это всего минут десять-пятнадцать. Но эти пятнадцать минут Иван потратил на то, чтобы отыскать склад с оружием. Наконец в одном из блочных зданий, Иван нашел арсенал. Он равнодушно прошел мимо ящиков с переносными зенитными комплексами, тем более не посмотрел в сторону реактивных: все это было неподъемно. Он искал хорошую штурмовую винтовку крупного калибра. Вскоре он нашел то, о чем мечтал: последнюю модификацию легендарной штурмовой винтовки Бундесвера «Heckler-und-Koch». Оставалось найти к ней патроны. Хорошо, что приемник винтовки был стандартным и в него можно было воткнуть любой ООНовский магазин. Иван нашел несколько «пакетов» — магазинов, соединенных между собой. Напоследок Иван прихватил несколько гранат, справедливо рассудив, что лишними они не будут. На этом он закончил, решив, что набранного веса и так предостаточно. В офицерских кабинетах Ивану посчастливилось обнаружить самое необходимое — обычные бумажные карты. Наверное, им он обрадовался даже больше, чем оружию. Плотно набив сумки и рюкзак, он закинул G-36 за плечо, взял в руки «Сайгу» и уверенно двинулся обратно. Собаки вертелись у КПП, поджидая Ивана, но стоило Ивану подойти поближе, как они бросились врассыпную. Иван обогнул шлагбаум и повернул направо — к пустырю. Привычный груз придавал уверенность, и Иван легко прошел километр до следующей развязки, по которой он собирался подняться на кольцо. До подъема оставалось метров триста, когда он случайно засмотрелся на кладбище. Что-то его смутило. Пораженный, он вытянул голову, пытаясь получше рассмотреть его сквозь заросли бурьяна, но вдруг застыл как вкопанный. Да, там, за низким заборчиком, действительно было старое кладбище. Было. Раньше было. Иван подошел к забору, чтобы поближе рассмотреть то, что не укладывалось в голове.

Все могилы были разрыты. Все до одной. Мертвецов не было. Зато были следы. Следы ног, которые начинались сразу же у разверстых могил и тут же исчезали, словно все, кто восстал из мертвых, воскреснув, сразу же поднялись на небо. Кладбище было очень старым, многие надгробные плиты и памятники покосились, а некоторые обрушились и были втоптаны в землю. Несколько уцелевших крестов виднелись вдали, среди берез. Иван на мгновение закрыл глаза.

— Господи! Что же это?

«Что тогда отец Евлампий читал? — судорожно стал вспоминать Иван. — Вспомню? Нет?.. Вспомнил! „Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы, летящия во дни, от вещи, во тме преходящия, от нападения и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяча, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится…“ И вот еще: „На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою; на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое“. Господи! Спасибо Тебе, ибо дал Ты мне еще один шанс, хотя знаю, что должен был я стоять перед Тобою, сир и наг, и нечем мне было бы прикрыть свои грехи. А так… Господи! Искуплю!»

Иван повернулся и, стараясь не оглядываться, почти бегом направился к шоссе.

Он заметил ее километров через пятнадцать, когда сделал пятиминутный привал в салоне большого автобуса, брошенного прямо на разделительной: маленькая фигурка, которая спокойно лавировала между автомобилями. Иван пригляделся: манерой двигаться существо напоминало человека. Так оно и оказалось. Когда тот подошел ближе, к своему удивлению, Иван обнаружил, что по шоссе идет ребенок, мальчик лет двенадцати. С каждым его шагом удивление Ивана росло: ему, взрослому человеку, прошедшему войну, было непросто выжить в новых условиях, а мальчик шел совершено один, без оружия и, казалось, абсолютно никого не боялся. Сперва Иван подумал, что это приманка. Но, внимательно оглядевшись, он не обнаружил ничего подозрительного. К тому же мальчик шагал так уверенно, что становилось ясно: он ничего не боится. Когда он подошел совсем близко, то Иван смог разглядеть на нем форму ювенального департамента. Это могло означать только одно: мальчик был воспитанником детского интерната.

Быть может, его родители были, как отец Евлампий, конви и власти решили, что растить ребенка лучше в интернате, под присмотром пасторов и опытных педагогов, а может, его родители были бедняками и не могли сами содержать ребенка — в подобных случаях детей тоже забирали в интернаты. Правда, часто туда же сдавали детей и люди побогаче — воспитывать своих отпрысков им было некогда. Евразийский Союз, как утверждала пропаганда, не делал различий между детьми разных социальных слоев и разных рас — их всех воспитывали в одинаковых условиях, в новой вере — «New Earth», или «Новая Земля».

Их учили гуманизму и философии, они пели мантры и совершенствовали сознание в специальных учебных центрах. До сих пор Иван не придавал этому никакого значения, но встреча с отцом Евлампием и Марией заставила его о многом поразмыслить и о многом изменить мнение. Нынешний Иван в отличие от старого по-другому смотрел и на прошлое Евразийского Союза, и на Москву, и на мальчика.

Мальчик приблизился к Ивану. Руки его были пусты.

— Привет! — сказал ему Иван. — Хочешь есть?

Мальчик поднял голову, и Иван увидел, что глаза ребенка так же пусты, как серое небо над его головой.

— Нет… — сказал мальчик. — Я сыт.

— Тебя кто-нибудь накормил? Как ты уцелел? Ты прятался под землей? — Иван сыпал вопросами, но мальчик не торопился отвечать.

Он вдруг опустился прямо на асфальт и произнес нараспев мантру, при этом причудливо сложив пальцы на разведенных в стороны руках.

Иван покосился на собак, которые, сидя поодаль, принюхивались и облизывались, поглядывая на паек Ивана. Кажется, мальчик их совершенно не интересовал. Для них он был всего лишь частью окружающей среды, они как будто и не видели его.

— Але, пацан! — Иван дотронулся до плеча мальчишки. — Эй! Слышишь? Хватит! Можешь пойти со мной, иначе тебе долго не протянуть!

Наверное, он сказал глупость, ведь уцелел же как-то мальчишка до сих пор. Но и оставлять его одного Иван не решался. Он наклонился к ребенку, заглядывая тому в лицо. Мальчик внезапно широко распахнул глаза, и на мгновение Ивану показалось, что они у него беспросветно-черные, без белков.

— Ты кто? — спросил мальчик.

— А ты кто? — спросил Иван.

— Я Питер.

— Питер? Может быть, Петр? Петька?

— Нет, — губы мальчика скривились, — я Питер. Питер. А ты кто?

— А я Иван. Откуда ты?

— Из учебного центра самосовершенствования человека, — ответ прозвучал столь категорично, что стало понятно: мальчик считает эту информацию вполне исчерпывающей.

— Ага, — без энтузиазма кивнул Иван. — Ясно. А где все, ты не в курсе?

— Они покинули Землю и ушли в нирвану, в великий космос. Великий Мантрейя призвал их туда.

— Гм, ясно. А зачем?

— Цикл развития человечества завершен, начинается новый цикл, новая эра. Все начинается сначала, и у меня есть шанс стать Наипервейшим. И у тебя он есть! — крикнул мальчик и, схватив Ивана за уши, резко ударил его лбом в переносицу.

Иван отшатнулся, схватившись за нос.

— Но я не позволю тебе стать Наипервейшим! — завизжал мальчик. — Им буду я! Только я! Я тренировался! Я знаю все мантры! Я знаю все законы мира! Я! Я должен быть Наипервейшим!

Иван, держась за нос, отступил.