Пограничник

Мария зарыдала.

Иван постоял над усопшим, потом развернул к себе Марию, обнял, она уткнулась ему в плечо.

— Ты не представляешь, какой он был! — всхлипывала она. — Человечище! А добрый какой… Он иногда мне вместо папки был. У него у самого опричники шестерых детей забрали, мол, денег у тебя нет воспитывать, да и не положено конви детей воспитывать, мол, надо не вере в Бога учить, а общечеловеческим ценностям. Это о том, чтобы Мамоне поклоняться. Матушка его от горя умерла, а он седой совсем стал, сюда вот ушел, сам ушел, здесь служил, нас укрывал, причащал и исповедовал. А скольким он помог, от смерти спас, скольких отмолил. Господи, прими душу усопшего раба твоего иерея Евлампия. Господи… Господи! Надо Псалтирь почитать над ним, Иван! Ваня, слышишь, надо почитать!

— Успокойся! — Иван еще крепче обнял Марию, прижался горячими губами к ее волосам. — Успокойся, я тебя прошу. Как надо, так и сделаем. Слышишь? Я тебя люблю, очень люблю. И никому тебя не отдам, слышишь? Мария! Мария…

Он гладил ее по голове, по мокрому от слез лицу своими огрубевшими пальцами.

— Не плачь… Слышишь? Только не плачь.

Он подхватил ее на руки и вынес из кельи, он укачивал ее, как маленького ребенка, и совсем не ощущал тяжести ее тела. Он целовал ее то в волосы, то в лоб, то в плечо — куда придется — и думал о том, что снова все вокруг зыбко и непонятно, словно выбили у него из-под ног опору… Постепенно всхлипывания девушки затихли.

— Пусти меня… — наконец прошептала Мария, и Иван опустил ее. Они вернулись в трапезную.

— Давай сейчас выпьем чаю и успокоимся, — предложил Иван.

— Не хочу чаю… — устало сказала Мария. — Вообще ничего не хочу сейчас… Зачем он тогда тут остался? Зачем остались мы? Зачем мы встретились? Нет, не говори, ничего не говори, я сама знаю ответы. Но только легче мне от них не становится… — она бросилась на скамью и вновь заплакала…

На этот раз Иван не стал ее успокаивать, а решил дать выплакаться. Он нашел закопченный старый чайник и поставил на плиту.

Они похоронили отца Евлампия в заранее им же самим и приготовленной пещерке. Обо всем подумал священник: и одежду оставил, и гроб себе из упаковочных досок сколотил, и Псалтирь на видном месте положил, чтобы не искали. Иван недоумевал, отчего тело отца Евлампия, во-первых, не исчезло, ведь, если всех призвали на Суд Божий в телах, значит, и отец Евлампий, по идее, должен был явиться туда в теле, а во-вторых, почему нет на этом теле никаких признаков тления. Словно священник не умер, а крепко заснул летаргическим сном.

— Упокой, Господи, душу раба Твоего, новопреставленного иерея Евлампия, прости, Господи, все его согрешения и упокой со святыми Твоими, — произнес Иван над усопшим первую в жизни самостоятельную молитву. — Да будет так!

— Аминь! — тихо сказала Мария.

После похорон Мария сразу ушла в храм, а Иван остался в трапезной. Он решил прибраться, пересчитать припасы, а заодно и поразмыслить, что же им делать дальше. Получалось, что у них было два пути: оставаться здесь, где были чистая вода и запасы провизии, или идти дальше. Ивану очень хотелось добраться до родной деревни Климово под Александровом — грызла тревога за отца. Если он остался в живых, а по лесам и долам бегали толпы голодных мутантов, то выжить он мог только в обустроенном подвале — там хранились запасы еды и воды, да и оружие кое-какое было. Но мало ли где могло застать отца это странное происшествие — например, в поле, в деревне или в ближайшем городке, куда отец иногда по утрам ездил за продуктами на старом-престаром внедорожнике. Иван понимал: шансов, что отец жив, мало, но ему нужно было убедиться во всем самому. Вот он и размышлял, каким бы способом побезопаснее добраться до деревни. Получалось, что в любом случае надо было сначала раздобыть оружие посерьезнее, а потом обязательно — транспорт. И лучше всего хотя бы БТР, а еще лучше — БМП, а то их съедят по пути. Но вот незадача: если все электроприборы вышли из строя, значит, ни один автомобиль, будь он на аккумуляторах, на бензине или на касторовом масле, работать не будет. А следовательно, вся эта авантюра так и оставалась авантюрой… Но Иван понял еще одно: в помещении храма электрика все-таки работала, ведь дозиметр в его кармане ожил! А значит, возможно отыскать действующий автомобиль, если он находится на территории какого-нибудь храма или на освященной земле. Другое дело, что найти неоскверненный храм сложновато, практически невозможно. Еще оставалось неясным, будет ли электрика работать за пределами храма. Если святость места была неким фактором, сдерживающим разрушение в момент Конца света, то, может, и будет, а вот если изменились сами законы физики, то работать больше ничего не будет. Даже дозиметр… Иван вздохнул и принялся мыть кухню. Вдруг он замер, оставил тряпки, вытер руки, прошел в каморку, в которой спал, взял с тумбочки фонарь. Включил, выключил, опять включил, посмотрел на луч света, хмыкнул. Никакой логики в происходящем не было… Свет фонаря был настолько привычен, что до этого момента Ивану и в голову не приходило, что работающий фонарь теперь сам по себе — чудо!

Но это могло означать только одно: шансы найти машину, работающую на аккумуляторных батареях, у них все-таки были. Только не БТР, а так, какую-нибудь городскую модель с низкой посадкой, которая могла ездить только по автобанам. Что ж, это лучше, чем ничего.

«Интересно, а ядерные реакторы по-прежнему работают или спеклись? — подумал Иван, вспомнив о Сколковской опытной модели, которая находилась совсем рядом, — а что произошло с атомными подлодками, которые несли дежурство при полном вооружении? Если экипаж исчез? Должны же они были рано или поздно врезаться во что-нибудь или опуститься на дно? А если взорвется реактор? Что тогда будет с ядерными боеголовками?»

До сих пор мысли об этом как-то не приходили Ивану в голову. Но если ядерные боеголовки на далеких подлодках волновали его слабо, то вот близость к Сколково заставляла задуматься… А еще Тверская АЭС, Костромская, Нижегородская, Саровская… А значит, надо было и в самом деле уходить подальше… «Уходить надо на Рязанщину или в сторону Питера, — размышлял Иван, — лучше на север, тогда можно будет и в Климово заглянуть… Хотя, может, лучше вернуться и рвануть южнее? Потом можно уйти на восток, на Урал — там почище. А пока надо валить подальше отсюда. Отец… Нет, надо будет все-таки заглянуть в Климово, посмотреть, что там. Без этого нельзя».

Иван вылил в канализационный слив грязную воду из ведра, убрал его на место. Все, курорт закончен.

— Мария! — заорал он громко, так чтобы она услышала его в храме. — Мария! Собирайся, мы уходим!

Она не отвечала, и Иван, толкнув дверь, вошел в храм. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Марии не было!

— Мария! — Иван обежал несколько каморок, находившихся на противоположной стороне, вернулся в храм. Мелькнула мысль, что здесь наверняка имелись тайные ходы и, быть может, Мария куда-то ушла по ним. Но, увидев, что дверь, ведущая в тоннель, приоткрыта, он, похолодев, толкнул ее, вышел в тоннель совершенно безоружный, готовый голыми руками порвать кого угодно, кто мог бы угрожать Марии, но и там никого не было. Под тяжелым ботинком Ивана что-то хрустнуло, он наклонился, посветил, поднял предмет, который увидел в грязи. Он поднес к глазам, желая удостовериться, что это ему не привиделось, маленький серебряный крестик на тоненькой порванной цепочке. Крестик Марии.

— Мария! — Иван закричал в темноту, все еще надеясь, что она откликнется. — Мария!!!

Но его крик эхом отразился от высоких сводов и вернулся к нему. Иван замер, весь превратившись в слух. Померещилось ему или он в самом деле услышал какие-то шорохи?

Иван метнулся в свою комнатушку, схватил каску с фонарем, дробовик, на ходу зарядил его, побежал обратно.

«Никакая тварь внутрь храма зайти не могла, это совершенно точно, тут отцу Евлампию я доверял, доверяю и будут доверять, — лихорадочно соображал он, не в силах понять, что же случилось. — Вокруг кто-то ходит, но сюда не сунется. Тогда что случилось? Может быть, она сама открыла дверь? Но почему? Может, ее кто-то позвал? Услышала знакомый голос? Или померещилось что-то?»