Страница 7 из 63
— Конечно, — язвительно отвечаю.
— Нет, — отвечает он. — Это не та же самая ситуация, когда Кай покидал тебя. Он не хотел уезжать. Знаешь ли ты, что означает для кого-то, покинуть тебя по собственной воле?
— Но у меня не было выбора! Места работы выбрали за нас.
Ксандер шумно вздыхает. — Ты, по-прежнему, ничего не понимаешь, — говорит он. — Ты бросила меня еще до того, как уехала из Ории. — Он кидает взгляд на чиновника и опять смотрит на меня, с серьезным выражением в синих глазах. А он изменился, с тех пор как я видела его в последний раз, стал жестче и осторожнее.
Больше похожим на Кая.
Теперь я понимала, что он имеет в виду, говоря «покинула». Для Ксандера я была потеряна, когда выбрала Кая.
Ксандер смотрит на наши руки, все еще сцепленные вместе.
Я прослеживаю глазами направление его взгляда. Его рука сильная, с грубыми суставами на пальцах. Он не умеет писать этими руками, но они проворны и точны в обращении с карточками и в играх. Физический контакт, пусть и не с Каем, но все же с тем, кого я люблю. Я держусь за него так, будто не отпущу никогда, и какая-то частичка меня вовсе не желает отпускать.
Воздух в главном зале кажется прохладным, и я поеживаюсь. Как назвать это время года: поздней осенью? Ранней зимой? Не могу сказать точно. Общество, с его дополнительными урожаями, размыло грань между сезонами, когда нужно сеять и собирать урожай, а когда дать земле отдохнуть. Ксандер освобождает руки и отстраняется, серьезно рассматривая меня. Я ловлю себя на мысли, что пялюсь на его губы, вспоминаю наш поцелуй в Городке, тот сладкий невинный поцелуй перед тем, как все изменилось. Думаю, что сейчас мы целовались бы совсем иначе.
Шепотом, который щекочет мою ключицу, Ксандер задает вопрос: — Ты все еще собираешься в Отдаленные провинции, чтобы найти его?
— Да, — шепчу я в ответ.
Чиновник объявляет, что наше время на исходе. Осталось всего несколько минут. Ксандер неестественно улыбается, стараясь говорить непринужденно.
— Ты действительно хочешь этого? Хочешь получить Кая, чего бы это ни стоило?
Я почти вижу слова, которые чиновник забивает в датапод, наблюдая за нами: «Обрученная женщина заволновалась после того, как Обрученный мужчина сообщил ей о том, что едет в Камас. Мужчина стал утешать ее».
— Нет, — отвечаю я. — Не любой ценой.
Ксандер делает резкий вдох. — И какая же та черта, которую ты не сможешь переступить?
Я глотаю. — Моя семья.
— Но не я, да, — говорит он. Стискивает челюсть и отводит взгляд. Повернись ко мне, думаю я . Разве ты не видишь, что тебя я тоже люблю? Что ты был моим другом долгие годы? Что, в какой-то степени, я, по-прежнему, чувствую себя Обрученной с тобой?
— Я этого не говорила, — тихо отвечаю ему. — Я не предаю тебя. Смотри. Сейчас я рискую. Открываю сумку и показываю ему то, что, по-прежнему, лежит там, что я сохранила. Синие таблетки. Они все еще являются подарком Ксандера, хоть он и дал их для того, чтобы найти Кая.
Глаза Ксандера широко распахиваются. — Ты обменяла компас Кая?
— Да, — отвечаю я.
Ксандер улыбается, и я вижу, как удивление, лукавство и счастье смешались на его лице. Я удивлена Ксандером и — собой. Мою любовь к нему оказалось сложно понять, сложнее, чем я ожидала.
Но найти я должна именно Кая.
— Время вышло, — подает голос чиновник. Офицер смотрит прямо на меня.
— Прощай, — говорю я Ксандеру, и мой голос прерывается.
— Я так не думаю, — отвечает он, и тянется, чтобы поцеловать меня так же, как я целовала до этого — практически рядом с губами. Если бы один из нас сейчас дрогнул, все могло бы измениться.
Глава 5
Кай
Мы с Виком поднимаем одно из тел и тащим его к могиле. Я декламирую те слова, которые посвящаю всем умершим:
— Время, Место — остались здесь.
А меня понесло — туда.
Я надеюсь столкнуться лицом к лицу
С Лоцманом у руля.
Не знаю даже, может ли быть что-то страшнее этой ситуации. Как может от этих тел что-то сохраниться, если они умирают так легко и разлагаются так быстро. Одна часть меня верит, что волна смерти, после всего, уносит нас в какое-нибудь место. Что есть кто-то, кого мы увидим в конце. А другая часть меня произносит эти слова над мертвыми, хотя я знаю, что они ничего из этого не слышат.
— Почему ты повторяешь их каждый раз? — спрашивает меня Вик.
— Мне нравится, как они звучат.
Вик ждет. Он хочет, чтобы я рассказал еще, но мне не хочется. — Ты знаешь, о чем эти стихи? — спрашивает он, наконец.
— Они о том человеке, чья надежда никогда не умирает, — отвечаю уклончиво. — Это строфа из стихотворения, которое существовало до эпохи Общества.
Но не из того стиха, который принадлежит мне и Кассии. Я не хотел бы говорить кому-либо теслова, пока их не услышит от меня сама Кассия. А сейчас я цитирую один из тех стихов, которые она обнаружила в своем Артефакте, когда открыла его в тот день в лесу.
Она не знала, что я был там. Я стоял, наблюдая за тем, как она читает строчки, написанные на бумаге. Смотрел, как ее губы придают форму словам стихотворения, которого я не знал, но которое услышал вскоре. Когда я осознал, что Кассия говорит о Лоцмане, я сделал шаг вперед, и под ногой хрустнула ветка.
— Это же не приносит им никакой пользы, — отвечает мне Вик, показывая на одно из тел, и раздраженно откидывает назад запыленные волосы, открывая лицо. Они не давали нам ножницы или бритву, чтобы подстричься и побриться — инструменты легко можно было использовать в качестве оружия, убивая друг друга или самих себя. Обычно это ни для кого не имеет особого значения. Только Вик и я находимся здесь достаточно долгое время, так что волосы уже спадают на глаза.
— Так это все? Какое-то древнее стихотворение?
Я пожимаю плечами.
Это ошибка.
Обычно Вика не волнует, когда я не отвечаю ему, но в этот раз я вижу в его глазах упрямство, вызов. Я начинаю обдумывать, как лучше его побороть. Усиливающийся обстрел еще больше будоражит Вика. Незаметно подталкиваю его к краю. Он крупнее меня, но не на много, и я учился сражаться здесь в течение нескольких лет. Теперь, когда я снова вернулся сюда, то вспомнил об этом, так же, как и о снеге на вершине горы. Мои мышцы напряжены.
Но Вик останавливается. — Ты никогда не делаешь зарубки на своей обуви, — говорит он, и его голос снова обычный, а глаза спокойны.
— Ага, — соглашаюсь я.
— Почему?
— Об этом никому не стоит знать, — отвечаю.
— Знать о чем? О том, сколько это уже длится для тебя?
— Знать что-либо обо мне, — поправляю его.
Мы отходим подальше от могил и присаживаемся на песчаные валуны на краю деревни, чтобы отдохнуть и перекусить. Цвета вокруг похожи на те, что были в моем детстве — красно-оранжево-коричневые, и даже выглядят так же: увядшие и жесткие, и, по-ноябрьски, холодные.
Я использую более тонкий конец ружья, чтобы порисовать на песчанике. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я умею писать, поэтому я не пишу ее имя.
Вместо этого рисую кривые линии. Волну. Как океан или как кусочек зеленого шелка, развевающегося на ветру.
Чирк-чирк. Песчаник, приобретший свою форму под воздействием воды и ветра, теперь поддается другой силе — мне. Я всегда изменял себя в соответствии с тем, чего ожидали от меня другие. Только тогда я был собой, настоящим, когда стоял на холме вместе с Кассией.
Я пока не готов нарисовать ее лицо. И даже не знаю, смогу ли. Поэтому царапаю другую линию на камне. Она немного напоминает ту C, что я учил рисовать Кассию в первый раз. Я провожу еще одну линию, вспоминая ее руку.
Вик наклоняется, чтобы поглядеть, чем я там занят. — Не пойму, на что это похоже.
— Это похоже на луну, — отвечаю ему. — На молодой месяц.