Сплетенные судьбами

— Ты присоединился? — спросил он.

— Присоединился к чему? — спросил я, смахивая пот с лица. Тогда мне нравилось копать. И даже представления не было о том, сколько всего мне придется сделать позже.

Ксандер присел на корточки и сделал вид, что помогает мне. — К Восстанию, — тихо произнес он. — Против Общества. Кое-кто обратился ко мне на этой неделе. Ты ведь тоже состоишь в их рядах?

— Нет, — ответил я Ксандеру.

Его глаза распахнулись. — Я думал иначе. Просто был уверен в этом.

Я затряс головой.

— Я думал, мы оба должны быть в их рядах, — сказал он странно-смущенным голосом. Никогда раньше я не слышал, чтобы Ксандер говорил таким тоном. — Думал, что ты, возможно, всегда знал о них. — Он прервался. — Как ты думаешь, у нее они тоже спрашивали?

Мы оба знали, о ком идет речь. Кассия. Конечно же.

— Я не знаю, — ответил я Ксандеру. — Вполне вероятно. Они ведь спрашивали у нас. Наверно, у них есть список людей, с которыми нужно связаться в нашем Городке.

— А что случается с теми, кто говорит «нет»? — поинтересовался Ксандер. — Они дали тебе красную таблетку?

— Нет, — сказал я.

— Может быть, у них нет доступа к красным таблеткам, — предположил Ксандер. — Я работаю в медицинском центре, но даже не знаю, где Общество хранит красные таблетки, где-то отдельно от синих и зеленых.

— Или, возможно, повстанцы просят присоединиться лишь тех людей, которые точно не выдадут их, — продолжил я.

— А откуда им это известно?

— Некоторые из них по-прежнему члены Общества, — напомнил я ему. — У них есть наши данные. Они могут пытаться прогнозировать, как мы поступим, — я прервался. — И они правы. Ты не выдашь их, потому что присоединился. А я не выдам, потому что отказался. — И потому что я Отклоненный, подумал я про себя. Меньше всего мне хочется привлекать к себе внимание, особенно доносить на повстанцев.

— Почему ты не присоединился? — спросил Ксандер. В его голосе не было слышно никакой насмешки, он просто хотел знать. Впервые за все то время, что мы знакомы, я заметил в его глазах нечто, похожее на страх.

— Потому что я не верю в них, — ответил я ему.

Мы с Ксандером никогда не были уверены, обратятся ли они к Кассии. И мы также не знали, примет ли она после этого красную таблетку. И не могли у нее ничего спросить, чтобы не вовлечь в неприятности.

Позже, когда я увидел ее в лесу читающей те два стихотворения, я подумал, что принял неправильное решение. Я думал, что у нее есть стих Теннисона, потому что он относится к произведениям Восстания, и что я упустил свой шанс быть вместе с ней в рядах повстанцев. Но затем я выяснил, что стихотворение, которое она действительно любила, было другим. Она избрала свой собственный путь. И тогда я еще сильнее влюбился в нее.

— Ты серьезно хочешь присоединиться к Восстанию? — задаю вопрос Инди.

— Да, — отвечает она. — Да.

— Нет, — возражаю я. — Ты хочешь этого сейчас. Может быть, ты будешь счастлива среди них несколько месяцев, лет, но это не твое.

— Ты не знаешь меня, — говорит она.

— Нет, знаю, — продолжаю я. Я быстро придвигаюсь к ней ближе и снова касаюсь ее руки. У нее перехватывает дыхание. — Забудь обо всем этом. Мы не нуждаемся в Восстании. Здесь есть фермеры. Мы начнем жизнь сначала, я и ты, и Кассия, и Элай. Где-нибудь на новом месте. Что случилось с той девочкой, которая хотела уплыть и потерять берег из виду? — Я крепко стискиваю ее руку и не отпускаю.

Инди ошеломленно глядит на меня. После того, как Кассия рассказала мне историю Инди, я понял, что произошло. Инди столько раз слышала рассказ о ее матери, о лодке и воде, что просто начала верить в это.

Но сейчас она вспомнила то, о чем пытается забыть. Что это была не ее мать, а она сама. Всю жизнь, слушая песню мамы, Индив результате построила лодку и стала причиной своей реклассификации. Она потерпела неудачу, разыскивая Восстание, и даже никогда не теряла берег из виду. В конечном счете, Общество просто отправило ее умирать в пустыне подальше от океана.

Я уверен, все случилось именно так, потому что знаю Инди. Она не из тех людей, которые будут просто так наблюдать, как кто-то строит лодку и уплывает без них.

Инди так сильно желает разыскать Восстание, что не замечает ничего вокруг. В том числе и меня. Я гораздо хуже, чем она обо мне думала.

— Прости меня, Инди, — говорю я, действительно раскаиваясь. И мне больно от того, что я собираюсь сделать. — Но Восстание не спасет никого из нас. Я видел, что случается, когда кто-то присоединяется к ним. — Я подношу спичку к уголку карты. Инди вскрикивает, но я крепко держу ее. Огонь начинает лизать края холста.

—  Нет, — кричит Инди, пытаясь выхватить карту. Я отталкиваю ее. Она оглядывается по сторонам, но мы оба оставили наши фляжки в пещере. — Нет, — снова выкрикивает Инди и, отталкивая меня, выбегает наружу.

Я не пытаюсь остановить ее. Что бы она ни собиралась сделать — собрать дождевые капли или принести воду из реки — это займет слишком много времени. Хорошо, что карта исчезла. И воздух снова наполнен запахом горения.

Глава 38

Кассия

Мне сложно сосредоточиться на строчках перед собой, в то время как я представляю, о чем там разговаривают в ночи за пределами пещеры. Я обнаруживаю, что снова читаю поэзию, следующую часть стихотворения Недосягаем ты — но я:

Осталось Море — малый путь

Для ободрённых ног.

Товарищ детских игр, трудись!

Отныне пусть я вновь

Пушинкой стану для тебя —

Легчайшей из всех нош.

На этом стих обрывается, хотя я могу утверждать, что дальше шли и другие строфы. Следующая страница вырвана из книги и утеряна. Но даже в этих кратких строчках я слышу, что поэт разговаривает со мной. Ушедши, она или он по-прежнему имеет голос.

Почему я так не могу?

Я внезапно осознаю, чем меня так привлекает творчество этого автора. Не только сами слова, но их значение, чувство того, какона умеет вставить слова в нужное место и сделать их своими собственными.

Но сейчас не время для этого, напоминаю я себе. Следующая коробка полна книг, похожих одна на другую; все они содержат слово ГРОССБУХ на кожаной обложке. Я беру одну книгу и пробегаюсь глазами по строчкам:

Тринадцать страниц истории, за пять синих таблеток. Плата посреднику: одна синяя таблетка.

Одно стихотворение, Рита Дав, в оригинальной печати, за информацию о действиях Общества. Плата посреднику: право доступа к обменной информации.

Один роман, Рэй Брэдбери, третье переиздание, за один датапод и четыре оконных стекла с участка реставрации. Плата посреднику: два стекла.

Одна страница из Библии, за три пузырька лекарства. Плата посреднику: ничего. Посредник провел личный обмен от своего имени.

Значит вот как происходила торговля, и поэтому здесь так много разорванных книг и утерянных страниц. Фермеры собирали книги, но они же разрывали их, оценивали стоимость и обменивали по частям и кусочкам. Эта мысль огорчает меня, но, конечно, им просто приходилось заниматься этим.

Так же как приходится архивистам, и пришлось мне, когда я сохранила таблетки и обменяла компас.

Таблетки. Записки Ксандера. Спрятал ли он внутри что-нибудь секретное? Я разрываю пакет и раскладываю содержимое на две кучки на столе: синие таблетки отдельно, записки отдельно.

Ни в одной из бумажек не говорится о чем-то секретном.

Возможный род деятельности: чиновник.

Возможность успешного будущего: 99,9 процентов.

Возможная длительность жизни: 80 лет.

Информация, открывающаяся строчка за строчкой, уже известна мне, либо я о ней догадывалась.

Чувствую на себе взгляд. Кто-то стоит у входа в пещеру. Поднимаю глаза, направляю луч фонарика вдоль песчаного пола, одновременно запихивая таблетки и записки обратно в сумку. — Кай, — начинаю я. — Я только…