Страница 28 из 63
Одним из стихотворений, которые Общество не одобрило для списка Ста, было «Пересекая черту» Теннисона. Этот стих стал неофициальным паролем для членов сопротивления. Он содержит в себе два важных аспекта Восстания:
1. Лидер, называемый Лоцманом, руководит Восстанием, и
2. Те, кто принадлежит Восстанию, верят, что вернутся лучшие дни Общества — времена до отбора списков Ста.
Некоторые из Аномалий, сбежавших из Общества в ранние годы, присоединились к Восстанию. И теперь, несмотря на то, что Восстание существует во всех областях Общества, наибольшую силу оно сохраняет в Приграничных областях и Отдаленных провинциях. Особенно там, куда, с наступлением времен Ста, все в больших количествах отправляют Отклоненных.
— Ты ведь уже знал обо всем этом? — спрашивает Вик.
— Частично, — отвечаю я. — Мне известна часть про Лоцмана и Восстание. И, конечно же, я знал о Комитетах Ста.
— И об уничтожении Отклоненных и Аномалий, — продолжает Вик.
— Верно, — соглашаюсь я с горечью в голосе.
— Когда я услышал, как ты читаешь стих для того первого парня в воде, — говорит Вик. — Я подумал, может быть, ты расскажешь мне о том, что ты был членом Восстания.
— Нет, — отвечаю я.
— Даже несмотря на то, что твой отец был лидером?
— Нет, — я больше ничего не говорю. Я не был согласен с тем, что делал мой отец, но и не предавал его. Это еще одна зыбкая черта, и я не хочу быть пойманным на неверной стороне ее.
— Никто из остальных приманок не узнал эти слова, — продолжает Вик. — Я думал, что было больше Отклоненных, которые знали о Восстании, и рассказали о нем своим детям.
— Возможно, они были теми, кто просто знал, как убежать, пока Общество не начало отправлять нас в деревни, — предполагаю я.
— И фермеры не были членами Восстания, — говорит Вик. — Я-то думал, что ты именно поэтому ведешь нас к ним — чтобы мы присоединились к сопротивлению.
— Я не вел вас никуда, — возражаю я. — Фермеры знали о Восстании. Но не думаю, что они были его членами.
— Тебе известно не так уж много, — усмехается Вик.
Я натянуто смеюсь. — Да, — повторяю. — Не много.
— Я думал, у тебя более возвышенные цели, — задумчиво произносит Вик. — Например, собрать людей и привести их в ряды Восстания. Но, оказывается, ты ушел в Каньон, чтобы спастись самому и найти девушку, в которую влюблен. Вот и все.
— Вот и все, — соглашаюсь я. И это правда. Он может думать обо мне, что угодно, если так хочет.
— Ладно, тогда, — произносит Вик. — Спокойной ночи.
Когда я царапаю по камню кусочком агата, он оставляет четкий белый след. Этот компас, конечно же, не будет работать. Его нельзя открыть. Стрелка никогда не будет вращаться, но я в любом случае нацарапаю. Нужно найти еще кусок агата. Я лучше буду стирать его, выцарапывая рисунки, чем убивать.
Я заканчиваю работу над компасом, когда остальные еще спят. Когда все сделано, я поворачиваю его в руке так, чтобы стрелка, как я надеюсь, указывала на север, и тогда ложусь отдыхать. По-прежнему, ли Кассия хранит у себя тот настоящий компас, который сберегли для меня дядя с тетей?
Она снова стоит на вершине холма. В ее руке маленький кусочек золота — компас. На горизонте диск более яркого золота — восходящее солнце.
Она открывает компас и смотрит на стрелку.
На ее лице слезы, а волосы путает ветер.
На ней надето зеленое платье.
Юбка скользит по траве, когда она наклоняется, чтобы положить компас на землю. Когда она выпрямляется, ее руки пусты.
Ксандер стоит рядом и ждет. Он протягивает руку.
— Он ушел, — говорит ей Ксандер. — А я здесь. — Его голос полон печали. И надежды.
Нет, начинаю я, но Ксандер сказал правду. Меня там нет, действительно нет. Я всего лишь тень, наблюдающая с неба. Они настоящие. А я уже нет.
— Кай, — Элай трясет меня за плечо. — Кай, проснись. Что с тобой?
Вик щелкает кнопку фонарика и светит мне в глаза. — Тебе приснился кошмар, — говорит он. — Что ты видел?
Я трясу головой. — Ничего, — отвечаю, глядя на камень в своей руке.
Стрелка этого компаса застыла на месте. Не вращается. Не изменяется. Как и мы с Кассией — захваченные одной мыслью, одной идеей под этим небом. Одной правдой, чтобы удержаться на ногах, когда все остальное вокруг обращается в пыль.
Глава 16
Кассия
В моем сне он стоит на фоне солнца и поэтому выглядит темным, хотя я знаю, что для меня он является светом. — Кассия, — говорит он, и от нежности, звучащей в его голосе на моих глазах появляются слезы. — Кассия, это я.
Я не могу говорить; я протягиваю руки, смеюсь, плачу от счастья, что я не одинока.
— Теперь мне нужно уходить, — говорит он. — Будет очень ярко, но ты не закрывай глаза.
— Они открыты, — говорю я растерянно. Иначе как бы я смогла его увидеть?
— Нет, — отвечает он. — Ты спишь. Но тебе нужно проснуться. Время пришло.
— Ты ведь не покидаешь меня, нет? — только об этом я могу думать, что он может уйти.
— Да, — произносит он.
— Нет, — прошу я его. — Пожалуйста.
— Тебе придется открыть глаза, — повторяет он, и я повинуюсь и просыпаюсь, глядя в небо, полное света.
Но Ксандера здесь нет.
Слезы — пустая трата влаги, уговариваю я себя, но все равно не могу сдержать их. Они ручьем текут по лицу, оставляя дорожки на запыленной коже. Я пытаюсь не зарыдать в голос; не хочу разбудить Инди, которая все еще спит, невзирая на солнце. После того, как вчера увидели помеченные голубыми линиями тела, мы целый день шли по высохшему руслу другого ущелья. Мы не видели никого и ничего.
Я прислоняю ладони к лицу и держу их так, чувствуя тепло своих собственных слез.
Я очень боюсь, думаю я. За себя, за Кая. Я подумала, что мы шли не по тому ущелью, так как не смогли найти ни следа Кая. Но, если они превратили его в пепел, я никогда не узнаю, где он был.
Я всегда надеялась, что найду его — все те месяцы, что я сеяла семена, и когда летела на том воздушном корабле без окон, сквозь ночь, и во время длинного перехода через Каньон.
Но теперь может получиться так, что искать уже нечего, бьется в голове навязчивая мысль. Может быть, Кай уже мертв, как и Восстание. Что, если Лоцман умер, и никто не занял его или ее место?
Я бросаю взгляд на Инди и ловлю себя на мысли — действительно ли она моя подруга? Вдруг она является шпионом, думаю я, посланным моей чиновницей, чтобы наблюдать, как я теряю силы и медленно умираю в этом Каньоне. Так что чиновница уже знает, что объект ее эксперимента прошел свой путь до конца и выбыл из игры.
Откуда берутся эти мысли?Я удивляюсь, и вдруг меня озаряет. Я больна.
Случаи заболевания очень редко встречаются в Обществе, но сейчас-то я нахожусь за его пределами. Мой мозг сортирует все возможные варианты: истощение, обезвоживание, психическое перенапряжение, скудная пища. Так и должно было случиться.
Я чувствую себя лучше, осознав этот факт. Если я больна, значит не в себе. И не должна верить этим мыслям о Кае и Инди, о Восстании. В голове такая путаница, что я забываю: моя чиновница — не та, кто начал этот эксперимент. Я вспоминаю тот блеск в ее глазах, когда она сидела во дворике музея в Ории и лгала мне. Она даже не знала, почему имя Кая появилось в базе данных для подбора пар.
Я делаю глубокий вдох. На мгновение, ко мне возвращается ощущение из сна о Ксандере, и я успокаиваюсь. — Открой глаза, — сказал он мне. Что Ксандер хотел, чтобы я увидела? Я оглядываю пещеру, в которой мы расположились на ночлег. Я вижу Инди, камни, мою сумку с таблетками внутри.
В некотором роде, синие таблетки я получила не от Общества, а от Ксандера, которому я доверяю. Я ждала достаточно долго.