Пешки - сборник рассказов

Он медленно поднимался по лестнице к дверям своей квартиры, вновь пытаясь поймать хотя бы одну мысль.

- Ну, здравствуй, Вальтер, - женский голос звучал откуда-то сверху.

- Кто здесь? – он нехотя повернулся на звук голоса, но никого не увидел.

- Я это, не узнаешь?

- Нет. Я не узнаю, и у меня нет настроения играть в прятки, - он наконец-то поймал ключом замочную скважину.

- У меня тоже нет желания играть в прятки, мы сейчас в другую игру поиграем, - Ира Канаева медленно спускалась по лестнице.

- Ирка? Ты что здесь делаешь? – Вальтер спросил чисто автоматически. Голова не способна была соображать, кто, зачем и почему.

- Поговорить пришла, - Ира подошла почти вплотную.

- Давай завтра, ты же сама все понимаешь, - он попытался закрыть дверь.

- Нет, Вальтер, сегодня, не заставляй меня сердиться.

- У меня нет сил с тобой спорить. Заходи, - он вошел в квартиру и устало опустился на корточки около собственной двери.

- Я все знаю, Вальтер.

- Что ты знаешь? – он пока еще не мог понять, что же происходит.

- Я знаю все, о девочках, которых ты за бабки отправляешь на смерть, о списках, о Тане-Тигренке и других, о шофере, который, как разведчик, меняет машины, имена и номера телефонов. Не спрашивай, откуда я все это знаю. Когда-то ты сказал, что я умная. Думаю, ты оказался прав, но я не настолько умна, как хотелось бы, поэтому у меня еще есть вопросы, на которые ты должен ответить. Это будет моим вознаграждением за то, что я не сдала тебя в милицию. Я могла сделать это и тебя посадили бы за организацию похищения людей. Мы почти в расчете, Вальтер.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь и чего ты хочешь, - Валентин Георгиевич впервые за этот день вышел из состояния оцепенения.

- Я ни о чем не говорю. Я просто пришла за объяснениями. Я хочу составить полную картину, но на некоторые вопросы у меня пока нет ответов. И мы поиграем в игру вопрос-ответ. Если ты не объяснишь мне всего, что я не понимаю, я сдам тебя в милицию. Поверь, мне есть, что им рассказать. Ты думаешь, я блефую, но у тебя сейчас нет выбора. Ты можешь использовать только один беспроигрышный в данной ситуации вариант – убить меня.

- А что, хорошая мысль, - Теплицкий криво ухмыльнулся.

- Да, Валя, мысль хорошая, но не новая. Она ведь уже приходила тебе в голову, именно поэтому я оказалась в том самом списке. Но, как видишь, у тебя не очень получается убивать меня. Так что не советую пробовать. Я подстраховалась на этот случай.

- Что именно ты хочешь узнать? - Теплицкий понял, что не в силах сейчас врать и сопротивляться. Он почувствовал, что невероятно, смертельно устал. – Можешь мне не верить, но я и сам не знаю ничего, кроме имени человека. Даже номера его телефона не знаю. Он сам всегда звонит мне.

- Мне нужно знать все, что знаешь ты.

- Зачем тебе это?

- Не важно.

- Какие у меня гарантии, что если я отвечу на все твои вопросы, ты не пойдешь и не настучишь на меня?

- Никаких. Я просто говорю, что не буду заявлять на тебя в милицию. Никто ничего не узнает до тех пор, пока я жива.

- Что ж, красиво. Как в кино. Ладно, мисс Марпл, задавай свои вопросы.

14.

« …Ну вот, я закрываю последнюю страницу дневника. Почему последнюю? Потому что я сделала все, что должна была. Здесь описано все, что я знаю. Теперь я действительно понимаю, что я была во всем права. Вальтер не открыл мне ничего нового, кроме имени человека, увозящего наших девчонок. Его имя Егор. Что ж, Вальтер, во всей истории ты сыграл очень странную, и очень страшную роль. Ты сам не понял, что ты наделал. Ты заварил эту кашу, и ты же помог ее расхлебать. Но теперь мы с тобой действительно в расчете. Внеся меня в тот список, ты пытался убить меня, Вальтер, но у тебя не получилось. А я, когда обо всем узнала, тоже очень хотела убить тебя, но у меня тоже не получилось. Погибла Лена. Это я подсыпала лошадиную дозу сильнодействующего снотворного в бокал. Я не знаю, когда и зачем вы поменялись бокалами. Это безумная, роковая случайность. Это ты, Вальтер, должен был заснуть и не проснуться, а не Ленка. А она выпила содержимое твоего бокала и через десять минут просто потеряла сознание и умерла от остановки сердца. Это тебе я хотела отомстить. Ты ведь так и не понял, кто тогда подсыпал этот порошок. Теперь я просто сделала это еще раз. Ты должен умереть за все, что ты натворил, Вальтер. И сегодня ты все-таки выпил то, что тебе предназначалось. Теперь мы действительно в расчете, потому что сейчас ты спишь здесь, в своей квартире и во сне задыхаешься от газа. А я, преступив черту, и убив невинного человека, тоже не смогу спокойно жить. Поэтому, сегодня мы пили с тобой вместе… Мои глаза уже почти не видят, руки уже не слушаются, но я чувствую мерзкий, сладкий запах газа, который примирит меня с этой жизнью. Мы совершили одинаковое преступление и ответим за него одинаково, а дневник будет просто лежать на столе… Я верю, что он сыграет свою роль в наказании всех, кто виноват. Я обещала, что не сдам тебя в милицию, пока жива. Скоро этого препятствия не останется… Я чувствую этот запах…. Ты ответишь за все… Я чувствую…Ты…Я…Прощайте…»

Осень 2006

Аделина и психолог

* * *

Григорий Александрович Соболев возвращался из Челябинска с похорон матери. Он сидел у иллюминатора и невидящим взглядом смотрел вниз на проплывающие картинки. Все, что было там, напоминало раскиданное содержимое маминой коробки для рукоделия - крыши домов, словно рассыпанные блестки, реки, как тонкие ленточки, леса и поля, как куски разноцветной материи – все это проплывало под ним, но Григорий Александрович ничего не замечал. Перед глазами стояло лицо матери, которую он не видел почти десять лет. Чувство безысходности и вины переплелись в единый толстый канат, который душил и не давал вернуться к повседневной жизни московского врача-психолога, наполненной событиями и эмоциями. Как теперь работать Григорий Александрович не понимал. Психолог не может замыкаться на своих проблемах, он должен жить чужими, вникать, думать, чувствовать, а Григорий Александрович был уже не молод, недавно ему стукнуло пятьдесят шесть. Никто не знает, чем измеряется успешность психолога, то ли количеством пациентов, то ли величиной гонораров, то ли профессиональным результатом, то есть, числом людей, которым стало легче жить на свете. В любом случае, всего этого у Григория Александровича было в достатке.

Они познакомились в самолете. Она сидела через два кресла от него в среднем ряду. Сидела и наблюдала, а потом просто подошла и сказала: « Молодой человек, не могли бы вы уступить мне место у окна?» Он даже не понял, откуда идет звук. Просто что-то инородное стукнуло по черепной коробке, причинив боль, будто от тупого удара.

- Молодой человек, не могли бы вы уступить мне место у окна? – звук повторился.

- Что, простите? – Григорий Александрович обернулся и поморщился – боль снова пронзила мозг.

- Ну, сколько ж повторять можно, - молодая красивая девица плюхнулась рядом с ним.

- Простите, я не расслышал.

- Я говорю, что не могу сидеть в среднем ряду в самолете. Мне душно и плохо. Я подумала, что вы джентльмен, и уступите даме место, – девица хмыкнула и улыбнулась ярко накрашенными губами.

- Я уже давно не молодой человек, и отнюдь не джентльмен, я психолог, - Григорий Александрович говорил как будто через силу, - И, как психолог, могу вам сказать, что вы явно ошиблись. Если вы ищете приключений или мужчин для спонсирования вашей насыщенной жизни, то вы обратились не по адресу. Кроме того, свободные места у окна в достаточном количестве находятся в хвостовом салоне, - он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.