Страница 137 из 154
— Рад встрече, сэр, — произнес тихий лысый человек в очках без оправы, пожимая Ланарку руку. — Кодак, Тимон Кодак из Южной Атлантиды. Одному богу известно, почему меня выбрали делегатом. Мое истинное призвание — научные исследования, для «Алголагникса». И все же это заманчиво — побывать на других континентах. Семья моей матери родом из Унтанка.
Кивая, Ланарк думал: «Она улыбается мне в точности как Либби. Я думал, Либби нацелилась меня соблазнить, но у нее есть друг. У всех привлекательных и здоровых девушек имеются друзья — привлекательные и здоровые юноши. Говорят, юным девушкам нравятся мужчины постарше, но мне такие не попадались».
— У вас там есть замечательная женщина, — сказал Кодак.
Ланарк уставился на него. Кодак пояснил:
— Эта маленькая пожилая профессорша. Как же ее имя? Штцнгрм. Что за доклад она послала совету! Знаете, предварительный доклад о загрязнениях в пермском пласте. Мы в «Алголагниксе» просто подскочили, когда узнали. Да, нам есть откуда черпать информацию.
Ланарк улыбался, кивал и прихлебывал коктейль. Он думал: «Ну можно ли смотреть на нее и удерживаться от улыбки? В ее лице столько веселья и ума, миг — и она удивленно подняла брови, еще миг — с интересом прищурила глаза. Я буду улыбаться, но потихоньку. Первенство должно быть за публикой, а не за исполнителем. Пусть толпа чувствует, что он их замечает, оценивает, одобряет, но с позиции силы». Кодак говорил:
— Конечно, в первую очередь нас интересует ее заключительный доклад, где обозначена локализация. Как я понимаю, завтра вы увидитесь с Уилкинсом. Он человек весьма и весьма неглупый — лучший ум в совете. Мы в «Алголагниксе» его очень уважаем. До сих пор мы всегда опережали его на шаг-другой, но это стоило немалых усилий. Кстати, у нас в «Алголагниксе» многие считают, что совет обошелся с Унтанком безобразно. Никого не удивило, что вы со Сладденом склоняетесь к независимой политике. Вам нужно больше власти! Сугубо неофициально: в группах «Тунк — Квидатив» и «Квантум — Кортексин», как мне известно, тоже склоняются к этому мнению. Но, наверное, они уже говорили вам об этом?
Серьезно кивая, Ланарк думал: «Если бы она знала, что я испытываю при виде ее лица, такого юного, такого живого; как я завидую шву ее джинсов, ведь он проходит по ее животу, по маленькому холмику между бедер и через… и наверх… и меж… и позади… если бы она знала, как мало во мне качеств лидера, я бы в два счета ей наскучил. Я должен улыбнуться ей так же, как улыбаюсь этому лысому в ответ на его намеки: понимающей улыбкой, которая говорит, что мне известно больше, чем думают они, судя по тому, что им известно».
— Эй! — хихикнул Кодак. — Заметили вот тот цветочек, что не сводит с вас глаз? Держу пари, она бы понеслась с места в карьер. Да, я уверен, Уилкинс спит и видит, как бы заполучить этот ваш заключительный доклад. Если знает о его существовании. А знает ли?
Ланарк уставился на него. Кодак рассмеялся и сказал, потрепав Ланарка по плечу:
— Наконец вопрос в лоб, да? Прошу прощения, власть и промышленность хотя и переплетены, но не настолько. Пока нет. Мы поддерживаем друг друга, потому что порядок — неба основной закон, но помните Костагуану? Помните, как от нее откололась Западная республика? Без нашей поддержки этого бы не произошло. Конечно, мы тогда еще не назывались «Алголагниксом»; это были времена старой Корпорации материальных интересов. Ух ты, они были настоящей бандой разбойников! Их минералом было серебро, а оно не то что другие минералы, улавливаете?
Горько улыбаясь, Ланарк думал: «Все, что я испытываю, глядя на нее, — это холодная мука — мука оттого, что жизнь едва теплится в моем толстопузом теле лысеющего старика. Однако лидер и должен быть больше чем наполовину мертвецом. Людям нужен твердокаменный монумент, чтобы ему поклоняться, а не слабый человек, подобный им самим. Сладден поступил мудро, послав меня. Я человек несгибаемый».
— У вас пустой стакан, — заметил Кодак и взял стакан Ланарка. — Попрошу кого-нибудь из девушек его наполнить; да мне и самому не худо будет выпить.
— Не будьте обманщиком, Ланарк. — Перед ним стояла, улыбаясь, вторая Джой. — Вы обещали мне два танца, помните? Хоть один-то мы можем станцевать?
Не дожидаясь ответа, вторая Джой повлекла его к танцующим.
Горечь отхлынула от его сердца. Тугой браслет ее пальцев вокруг его запястья давал легкость и свободу. Рассмеявшись, Ланарк обнял ее за талию.
— Так Гэй — ваша мать? А рана у нее на ладони зажила?
— Разве у нее была рана? Она мне не говорила.
— Что она сейчас поделывает?
— Она журналист. Не будем о ней; наверняка с вас хватит и меня.
Сначала вести ее оказалось трудно: музыка была настолько быстрой и отрывистой, что прочие пары танцевали, не касаясь друг друга. Ланарк танцевал под самые медленные звуки из всех, что раздавались в комнате, где главной составляющей шума были голоса беседующих. Сливаясь воедино, они напоминали разговор водопада с озером, оркестр же при этом походил на возбужденный хор насекомых. Прочие танцоры сталкивались с Ланарком, но потом разошлись по краям площадки и стояли там, подбадривая и аплодируя. Не сразу, инструмент за инструментом, оркестр смолк, и вторая Джой, резко вырвавшись, убежала в толпу. Среди взрывов смеха Ланарк последовал за нею, к своей группе, и обнаружил, что она горячо говорит что-то остальным девушкам. Она обернулась и спросила:
— Это ведь был почти что инцест? — Ланарк ответил удивленным взглядом. — Вы ведь мой отец, так?
— Нет-нет! Это Сладден. Наверное.
— Сладден? Мать ничего мне не рассказывает. Кто такой Сладден? Он преуспевающий человек? Красивый или нет?
Ланарк мягко отозвался:
— Сладден очень даже преуспевающий человек, и женщины находят его очень привлекательным. По крайней мере, находили. Но сегодня мне не хочется о нем вспоминать.
Ланарк печально отвернулся и обвел взглядом переполненную гостями галерею, где возобновились танцы. На незнакомых лицах он видел такие знакомые признаки озабоченности, храбрости, счастья, покорности судьбе, надежды или провала, что ему показалось, будто все эти люди — его старые друзья, хотя среди них не было и двух похожих. Каждый словно бы воплощал в себе целый мир, с собственным возрастом, климатом и природой. Один был свеж и бодр, как пружина, другой напоминал знойное плодородное лето. В ком-то виделась осень, мягкая или бурная, в ком-то — трагическое бесплодие и стужа. Кто-то стоял рядом с Ланарком, и в ее обществе он мог мирно любоваться этими мирами, не желая ни завоевать их, ни ступить на их землю. Со вздохом она произнесла: «Тебе бы не помешало быть осмотрительней»; он обернулся и узнал леди Монбоддо. Лицо ее казалось моложе, чем то, что осталось в памяти Ланарка; в нем читались серьезность и одиночество. Грудь увеличилась; длинное, до пола, платье из жесткой материи с рисунком из львов и единорогов делало женщину похожей на колонну. Ланарк выдохнул обрадованно:
— Катализатор!
— Это была моя работа, а не имя. Думаю, тебе, Ланарк, пора в постель.
— Если с тобой, то я не прочь, — сказал Ланарк, обвивая рукой ее талию.
Она свела брови, словно его лицо было страницей, которую она старалась прочитать. Ланарк неуклюже убрал руку.
— Прости, если жадничаю, но этим девчушкам я как будто не особенно нравлюсь. А с тобой мы в свое время едва не сделались добрыми друзьями.
— Да. Мы могли бы заняться вдвоем всем, что бы нам вздумалось. Но ты сбежал к драконихе.
— Не зря! — взволнованно возразил Ланарк. — Она вскоре сделалась человеком, и теперь у нас сын. Он для своего возраста очень рослый и здоровый, вроде бы и умный тоже; и вырастет, наверное, неплохим человеком.
Леди Монбоддо все так же всматривалась в его лицо, словно читая в нем. Ланарк отвел глаза и неловко добавил:
— Не беспокойся за меня. Я не пьян, если ты этого боишься.
Когда он повернул голову, леди Монбоддо рядом не было, а на ее месте стояла Марта, протягивая ему стакан.