Страница 6 из 17
— Не хочу показаться непочтительной, Принцесса, но он там, где захочет быть.
— Ты не скажешь мне?
Ралука поколебалась, прежде чем ответить.
— Я не позволю вам ударить его исподтишка в собственном доме после всего того, что он вынес ради вас, Принцесса. Я знаю о ваших чувствах к нему от своей дочери.
— И ты до сих пор на его стороне?
Ралука пристально посмотрела на затупленный наконечник кола на стене.
— Я буду защищать Его Высочество с каждым своим вздохом. Ради него я и на колу побывала.
Произнеся эти слова, она повернулась и оставила Ретту наедине с Франческой и Андреем.
Ретта бросила выжидающий взгляд на Андрея.
— Позже он будет в «Кровавой Темнице».
— Где?
— Это клуб, — пояснила Франческа. — Один из тех, где даймоны обычно выбирают туристов, желающих встретить настоящих вампиров.
Что ж, это не лишено смысла.
— В какое время он обычно там бывает?
Андрей пожал плечами.
— В любое время, начиная с текущего момента и до рассвета.
— Ты так любезен, Андрей.
— Стараюсь, Принцесса.
— И потерпишь неудачу, так рисуясь.
Он проигнорировал ее сарказм.
Вздохнув, Ретта взглянула на Франческу.
— Мне не стоит рассчитывать на то, что я смогу просто уговорить тебя перенести меня домой, не так ли?
— Тебе не нравится перемещаться. От этого тебя тошнит. И потом, я думала, что ты больше не жалуешь меня.
— Я близка к этому. Но ты — единственная семья, которая у меня есть. Хорошая или плохая, а прямо сейчас определенно плохая. Отпусти меня домой, и я прощу тебя.
— Я не могу, Ретта. Прости. Но, поверь мне, это для твоего же блага.
Что ж, ладно. Наступит утро, и она ускользнет от них, так или иначе. Она оглянулась назад, на Андрея.
— Мы стопроцентно уверены в том, что Вэлкан не придет в этот отель, не так ли?
— О, я могу полностью гарантировать это. Он не хочет иметь ничего общего с вашей семьей. И появляется здесь очень редко.
Это только подогрело и разгорячило ее изнутри.
— Тогда почему вы управляете этим местом?
Он ухмыльнулся.
— Деньги. Мы получаем большую прибыль.
Отлично, просто великолепно.
— Неважно. Я немедленно отправляюсь в постель. Дай мне ключ и позволь оставить весь это кошмар позади.
Франческа нахмурилась.
— Разве ты не голодна?
— Нет. Мне просто необходимо выспаться и забыть, что этот день вообще случился.
Андрей зашел за стойку, чтобы зарегистрировать ее прибытие.
— Не желаете ли апартаменты Дракулы?
Ретта сузила глаза.
— Продолжай в том же духе, Андрей, и мы с тобой поиграем в игру.
— И что это за игра, Принцесса?
— Найди шар в моей руке.
Он нахмурился.
— Я не вижу шара, Принцесса.
— О, ты увидишь, сразу же, как только я вырву его из твоего тела.
Он вздрогнул.
Франческа рассмеялась.
— Она дразнится, Андрей. Ее лай всегда страшнее ее укусов.
Жалея, что не оставила подругу дома, Ретта взяла карточку-ключ из его рук.
— Где комната?
— Верхний этаж.
Не произнеся ни слова, Ретта схватила свой чемодан и направилась к лифту. Она вошла внутрь и, повернувшись, наблюдала за тем, как Франческа и Андрей поддразнивают друг друга, пока двери лифта не закрылись. Боль резала ее сердце на кусочки. Как бы она хотела иметь возможность вернуть свою семью. Она обожала двух своих младших братьев. Они были одной из самых больших радостей в ее человеческой жизни. И ее пронзило чувство вины от того, что она лишила Франческу ее братьев. Ей была ненавистна мысль о том, что они были разлучены все эти столетия.
Но это было решение Франчески, не ее.
Вздыхая, она поднялась на лифте до комнаты и как только открыла дверь своего номера, то почувствовала необходимость спуститься вниз и ударить Андрея и Ралуку. Сказать, что номер был вульгарен, было бы оскорблением вульгарности. Номер был большим и просторным, с кроваво-красными стенами, украшенными всеми вообразимыми видами гравюр на дереве, [6]изображающих сажание на кол.
Она закатила глаза, а достигнув спальни, замертво остановилась в дверях. В отличие от гостиной эта комната была выдержана в черных, белых и серых тонах и была копией спальни из «Дракулы» Беллы Лугоши, где он укусил свою прекрасную деву.
— Больные люди, — простонала Ретта, радуясь тому, что хотя бы здесь не было напоминаний об ее отце.
Поставив чемодан на пол, она сняла пальто, скинула туфли, а затем направилась к кровати. Она решила немного вздремнуть, чтобы ослабить истощение от сегодняшнего дня, а потом она займется поиском автомобиля на прокат, чтобы вернуться в аэропорт. Так или иначе, Ретта собиралась выбраться из этого места и вернуться домой.
Она откинула покрывало и забралась на большую кровать, пружинившую под ней подобно облаку, и прежде чем она поняла это, крепко заснула.
Но ее сон был далек от мирного. В своих снах она могла слышать голос отца, зовущий ее. Она могла видеть мужа, наносящего смертельный удар, который оборвал жизнь ее отца. Эмблема змеи Вэлкана перемещалась в ее воображении через все образы.
Ты дочь Дракона… Смерть Данести.
Вздрогнув, она проснулась. Ретта лежала тихо, вслушиваясь в яростные удары ветра в ее окна. Но не это беспокоило ее.
Она ощущала присутствие чего-то постороннего в своей комнате. Оно было могущественным и пугающим.
Реагируя чисто инстинктивно, она быстро скатилась с кровати и ударила в том направлении, где ощущала чье-то присутствие. Но там не было ничего, кроме воздуха.
Теперь присутствие ощущалось позади нее.
Ретта повернулась, готовая противостоять незваному гостю, только чтобы оказаться лицом к лицу с последним человеком, которого ожидала здесь увидеть.
Вэлкан.
Он смотрел на нее глазами столь черными, что она не могла даже сказать, где заканчивалась радужка и начинался зрачок. Он был одет в джинсы и облегающую черную рубашку, а его длинные, волнистые волосы были собраны в «конский хвост». У него были все те же заостренные, точеные черты лица. Тот же беспощадный взгляд, объявлявший миру о том, что этот мужчина мог не только забрать вашу жизнь, но и насладиться убийством.
Боже, он был невероятно сексуален. Высокий и властный, он заставлял каждую ее частичку пылать и затаивать дыхание. И пока они стояли лицом к лицу, ее мучили воспоминания об этих сильных руках, державших ее, пока он занимался с ней любовью. Об этих совершенных губах, целовавших ее. О прикосновениях к длинному шраму, что тянулся от наружного уголка его левого глаза до подбородка. Шраму, ни в коей мере не умаляющему красоты его мужественного лица. Если не прибавляющему.
Она не могла даже думать, когда волна еле сдерживаемых эмоций иссушила ее до капли.
Вэлкан не мог дышать, вглядываясь в глаза столь голубые, что они напоминали ему о летнем небе, которое он не видел вот уже более пяти сотен лет. Ее запах мучил его ноздри своей насыщенностью, напоминая о том времени, когда этот аромат льнул к его телу. Ее кожа до сих пор была такой же бледной, как и заснеженные луга. Ее волосы насыщенного темно-рыжего цвета, как у лисы.
Ни разу за все эти века он не забывал ее красоты. Ее аромата. Звука ее голоса, зовущего его.
Звука ее голоса, проклинающего его на смерть.
Прийти сюда было ошибкой. Он знал это.
Но, тем не менее, он был здесь, пристально глядя на женщину, которую отчаянно хотел поцеловать.
Женщину, которую хотел убить. Он отдал ей все, что у него было и даже больше, а взамен она наплевала на него. Он ненавидел ее за это, даже когда похороненная часть его до сих пор ее любила. Он жил и умер ради нее. Умер смертью, которой не должен быть подвергнут ни один человек. И для чего? Чтобы она могла сбежать от него и отказаться от того, что они когда-то любили друг друга.
Его отец был прав. Женщины бесполезны за пределами спальни, и только глупец отдаст свое сердце одной из них.
6
Ксилография (греч. ξύλον — дерево и γράφω — пишу, рисую) — гравюра на дереве, основная и древнейшая техника гравюры. Китайские литературные источники относят первые печатные изображения с деревянных досок к VI веку. Самая ранняя из сохранившихся китайских гравюр создана в IX веке. К более раннему периоду относятся древнейшие отпечатанные с досок тексты: в Корее найден текст, оттиснутый в первой половине VIII века, а в Японии — фрагмент буддийского текста, датируемый 60-ми годами того же столетия. Ксилография возникла в Китае не позднее X века. В «Алмазной сутре» (датированной 868 годом н. э.), которая ныне хранится в Британской библиотеке, указано, что мастер Ван Чи вырезал доски и напечатал книгу «ради поминовения усопших родителей своих».