Страница 7 из 88
Здесь, как и в других частях восточного Лондона, разворачивалось множество драматических событий, описанных в книгах XIX века. И это не случайно, ведь не все приезжали тогда в столицу в поисках лучшей жизни, многие хотели укрыться от старых грехов. Джек- потрошитель нашел здесь свои жертвы, Шерлок Холмс приезжал сюда по одному из своих дел, да и Элизу Ду- литл из «Пигмалиона» Бернарда Шоу профессор Хиг- гинс сразу же узнал как жительницу восточного Лондона и обладательницу кокни-акцента, при котором глотаются первые буквы в словах перед гласными. Английский язык имеет такое количество оттенков, что в деревнях, окружавших один и тот же город, говорили на разных наречиях. Когда деревни вошли в состав города, то по говору можно было судить, из какой местности человек.
В перенаселенных местах, в бедных частях города, где в каждой комнате жило по несколько человек, а то и семей, число пьющих было гораздо больше. Спившиеся женщины и дети здесь никого не удивляли. Джин был самым доступным напитком и самым легким способом забыться. Довольно часто многие оставались в алгокольных грезах навеки. Забредя в подпитии не туда и застряв на отмели реки, они тонули при наступлении прилива или, упав в помойные ямы, захлебывались в отвратительной жиже. Пабы были на каждом шагу. Выйдя из одного, через два дома можно было опять освежиться в другом. Чем беднее район, тем больше в нем находилось питейных домов. Пьяные драки, бои, где соседние улицы соревновались в крепости кулаков, поощрялись посетителями пабов. Демонстрация силы была очень важна. Сегодняшние собутыльники назавтра вместе вставали в очередь за работой. Предпочтение отдавалось здоровым и сытым и тем, кто победил во вчерашнем кулачном бою. Такие развлечения любили все жители улицы. Они же подначивали смельчаков переплывать Темзу. Если же те достигали противоположного берега, то, выскочив на берег, радостно махали руками под дружные крики «Хурэй! Ура!» своих болельщиков, поставивших на них пинту пива. Главное, во время заплыва не попасть под лопасти проплывавшего корабля, ведь Темза в XIX веке была перегружена. Мальчишки, бравируя своей храбростью и ловкостью, перебирались на другой берег, перепрыгивая с одного судна на другое.Кроме джина, любимыми алкогольными напитками среди простых горожан были бренди и ром. За столетие в Лондоне поглощалось тридцать галлонов одного только пива ежегодно. Конечно, сегодня эта цифра кажется небольшой, но если вспомнить, насколько меньше было население города, особенно в начале века, то становится понятным, что действительно пиво и эль употребляли каждый раз, когда хотелось пить. Ни для кого это не казалось странным. Пиво пили даже маленькие дети, поскольку вода из колонок на улицах, откуда ее брали для всех нужд, была так грязна, что являлась частой причиной кишечных заболеваний, а то и эпидемий. Алкоголь или кипяченые напитки, такие как кофе, чай или сиропы, являлись единственно безопасными для здоровья. Во многих произведениях Диккенса, Элиота и Харди приведены сцены, в которых члены клубов, посетители таверн, рабочие после тяжелого дня пьют джин, порт, вино или пиво. Они описывали то, что происходило у них на глазах. Напитки покрепче даже доставлялись домой. Правда, происходило это обычно по выходным, когда главы семей своим присутствием гарантировали, что выезд не пройдет впустую. Обычно спиртное разносилось постоянным клиентам, но кроме них любой мог открыть окно и позвать к себе разносчика, как это сделал Дик Свивелер. Он скомандовал пробегавшему с подносом на плече мальчишке остановиться и обслужить его пинтой портвейна. Около пабов часто останавливались певцы баллад, заинтересовав слушателей своим мелодичным рассказом. Видя любопытный блеск в глазах, они прекращали петь на середине, а затем продавали каждое слово за полпенни. Это обычно вызывало много веселья, на которое легко откликалась подвыпившая публика. Даже самые грустные баллады вызывали смех, когда каждое слово отгадыва- лось и постепенно вытягивалось из певцов.
Чай был дорог из-за огромных пошлин на импорт, хотя Восточная Индия, откуда его везли, являлась Британской колонией. Зато все, что нужно для производства пива, имелось здесь же в Англии. Английское сельское хозяйство базировалось на выращивании кукурузы, овса, пшеницы и ячменя, последний использовался для приготовления солода и эля. Производство алкоголя являлось огромным и очень выгодным бизнесом в стране, и очень многие крупные и мелкие хозяйства жили этим.
Хозяева таверн были в деревнях уважаемыми людьми. Многие из них, покупая маленькие пивоварни, затем, увеличивая объем производства, пристраивали к ним помещение, куда можно было зайти, выпить и поговорить, и делали на том состояние. Кто-то шел дальше в своих амбициях, создавая свою марку пива и продавая его по всей стране. Им принадлежала четверть лицензированных таверн из пятидесяти тысяч, разбросанных в 1816 году по всей стране. К тому же они контролировали еще большее количество неразвитых хозяйств, которые зависели от них в той или иной степени. Дочери владельцев таверн считались очень хорошими женами, понимавшими своих мужей и помогавшими им во всех их нуждах.
Большинство населения страны предпочитало коротать вечера не дома с семьей, а в накуренной и шумной атмосфере питейного дома. Мужчины скрывались туда от семейных проблем, от ворчаний или требований жены, от забот о детях, а часто пытались уйти от действительности, тяжелой жизни, от самого себя. Богатые люди уходили из домов в свои клубы, где атмосфера была гораздо более благородной и аристократичной, разговоры, язык и манеры более достойные, но цель оставалась все той же – уйти от реальности.
«Какая жалость, что молодой человек поступил так непоправимо необдуманно! – сокрушалась богатая миссис Кравли о своем родственнике. – С его рангом и положением он мог жениться на дочери пивовара с приданым в четверть миллиона!»
Питейные места подразделялись на таверны, куда чаще всего заходили выпить каждый день, пабы, служившие этой же цели, и постоялые дома для проезжавших, чаще всего стоявшие на основных дорогах или перекрестках. Они были необходимы для путешественников, утомившихся до предела долгой тряской по проселочным дорогам. С удовольствием выкарабкиваясь из дилижансов, усталые, холодные и голодные путники останавливались в постоялых домах на ночь, получали ужин, подкрепленный кружкой-другой. Или просто пережидали, пока кузнец подкует лошадь, чтобы продолжить путь. Кучер также заходил вместе со всеми, и никому не приходило в голову, что ему негоже пить во время работы. Подчас уже и не знали, кто кого рассталкивал через несколько часов, ездок возницу или наоборот.
Пивные дома стали очень популярными только после 1830 года, когда напиток этот сильно подешевел. Каждый желавший мог заплатить хозяину две гинеи в год и приходить за выпивкой каждый день. Тогда же примерно стали появляться и джиновые дворцы, как они назывались сначала, подчеркивая новую моду и вознося хвалу понравившемуся напитку. Распространению джина и его популяризации способствовало то, что долгое время не был установлен налог на его ввоз и он стал дешевле пива. Классовая принадлежность определялась, кроме всего прочего, и по тому, что человек пил. Таверны разделялись на бар или кухню, по правую руку от входа, где располагались менее достойные посетители, и переднюю часть налево, резервировавшуюся для более достойной публики. Эта часть обставлялась лучшей мебелью и украшалась картинками, развешанными по стенам. У камина же оставлялись места для самых важных посетителей, которые не занимались, даже если пустовали.
Алкоголь смещал границы не только в голове, но и в пространстве таверны. Встречая на своей территории людей не своего круга, подвыпившие посетители не гнушались их веселой компании, снисходительно относясь к грубоватым шуткам. Обслуживали жаждущих буфетчица и портбой (мальчик, разливавший порт), которые разносили напитки по столам. В начале XIX века бары в тавернах сначала были очень маленькими. Тогда только появилась традиция пить стоя, заимствованная от забегаловок-барабанов, как их называли, где пили на ходу, не останавливаясь. Стойка была оттуда же, а бар представлял собой стол у входа, где хозяин наливал проходившим мимо, провожая затем к камину тех, кто решил войти и остаться.