Страница 6 из 88
«Утюги, сковородки, кочерги! Кружки, миски, ложки! Металлические обода! Есть старые подковы? Ненужное железо? Скорей неси сюда!»
Были и такие разносчики, которые предпочитали заходить в дома не с переднего, а с черного хода, поскольку их бизнес был не с хозяйкой дома, а с ее кухаркой. К таковым относился неразговорчивый мужчина с длинным шестом, на конце которого висели шкурки кроликов и зайцев. Он покупал их в домах, после того как несчастные животные уже были поданы на ужин. Во многих домах держали либо птицу, либо кроликов, и тогда кухарки имели дополнительный заработок, сдавая перо и пух на подушки и перины, а шкурки на подкладки к шубам. С черного же входа заходили и неряшливые старые мужчины с большими мешками, которыми часто пугали непослушных детей. Их появление предупреждалось скрипучими голосами: «Старые половики, бутылки, кости!» Для них у кухарок всегда находилось достаточно товара. Собирая кости по дворам, они то и дело отгоняли палками собак, следовавших по пятам.
Также в большом количестве ходили люди, промышлявшие мелким ремонтом. Иногда, завидя мастера, горничная сразу же провожала его в залу, чтобы починить сломанный стул или полку, а если ломался замок в двери, то, показав работу, так и оставалась рядом, чтобы развлекать его своими разговорами до первого нарекания от хозяйки. Мастеров предпочитали приглашать одних и тех же, и они были знакомы со всей прислугой в доме. По окончании работы, если кухарка была в хорошем настроении, ремонтнику могло и перепасть что-нибудь перекусить. В это время его расспрашивали обо всех последних сплетнях в округе, как живут, с кем и на что. Однако долго беседовать не могли, чтобы не гневить хозяйку, которая не любила посторонних людей в доме. В некоторых местах мебель чинил цыган, который оповещал о своем приходе громким, красивым голосом:
Ремонтирую стулья, столы, табуретки!
Мебеля несите скорее, соседки!
Он обычно приходил со всей своей цыганской семьей. Женщины в ярких цветных кофтах и юбках, в шляпах с перьями и в красочных шалях садились на ступеньки перед домом и предсказывали желавшим будущее, пока их хозяин стучал молотком. Если никто не хотел узнать судьбу, то они продавали швабры, щетки, отправляя в повозку шустро бегавших цыганят.
Пыльный человек в кожаной шляпе с большими полями, который собирал пепел и золу из каминов, приезжал на своей телеге. Поля его шляпы предохраняли лицо и шею от угольной пыли, когда он опрокидывал собранное в каждом доме в крытую и похожую на большой сундук телегу. Когда он появлялся, то всегда звонил в колокольчик, а не стучал, чтобы дать время хозяйке забрать детей с улицы и закрыть все окна и двери. Кроме как собирать золу, у него были и другие обязанности, о которых мы расскажем позже, и если они превышали объем его ежедневной работы, то щедрое вознаграждение компенсировало затраты на его пыльный труд.
Пыль не отпугивала точильщика ножей, который вставал возле дома со своим колесом, вращавшимся от нажатия на педаль, и тогда летели искры и звук «вжиг- вжиг» был слышен в соседних домах, либо, если точильщика не приметили и не нанесли еще тупых ножей, он обходил дома, чтобы потом все равно встать на глазах у всех. Точильщик тоже был любимым развлечением у местной детворы, которая всегда приставала к нему. Кто-нибудь побойчее выходил вперед и просил: «Дядь! Дай покрутить! Я смогу! Ей-ей!» Особенно бывали счастливы дети, если точильщик доверял им подержать нож над колесом. Какой восторг был написан на их лицах, когда они сами производили яркие, до боли в глазах, искры!
С завистью на это волшебство смотрели детишки медника, следовавшие за отцом, громко оглашавшим окрестные дворы: «Чиню кастрюли, сковородки, чайники!» Они были на работе и не могли остановиться и поглазеть. Вместе с матерью дети несли инструменты и переносную печь для работы. Сам медник с наковальней на плече, завидя служанок, спешивших навстречу кто с погнутой кочергой, кто с поломанным совком для мусора, ставил свою ношу на землю и рассматривал предмет, который требовалось починить. А пока отец работал, дети его с удовольствием глазели на маленьких артистов, которые показывали свое нехитрое представление. Оно могло состоять из разыгранной сценки, танца вместе с дрессированной собачкой, акробатов, демонстрировавших чудеса гибкости и ловкости на тут же расстеленном ковре, и даже канатоходцев. Появление их обычно привлекало много народу. Большинство смотрело задаром, но «чистая публика» кидала монеты в шляпу, с которой обычно кто-нибудь из детей обходил зрителей. Также по улицам иногда проходили дрессировщики с танцевавшими бурыми мишками, но этот вид развлечения стал очень редким в конце XIX века.
Шарманщиков можно было увидеть ближе к вечеру. Они вставали на углу какого-либо дома и заводили свои жалостливые песни. Желавшие узнать судьбу за небольшую плату подходили к ним, и тогда попугай шарманщика вытягивал клювом то слово, написанное на карточке, а то и целое послание, запеченное в пресную трубочку. Когда начинало темнеть, на улице появлялся фонарщик Чаще всего это был пожилой человек, который, несмотря на возраст, довольно ловко взбирался по приставленной лестнице наверх, открывал дверцу газового фонаря и, вращая вентиль, выпускал газ наружу и поджигал. Затем, закрыв дверцу и полюбовавшись на свою работу, спускался вниз и шел к следующему фонарю. Утром он повторял свою работу уже с целью закрутить вентиль, чтобы остановить доступ газа.
Освещение улиц по вечерам, которое стало производиться в XIX веке, увеличило продолжительность ночной жизни в городе. Если раньше по вечерам, кроме бездомных бродяг, посетителей пабов и людишек, промышлявших грязным бизнесом, на улицах невозможно было никого встретить – возвращаясь после бала или театра, люди из общества со ступеньки кареты ступали на ступеньку собственного жилища, – то с установкой газовых фонарей и «чистая публика» стала выходить из домов после наступления темноты. Наряду с учреждением полиции газовое освещение улиц несло огромную пользу городу. Преступность сразу сократилась в несколько раз, и мертвые тела, обнаруживаемые утром на улицах или в реке, уже перестали быть обычным явлением. Ужасные случаи, связанные с именем Джека-потрошителя, в 1881 году вошли в историю, потому что в целом к этому времени криминальная ситуация в городе была благополучна.
Кроме опасности, на улицах было еще и много грязи. «Было довольно утомительно гулять в тяжелых твидовых юбках. Несмотря на то, что я поднимала подол, он все равно подметал дорогу, собирая столько грязи, что потом приходилось отчищать ее целый час. Хорошо, что я подшивала подол крупной тесьмой». Выходя из дому, девушки не забывали подвешивать к поясу специальные щипчики, которыми они держали полы юбок, не пачкая при этом руки. Мальчишки, завидя хорошо одетую даму или джентльмена, хватались за метлу и старательно расчищали путь перед ними от навоза и грязи, в надежде заработать мелкую монету.
Эмигранты из Ирландии, покинувшие дома из-за неурожая картофеля – основной крестьянской еды и наступившего вследствие этого голода, – из Уэльса и Шотландии сконцентрировались в крупных городах. Они приплывали в основном на Собачий остров, находящийся напротив Гринвича и недалеко от Тауэра, где были выкопаны глубокие каналы для прохождения груженых кораблей со всего мира. Тогда там строились доки для погрузки и разгрузки судов и складские помещения для хранения экспортируемого товара. Иммигранты охотно шли на тяжелые работы по строительству метро, на рытье канализационных коммуникаций, на прокладывание водопровода, ведь здесь был гарантированный заработок. Особенно много приезжих собиралось возле пристаней. Ближе к кораблям, на которых приплыли, и если не понравится новая жизнь, то можно было на них же отправиться в путешествие через океан. Каждый выживал как мог! Вдоль рек строились мастерские по ремонту кораблей, фабрики по производству проволоки и свинца. Работа на них была очень вредной для здоровья, ведь никакой техники безопасности тогда не существовало. Заболевшие безжалостно вышвыривались на улицу, ведь всегда находились желавшие занять их место, даже зная, что случилось с предыдущим работником. Нужда и безработица царили повсюду.