Повеса и наследница

Серена с благодарностью приняла предложение мадам, хорошо понимая, что отец не позволил бы ей путешествовать одной. К сожалению, скоро обнаружилось, что ее компания обойдется Серене дороже щедрой зарплаты и номера, которые вытребовала модистка. Мадам оказывала ей моральную поддержку, однако ее общество навевало смертельную скуку.

Во время плавания на пакетботе мадам заболела морской болезнью. Она чувствовала себя плохо всю дорогу до Хай-Найтсвуда: то мучилась приступами тошноты, то с дрожью в голосе жаловалась на все, включая пружины экипажа, состояние дорог, влажные простыни на почтовых станциях. Леклерк плохо говорила по-английски, из-за чего Серене приходилось заступаться за француженку, когда та попадала в затруднительные ситуации. Серена вздрогнула, вспомнив один эпизод, участниками которого стали мадам, хозяйка «Ред-Лайон» и забытый ночной горшок. К тому же мадам никак не могла привыкнуть к английской погоде. « Льет как из ведра.Дождь, дождь, дождь!» — восклицала она каждый день, невзирая на то была погода хорошей или плохой.

Когда Серена сняла шляпку и шубку, мадам Леклерк заставила ее выслушать длинную речь, в которой подвергла разносу английскую еду:

— От ростбифа у меня болит живот. Одно мясо и никаких соусов. Я умираю от голода.

Глядя на полное тело мадам Леклерк, нависшей над ней, точно гриф, Серена пришла к выводу, что последняя жалоба не имеет под собой основания.

— Только взгляните вот на это! Только посмотрите, мадемуазель Серена! И это безобразие называется ужином. Скажите на милость, дорогая, как же мне, доброй француженке, можно это есть? — Мадам театральным жестом указала на сервированный стол.

Серена неохотно подняла салфетку. Пришлось признаться, что хозяйка готовит без особых изысков, однако после сегодняшнего дня Серена не была расположена сочувствовать мадам.

— Мадам, это голубь с горошком и к тому же вполне съедобный. Хотите ешьте, хотите не ешьте, мне все равно, однако присядьте, пожалуйста, я должна кое-что сообщить вам.

Серена положила голубя мадам и себе, прежде чем приступить к нелегкой задаче — сказать француженке, что им придется задержаться в Хай-Найтсвуде до тех пор, пока Серена не уладит «одно дело личного характера». На лице мадам, которая слушала, угрюмо молчала и, чавкая, уверенно расправлялась уже со вторым голубем, появилось откровенное выражение недовольства. И, как только тарелка мадам опустела, та разразилась злобной тирадой:

— Вы обещали мне, что мы едем прямо в Лондон. Сезон уже начался, а мне надо завести клиентов сейчас, пока те не успели приобрести платья. Подобная задержка разорит меня! — Пухлая белая рука запорхала у впечатляющей груди мадам. Спутница Серены какое-то время громко протестовала и была безутешна.

Пока страдания модистки обретали более бурный характер, Серена отказалась от мысли о том, что стоило ли взять мадам с собой во время посещения Найтствуд-Холла. Серена пыталась вообразить, что Николас Литтон подумал бы о ее спутнице. Наверное, он спустил бы мадам с лестницы или отправил бы восвояси. К тому же Серене пришлось бы отвечать за неминуемую ссору между мадам и поваром Николаса, после чего и речи не могло бы быть о соблюдении каких-то приличий.

Серена рано легла спать, но не могла заснуть. Из соседнего номера через тонкие стены раздавался отчетливый ритмичный храп мадам Леклерк. «Она храпит так громко, что оконные стекла дрожат», — с раздражением подумала Серена, взбивая подушку в тщетной надежде устроиться поудобнее. Миновал трудный день. Известие о смерти Ника Литтона-старшего выбило Серену из колеи, хотя она полагала, что на ней это никак не скажется. Она была недовольна собой за то, что оказалась неподготовленной к встрече. Обещание его сына помочь было палкой о двух концах. Николас Литтон вполне ясно дал понять, что отнюдь не считает ее достойной уважения.

Он был из тех мужчин, от которых исходили сигналы опасности, стоило только им войти в помещение. Было бы глупо не обращать на это внимания. От Николаса исходило нечто возбуждающее, будто он в любой момент мог совершить что-то неожиданное, преступить границы приличия ради забавы. Вздрогнув, Серена поняла, что именно это, а не физическое обаяние, влекло ее к нему. Она должна быть начеку всякий раз, оставаясь с ним наедине. Несмотря на странный образ жизни, ее репутация была безупречной. Серена не могла запятнать ее сейчас, хотя было бы неверно утверждать, что она оставалась безразличной к соблазну. К сожалению, Николас Литтон слишком хорошо понимал это обстоятельство.

Возможно, ей все же следует уговорить мадам Леклерк выступить в роли компаньонки. Из-за стены раздался особенно громкий храп, и Серена захихикала. При мадам даже мистер Николас Литтон не поддался бы соблазну преступить границы приличия. Но он ведь мог просто избавиться от француженки. Серена закрыла глаза. Ее мысли блуждали, она слишком устала, чтобы спорить сама с собой. Найтсвуд-Холл ведь так далеко от Лондона, что вряд ли кого заинтересует, что здесь происходит.

В то время, когда Серена наконец-то задремала, Николас в гордом одиночестве сидел в небольшой уютной столовой Найтсвуд-Холла, раздумывая над щекотливой темой — завещанием отца. Убрали посуду и скатерти. Перед ним лежал отчет делового партнера об интересующем его деле. Фрэнсис Элдон не сообщал ничего радужного.

Дворецкий поставил на стол перед ним графин с портвейном и баночку с нюхательным табаком, затем подбросил полено в камин и проверил, плотно ли задернуты шторы.

— Желаете еще что-нибудь, мистер Николас?

— Нет, спасибо. Скажи слуге, чтобы не дожидался меня. Я сам лягу спать. Спокойной ночи, Хью.

— Спокойной ночи, сэр. — Дворецкий поклонился и тихо вышел.

Николас налил себе портвейна и стал вертеть в руке изящный хрустальный бокал. Его мысли, как и вино, бесконечно вращались по кругу. Николас устал, и это понятно — ведь поединок с Сэмюелем получился более напряженным, чем раньше. Оба были спарринг-партнерами с детства. При ярком свете камина он грустно взглянул на свои ободранные пальцы. Не скажешь, что это руки джентльмена. Давно пора прекратить все эти глупости. Однако Николас никогда не смог бы устоять перед вызовом.

Но ему уже двадцать девять лет, в таком возрасте пора остепениться. Как напоминал Фрэнсис Элдон в своем письме без всякой необходимости, через неполных три месяца Николасу стукнет тридцать. Если не удастся изменить завещание, наследство достанется его кузену Джасперу. Если только Николас не последует совету Фрэнсиса и не женится.

Николас все время наивно верил, что адвокаты придумают, как отменить роковой пункт, однако время истекало, а их усилия ни к чему не приводили. Последняя воля отца грозной черной тучей надвигалась на него. Ему следовало раньше растормошить адвокатов. Проклятье, должен же найтись какой-то выход!

Николас встал и, чтобы не дать камину угаснуть, рассеянно бросил в огонь еще одно полено, но тут же отскочил, когда искры посыпались на коврик. Он не допустит, чтобы кто-то отодвинул его в сторону. Он не допустит, чтобы даже отец, прибегнув к шантажу, вынудил его вступить в брак.

Отец в конце жизни снова женился. Мелисса оказалась послушной женой. Эта молодая женщина согласилась стать нянькой для мужчины намного старше ее, с неважным здоровьем. К удивлению всех, кто знал его, Ник Литтон, все время ведший разгульную жизнь, с удовольствием погрузился в семейное блаженство, да к тому же стал приверженцем института брака. Николас Литтон глубоко вздохнул. Ему следовало бы все предвидеть после того последнего бурного разговора.

«Мой мальчик, до меня дошло, что ты снова устроил скандал». Простуда, которую отец схватил на охоте, задела его легкие. Стало ясно, что он долго не проживет. Николас помнил, что каждый вздох отца получался резким и болезненным, после чего следовал хриплый выдох. Однако одно он никак не мог вспомнить — точные обстоятельства скандала, который так расстроил старика. Насколько Николас помнил, речь шла о какой-то девушке, которую он пытался выдать на вечеринке за представительницу светского общества. Да, все случилось именно так. Еще было пари, которое Николас проиграл, когда эта девушка рассказала весьма трогательную историю, к тому же ее узнал один из бывших ухажеров.