Роман с призраком

Мередит попыталась сказать, что обещает, но рыдания не позволили ей вымолвить ни слова. Окружающий Бена круг света начал расти и пульсировать, будто озаряя его со спины. Внезапно он в мольбе потянулся к ней, и она едва не шагнула вперед, чтобы схватить его за руки.

Но гораздо более грубые руки обхватили ее за талию и оттащили назад. Она подняла голову как раз в тот момент, когда свет на фоне серебристого неба слился с солнечным диском, устремившись к ледяным недоступным для нее высотам. Почему люди уверены, что рай — это где-то далеко наверху? Возможно, что он, как и ад, прямо здесь? Возможно, он совсем близко. Саша была представителем одной реальности, а Бен другой. Мерри наконец обернулась. Перед ней стояла Мэллори, обнимая ее и похлопывая по спине, как это сделал бы кто-то из их родителей.

— Мерри, прости. Я знала, что в последний момент ты можешь сдаться. На твоем месте не устоял бы никто. А я не могла тебя отпустить. Я знала, что ты можешь уйти с ним.

— Я не думаю, что он и в самом деле забрал бы меня с собой.

— Тебя почти полностью поглотило это сияние. Я тебя едва видела.

— Наверное, так это и бывает, — наконец выговорила Мерри, обессиленная, как будто несколько часов бежала вверх по лестнице. — Мне кажется, что все это время я даже не дышала.

— Мне очень жаль, Мер.

— Мне тоже. Я пока еще не осознала, насколько.

Мэллори взяла сестру под руку, и Мерри, спотыкаясь, побрела к грузовику Дрю. Парень сидел на водительском сиденье, натянув на глаза бейсболку. Мэллори открыла дверцу, и перчено-луковый запах старого автомобиля Дрю окутал Мерри, подобно узам жизни, которая была у нее до Бена. Она откинулась на спинку сиденья, и Дрю завел двигатель и развернул автомобиль.

Внезапно Мерри выпрямилась.

— Стоп! — закричала она. — Я совсем забыла. Мне надо забрать что-то с веранды Хайлендов.

— Нет проблем, — откликнулся Дрю. — Если это огромная серая капсула, которая лопнет на чердаке и проглотит моих родителей, я совершенно не возражаю. Я уже ничему не удивляюсь.

Мередит медленно поднялась на веранду Хайлендов. Мэллори неотступно следовала за ней. Сначала Мерри не заметила ничего необычного, а потом увидела что-то в старом кресле-качалке в дальнем конце веранды. Куртка Бена. Она поднесла ее к лицу, вдыхая свежий сосновый аромат Бена, спрашивая себя, как долго он еще продержится. Что, если он уже улетучивается? Она обернулась к окну и помахала Хайлендам, даже не зная, смотрят они на нее или нет. Но если они и не видели ее, она ничуть не удивилась бы тому, что они знают.

Вернувшись в машину, Мередит закуталась в куртку, как в одеяло, и сунула руки в карманы. Ее записка на желтом клочке бумаги со строками из стихотворения поэтессы, которая вышла замуж за любимого человека, несмотря на попытки ее родителей помешать им, исчезла. Но там лежал другой листок. Это была одна из последних строк «Ромео и Джульетты»: «Ты думаешь, увидимся мы снова?»

«Бен, — мысленно обратилась к любимому Мерри, — я не буду с тобой прощаться. Я просто скажу: увидимся, Бен. Тот, о ком помнят, на самом деле не умирает. Промчатся годы. Я не знаю, что ждет меня в жизни. Но я буду помнить тебя, Бен. Я буду тебя помнить. Обещаю. Обещаю».

Дрю повернул на другую улицу, и прямо перед ними вспыхнуло заходящее солнце. Мерри закрыла глаза.

Она положит листок бумаги в свой альбом, туда, где хранятся ее фотографии и грамоты, полученные за победы в чирлидинге. И еще она положит туда… ленту, которая была сегодня в ее волосах. Она представила себе, как когда-нибудь кто-то найдет эту ленту, и ему или ей будет трудно поверить в то, что мама или бабушка была когда-то такой молодой и совсем наивной. Она повесит куртку в шкаф и, наверное, целый год будет ее касаться. Потом забудет о ней, но однажды снова обнаружит, как закатившуюся в щель бриллиантовую сережку, и испытает ни с чем не сравнимый, почти мучительный восторг. Когда Мерри представила себе все это, уголки ее губ слегка приподнялись в улыбке.

Мэллори то и дело оборачивалась, украдкой поглядывая на сестру. Та, казалось, спала, но ее пальцы беспрестанно сминали и поглаживали кожу старой куртки.

И еще всю дорогу домой Мередит улыбалась.

Глава тридцать шестая

Стояла середина лета, и все родственники снова собрались в семейном лагере на хребте Плачущей женщины. Только сейчас Мередит набралась мужества, чтобы рассказать бабушке о Бене.

Все ушли плавать, и Гвенни попросила внучку помочь ей чистить початки кукурузы, которые с нетерпением ожидал висящий над костром котелок с кипящей водой. В углях запекалась картошка, и скоро на тропинке должны были показаться дяди, тети и кузены.

Никто, кроме членов семьи Тима, не знал, что бабушка Гвенни сказала Саше в день ее выписки из больницы. Но временами Тим стал обращаться к матери, называя ее Тигрицей, подразумевая ее готовность сражаться, защищая свое потомство. В ответ на его поддразнивание она лишь благодушно отмахивалась. В этот день Мередит улучила момент и обратилась к Гвенни.

— Бабушка, я знаю, что минувшей зимой все думали только об Оуэне, но, может, ты помнишь, перед тем, как ему стало по-настоящему плохо, ты предположила, что у меня то ли запор, то ли влюбленность?

Вспоминая это, Мерри улыбалась, хотя прежде ей казалось, что при упоминании о Бене она неизменно будет плакать. В воздухе висели ранние светлячки. К счастью, в лагере не было комаров, обожавших шеи и спины близнецов. Дедушка утверждал, что им не нравятся заросли грушанки, посаженной им вокруг домиков и у входа в лагерь.

Бабушка кивнула. Вид у нее был меланхоличный. Из раскинувшегося далеко внизу города донесся мелодичный, несколько унылый свисток локомотива. Этот звук часто будил Мерри по ночам, заставляя, лежа без сна, мечтать о чем-то, о существовании чего она даже не знала. Гвенни не произнесла ни слова. Она расположилась на скамейке, поджав под себя ноги и сев на пятки. Мерри стало интересно, многие ли женщины ее возраста способны чувствовать себя удобно в явно подростковой позе. Скорее всего, за это следовало благодарить занятия йогой, которые бабушка посещала каждое воскресенье после церкви.

— В общем, я была влюблена, — наконец заговорила Мерри. — Наверное, я все еще влюблена.

— Ясное дело, — снова кивнула бабушка.

— Но существует серьезная проблема, — продолжала Мерри.

Она рассказала бабушке все, включая то, как сильно в какой-то момент ей хотелось присоединиться к Бену в его жизни после жизни. Она рассказала ей о том, как всякий раз, когда они пытались коснуться друг друга, между ними вспыхивал яркий свет, и о прощании на кладбище, когда сияние было настолько мощным, что напоминало опустившееся на землю солнце.

— Что ж, Мередит, как женщине мне жаль, что ты не смогла быть со своим любимым. Во всяком случае, пока. Но как бабушка я рада, что на вашем пути встала непреодолимая преграда.

— Ты знаешь Хайлендов?

— Да. Меньше, чем некоторых, лучше, чем многих. Я знала и Дэвида, и Бена.

— Почему он был здесь, бабушка? Почему я полюбила его и почему он любит меня?

— Я не знаю. Могу только предположить, что он появился здесь, потому что его физическое тело привезли домой и потому что его мать оказалась на грани смерти. Абсолютно ясно, что он не совершил переход.

— Я думаю, его не отпустила миссис Хайленд.

— Возможно.

— Бабушка, я очень хотела быть с ним. Если существует жизнь после жизни, я чуть было не ушла туда за ним…

Бабушка Гвенни встала и подошла к краю хребта, глядя вниз, на всех своих детей в окружении бриллиантовых брызг воды. Это было зрелище, знакомое ей с детства. Но ее семью связывало нечто гораздо более важное, чем эти приземистые деревянные домики. Гвенни не думала, что их объединяет ум, красота или даже терпимость или одаренность. Нет, речь шла о верности, проистекающей из умения ценить радости жизни, какими бы незначительными они порой ни казались.