Страница 53 из 61
«Как же так? — удивлялся Мишель, наблюдая за ними. — Это же они его убили! Неужели им не страшно на него смотреть?»
Нет — не страшно!
Юнкера развернулись и, о чем-то оживленно переговариваясь, пошли по переулку. И даже лица неостывшему покойнику не прикрыли!
Один из них, тот самый, с кем он говорил вначале, обернулся и спросил:
— Вы с нами?
— Да-да, — кивнул Мишель, задирая полу пальто, которой накрыл мертвецу глаза. — Надо бы его в сторону оттащить.
— Да бросьте вы, ей-богу! — как-то совершенно по-взрослому сказал юнкер. — Обойдется и так!..
И отвернувшись, пошел прочь.
— Стройся, — весело скомандовал кто-то.
Юнкера разобрались по росту, встав в две шеренги.
И слаженно, с левой ноги, зашагали по переулку.
За ними, невольно пытаясь попасть в ногу, шел Мишель.
«Неужели это и есть революция? — думал он. — Неужели этого ждала российская интеллигенция?..»
На перекрестке свернули направо, хотя Арбатская площадь была в другую сторону. Куда это они?
Оказывается, шли домой к одному из юнкеров, который жил поблизости.
— Зайдем на минутку, — предложил он. — Матушка нас пряниками угостит. У нее всегда есть.
Решили зайти.
— А вы что же, идемте с нами, — обернулись все к Мишелю.
Отказываться было неудобно, и он прошел с ними.
Зашли в парадное, поднялись на четвертый этаж.
Юнкер, пригласивший всех в гости, радостно улыбаясь, прокрутил барашек звонка. Раз и еще раз...
За дверью кто-то завозился.
— Кто это? — спросил женский голос.
— Это я! — крикнул юнкер.
— Барин, молодой барин пришли! — громко крикнула, куда-то побежав, женщина за дверью.
И через минуту дверь отворилась. На пороге была немолодая, но очень приятная на вид дама в длинном халате.
— Здравствуй, милый, — приблизилась, поцеловала она в щечку сына. — Надеюсь, твои командиры тебя отпустили?
— Да, конечно, — солгал юнкер.
Оживленно переговариваясь, словно на именины пришли, юнкера зашли в квартиру, поснимали в прихожей шинели, привычно составили в пирамиду винтовки. Поглядывая в висящее на стене большое зеркало, причесываясь и поправляя мундиры, прошли в комнаты.
Матушка, суетясь, расставляла на столе приборы. Снующая прислуга носила с кухни какие-то банки, спешно разводила самовар.
— Вы какое варенье будете — клубничное или вишневое?..
Юнкера, принимая чашки и блюдца, кивали и говорили:
— Мерси!
Здесь, за столом, они вели себя как благовоспитанные мальчики.
— Вы изволите учиться с Микой? — спросила мать.
Юнкера заулыбались.
Мика покраснел.
— Мама, — укоризненно сказал он.
— Ах, простите, — всплеснула руками мамаша. — Просто я хотела знать, с кем служит мой сын.
Мика стал по очереди представлять своих приятелей, после чего они вставали и церемонно кланялись.
Когда на стол поставили большое, заполненное пряниками и другими сладостями блюдо, все оживились, стали брать их и с удовольствием жевать.
Ну точно — именины или Рождество! Вот только мундиры!.. И разговоры тоже...
— Наш Слон, — как потом, гораздо позже, узнал Мишель — вице-фельдфебель строевой роты Второго московского корпуса Слонимский, — испросил разрешения пойти на помощь юнкерам на Яузе, а генерал ему: «Нет!» Так тот приказал разобрать винтовки и строем, со знаменем во главе, повел роту к выходу, который загородил собой директор корпуса, заявивший, что «рота пройдет только через его труп».
— И что? — открыв рты, слушали юнкера.
— А ничего! Слон командует: «Шагом-арш!» Правофланговые отстраняют генерала с пути, и рота идет в распоряжение командующего сборным юнкерско-кадетским отрядом на Яузе. И как раз вовремя!..
Мать Мики, слушая юнкеров, переводя глаза с одного на другого, решительно ничего не понимала, да и не пыталась понять...
Блюдо очистили в один момент. Да и варенье в блюдцах не залежалось. Поевшие юнкера промокнули салфетками губы, встали, поблагодарив за еду, потянулись к выходу.
— Куда же вы? — крикнула им вдогонку мать Мики. — Посидите еще. Сейчас другой самовар поспеет.
— Матушка, нам долго нельзя, мы торопимся! — укоризненно сказал ей Мика. — У нас служба!
— Да-да, конечно, — быстро закивала мать Мики, пытаясь подать и надеть на него шинель.
Кто-то ухмыльнулся.
— Ну, мама, право же!.. — в отчаянии вскричал Мика, стыдясь ее ухаживания. — Ну нельзя же так!.. Я, наконец, совершенно взрослый человек!
— Прости меня, — всплеснула руками его мать, отступая на шаг. — Я больше не буду...
И так от всего этого пахнуло домом и семейным уютом, так напомнило детство, что у Мишеля сжалось сердце.
Но он вспомнил то, что случилось только что, — вспомнил убитого с вывернутыми карманами рабочего.
Слава богу, что мама не видела в тот момент своего Мику, который тоже стрелял и, может быть, именно он и попал! И убил!
Боже мой — куда все идет?!
Юнкера, смеясь и толкая друг друга, высыпали на лестничную площадку.
— Ты смотри, не балуйся, слушай своих командиров, — наставительно сказала мать, вновь целуя Мика в щечку.
Мика, отстранился, испуганно покосившись на Мишеля, но тот сделал вид, что ничего не заметил, глядя в другую сторону.
На улице юнкера озорно поглядывали на Мика, который краснел, пыхтел и прятал от них глаза. Но вслух над ним не подтрунивали.
— Стройся!
Привычно построились в колонну, пошли, печатая шаг, зорко осматриваясь по сторонам. Но за первым же поворотом по колонне из двух, по обе стороны дороги, подворотен ударили залпы! Юнкера мгновенно рассыпались, залегли, стали отстреливаться. Но им никто уже не отвечал. Враг, дав всего один залп, тут же скрылся.
Юнкера постреляли еще некоторое время, переползая с места на место, и, не слыша ответных выстрелов, поднялись на ноги, собрались вместе.
— А Мика, Мика где? — спросил кто-то.
— Он, кажется, там. Он впереди шел!..
Мика нашли лежащим на мостовой. Глаза его были открыты и устремлены в хмурое ночное небо. Лицо было совершенно спокойно, а на губах, в уголках рта, были видны крошки только что съеденного печенья и бусинки варенья. Клубничного...
Но его шинель, на груди и ниже, на животе, пузырилась кровью, которая толчками вытекала из раны и, паря, сползала на камни.
Мика был уже мертв...
— Как же так? — растерянно сказал кто-то.
Мишель, стиснув зубы, наклонился и прикрыл покойнику глаза.
Такие вот казаки-разбойники!..
— И что теперь делать? — растерянно, совершенно по-детски, спросил кто-то. И шмыгнул носом.
— Надо бы его в училище отнести.
— Не дотащим! — жестко ответил кто-то. — Нам с боем прорываться! Самим бы дойти! Домой его надо, пока мы далеко не ушли.
— Да, домой!..
Юнкера перехватили, взяли поперек винтовки, бросили на них крест-накрест другие, кто-то, сняв шинель, расстелил ее поверх, сооружая импровизированные носилки. Теплого еще Мика взяли за ноги и за руки, уложили на винтовки и, разом подняв, понесли.
Голова Мики при ходьбе моталась из стороны в сторону, норовя соскользнуть с «носилок». «Скоро он закостенеет, и тогда его нести будет легче», — как-то отвлеченно подумал Мишель. Потому что предпочитал думать об этом, а не о том, что сейчас, скоро будет.
Они вот только что вышли из квартиры, чтобы несколько минут спустя вернуться назад. С мертвым телом Мики...
По лестнице поднимались, задирая винтовки снизу и приопуская сверху, чтобы тело оставалось горизонтальным. Шли молча, вкручиваясь в лестничные марши.
Возле двери встали, положили тело на пол, выдернули из-под него винтовки.
Кто-то прокрутил барашек звонка.
Раздалась трель.
— Кто там? — крикнул из-за двери оживленный женский голос. — Ты, Мика? Ты вернулся?.. Ты что-то забыл?
Звякнула щеколда.
Дверь открылась.
На лестнице, толпясь, стояли юнкера. Перед ними на полу на шинели кто-то лежал.
— Это — Мика, — сдавленно сказал кто-то из юнкеров. — Простите...