Страница 52 из 61
— До Арбатской площади довезете?
— А скока дашь?
— Не обижу, — пообещал Мишель.
Ближний мужик подвинулся, уступая ему место подле себя, кинул на веревочное сиденье какие-то лохмотья.
— Садись, коли не шутишь.
Мишель повел носом, но сел.
— Но-о!.. Трогай!..
Кляча довольно резво побежала вперед.
В бочке за спиной тяжело и тягуче заплескало, и тут же в ноздри Мишелю шибануло зловонием потревоженной выгребной ямы. Он прикрыл нос платком и весь съежился, стараясь быть от бочки как можно дальше, но все равно слыша за спиной глухой плеск.
— Не боись, — ухмыльнулся в бороду мужик. — Не наплещет, чай — половины ишо нет!
Бочки были не просто бочками, а ассенизаторскими, которые каждую ночь разъезжались по Москве выгребать нечистоты из ям в домах, где не была устроена канализация. С боку телег были приторочены здоровенные, на длинных жердинах ковши, которыми «золотари» черпали зловонную жижу и лили ее в бочки. Хотя и все равно обливались.
Обоз, вытянувшись вдоль улицы, направлялся в центр. Как раз туда, куда надо было Мишелю.
Клячи бежали ходко — скоро миновали Каланчевку, пересекли Садовую, поехав по переулкам. Обитые железом колеса громыхали по булыжникам мостовой. На улицах никого видно не было.
Но вдруг в конце переулка мелькнули какие-то выбежавшие из-под арки проходного двора тени. Одна, другая... Сверху, над головами, громыхнуло, словно раздался далекий грозовой раскат — видно, кто-то шел по железной крыше. Мишель задрал голову. И тут же раздался, раскатившись эхом, отраженным от стен, выстрел. И еще один!
Звякнуло, посыпалось вниз стекло.
Стреляли не в них, в метнувшиеся из-под арки тени.
Оттуда разом загремели ответные выстрелы. Сверху на землю посыпалась выбитая пулями штукатурка. Одна пуля угодила в водосточную трубу, отчего та отозвалась глухим гулом.
Выстрелы трещали беспрерывно — то сверху, с крыши, то от подворотни.
Испуганные «золотари» остановили обоз, попрыгали с телег и спрятались за бочками. Мишель сделал то же самое.
Перестрелка нарастала, и видно было, что те, кто был в подворотне, берут верх. Они разбежались по улице, залегли за фонари и тумбы и, стреляя слаженными залпами, пытались сбить с крыши врага. Им отвечали вразнобой. Наконец там, наверху, кто-то отчаянно вскрикнул, и железо на крыше вновь загромыхало.
Тени поднялись в рост и, мечась от фонаря к фонарю, побежали в сторону обоза.
Все они были в длинных шинелях с винтовками и белыми повязками на рукавах.
Это были юнкера!
Изредка они останавливались, вскидывали к плечам винтовки и, прицелившись куда-то вверх, стреляли.
Так они добежали до самых бочек.
— Вон туда, в тот подъезд! — возбужденно кричали они. — Мигом!.. А мы зайдем с той стороны.
Юнкера разделились, одни быстро побежали вперед, чтобы перехватить стрелявших в них бунтовщиков со стороны Садовой, другие стали ломиться в подъезд. Но дверь не поддавалась.
— Через стекло надо! — фальцетом крикнул один из юнкеров, по виду — совсем мальчишка.
Задрав винтовки, вышибли стекла, и два юнкера, впрыгнув на подставленные винтовки, нырнули в подъезд, тут же громыхнув щеколдой и открыв дверь. Один за другим они забежали в подъезд.
— Послушайте, господа! — крикнул пришедший в себя Мишель, бросаясь им вслед.
Поймал за полу шинели последнего, прыгнувшего на лестницу юнкера. Это был тот самый мальчик.
— Чего вам угодно, сударь? — сурово спросил юнкер, смешно морща брови и нос.
На вид ему было лет четырнадцать, к нему было даже как-то неловко обращаться на «вы». Но только так и следовало!
— Вы из Александровского училища? — быстро спросил Мишель.
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался юнкер, напряженно, так что уши шевелились, прислушиваясь к тому, как в парадном грохочут сапоги бегущих наверх его товарищей.
— Вы туда?
— Допустим, — подозрительно ответил юнкер, на всякий случай отшатываясь на шаг и выставляя вперед винтовку.
Одному ему здесь, без приятелей, в полутемном парадном, было неуютно. Он хоть и был в шинели и с винтовкой — все одно был мальчишкой.
— Я уполномочен Временным правительством... — быстро забормотал Мишель, доставая и разворачивая свою бумагу. — Мне необходимо попасть в Александровское училище!
— Да?! — обрадовался, расплываясь в совершенно детской, радостной улыбке, юнкер, хотя в бумагу даже не заглянул. — А я сперва думал, вы с ними... — И быстро сказал: — Они Сашку Гурко в руку подстрелили, теперь бы их нужно догнать, пока они далеко не ушли! Непременно — теперь!
И рванулся было прочь. Но Мишель удержал его за рукав.
— Как мне лучше до училища добраться? — спросил он.
— Вам бы туда одному лучше не ходить, — посоветовал юнкер. — Там, в переулках, рабочие засели — не пропустят. Вы лучше с нами — мы пробьемся!..
И, уже не в силах стоять на месте, перепрыгивая через три ступени, бросился вверх по лестнице догонять своих.
Мишель, делать нечего, еле поспевая, побежал за ним.
Они поднялись на верхний этаж, где юнкера кромсали висящий на двери замок.
— Пусти, дай я! — крикнул кто-то. Отскочил на два шага, уставя в замок дуло винтовки, нажал на спусковой крючок. Раздался оглушительный выстрел, и пробитый и сорвавшийся замок повис на одной дужке.
«Мальчишки, какие же они еще мальчишки! — мгновенно в сердцах подумал Мишель. — А если бы рикошет?.. Так недолго и пулю получить».
Там, на фронте, да и во время службы в полиции он не раз видел, к чему приводит вольное обращение с оружием!
Выскочили на чердак. По нему, тыкаясь в темные утлы винтовками, добежали до слухового окна, вылезли на крышу.
И тут же бухнул далекий выстрел, и где-то, совсем близко, в железо крыши звонко ударила пуля.
— Вон они! — закричали, стали показывать куда-то вдаль юнкера, даже не догадавшись присесть.
Грохоча ботинками, побежали по крыше, прикладываясь к винтовкам и стреляя на ходу.
Они были оживлены, с раскрасневшимися, по-детски возбужденными лицами, словно в казаков-разбойников играли! Еще совсем недавно их бы на эту крышу дворник не пустил, сообщив об их шалостях родителям и отстегав вицей, а теперь дворник был им не указ! И — никто! Теперь они выбивали стекла, срывали замки и бегали по крышам, стреляя из винтовок!
— Быстрее, быстрее!..
По крыше через два дома скакали какие-то люди. У них тоже были винтовки, а у кого-то револьверы. Они изредка останавливались, целились и стреляли. И тогда пули, взвизгнув, пролетали над головой или впивались в печные трубы, дробя и вышибая кирпичи.
Юнкера стреляли в ответ. Но ни те, ни другие не попадали, потому что не столько стреляли, сколько бежали, сбивая дыхание.
«Им бы лучше остановиться и дать залп», — подумал Мишель.
Он тоже бежал, перепрыгивая с крыши на крышу, рискуя подвернуть ногу или оступиться на мокром железе и, соскользнув, свалиться вниз! Но все равно бежал, все более и более входя в азарт погони.
Они уже почти достигли беглецов, когда навстречу им ударил винтовочный залп. Наверное, это были те, другие, забежавшие вперед юнкера.
Один из рабочих, всплеснув руками, упал и покатился по крыше. У самого среза он было задержался, но все равно сполз, перевалился через водосточный желоб и с коротким вскриком свалился вниз.
Остальные беглецы, зажатые с двух сторон, сделали несколько беспорядочных выстрелов и нырнули сквозь слуховое окно на чердак.
Сошедшиеся вместе юнкера бросились за ними, но догнать не смогли. Рабочие, высадив окно на черном ходу, выпрыгнули во двор, по которому выскочили на соседнюю улицу.
— Ушли! — раздосадованно говорили юнкера, спускаясь вниз.
— Вон он! — показал кто-то.
Подошли к лежащему на мостовой телу.
Это тоже был почти мальчишка, в сапогах, собранных в гармошку, и торчащей из-под пальто косоворотке.
Юнкера стояли вкруг него, тяжело дыша, и на их лицах не было никакого испуга и сожаления! Кто-то, наклонившись, вывернул у мертвеца карманы, перебрав и разбросав вокруг него какие-то бумаги. Нашел, сунул в подсумок три обоймы, снаряженные винтовочными патронами.