Страница 37 из 47
— Ложись!
Остужев и сам собирался это крикнуть, но кто-то его опередил. В момент залпа друзья успели повалиться на землю. Сзади раздались истошные крики раненых — пули пролетели через всю улицу, не разбирая правых и виноватых.
— Лежи, Остужев, не вставай!
Что-то подсказало Александру, что следует послушаться, и он пригнул к земле голову озиравшегося Гаевского. Последовал ответный залп, не такой стройный, но достаточно точный, чтобы как следует проредить драгунский строй. Офицер снова что-то крикнул, драгуны сомкнулись было, но теперь по ним открыли беглый огонь с двух сторон, и французам пришлось отступить. Рядом с Остужевым упал на землю Никанор.
— Теперь вы мне верите? Я позвал всех, кого мог позвать, долго мы вас защищать не сможем. Надо отползти отсюда подальше, не вставайте!
Совет был стоящим: пули так и свистели у них над головами. По-пластунски они кое-как выбрались из зоны боевых действий, и Никанор быстро заговорил:
— Храм Василия Блаженного! Там вас ждут, и никто кроме меня, этого не знает! Пароль: «Что надо спрятать, спрячь сперва от солнца». Запомните хорошо! Вам нужен отец Григорий, если он еще жив. Спешите, но сделайте крюк через северные окраины, там должно быть безопаснее сейчас! Я должен вернуться к своим людям, — Никанор побежал назад, но оглянулся и крикнул: — Я вам верю, верьте и вы мне! Предмет не должен достаться никому!
С трудом волоча усталые ноги, товарищи направились к лесу, подальше от набиравшей силу перестрелки.
— Так что же, вот так и пойдем, куда этот Никанор сказал? — недовольно спросил Иван, поудобнее пристраивая на плече мешок. — Попадем, как кур в ощип, после всего-то...
— Мы уже куры в ощипе, Ваня, — Остужев решился. — Был бы Никанор враг, напал бы сейчас. Придется поверить, иного выбора нет. Бонапарт нас загнал. Теперь подобраться бы к Кремлю... Вот она где, пасть Льва.
— Хорошо, хоть переоделись, — отметил Антон. — Только почиститься надо, а то все в копоти, да в траве. А мне идея нравится — может быть, с Мари увидеться доведется?
— Кто о чем... — мрачно буркнул Байсаков. — Было бы только с Мари все хорошо.
Глава тринадцатая. Последний отблеск благородства генерала
1798 год
Увидеть предрассветные звезды прекрасно, так же как и вдохнуть свежий воздух. Гигантские силуэты пирамид, зловещая, и в то же время насмешливая морда древнего Сфинкса — все это сущие пустяки по сравнению со звездами.
«Вот что по-настоящему вечно. Эти звезды переживут миллионы Сфинксов, какими бы древними они ни были. Что бы ни случилось, в любую погоду, в самую темную ночь где-то над облаками горят звезды... — подумалось Остужеву. — И что наша жизнь в сравнении с этой божественной картиной?»
— К поэзии потянуло, Алекс? — насмешливо спросил Бонапарт, как всегда правильно понявший настроение Остужева. — Романтик вы, совершенно неисправимый. Жерар, друг мой, примите командование и над гренадерами тоже: офицеров не осталось. Выставьте охранение и пусть кто-нибудь отправится за подкреплением в Каир. Мюрат пришлет кавалерию.
Последние солдаты выбрались из Малой Пирамиды и швырнули Бочетти на песок перед генералом, на этот раз совершенно бессердечно скрученную ремнями.
— Что вы собираетесь с ней делать? — мрачно спросил Александр.
— Собираюсь выдать ее за вас замуж! — рассмеялся Наполеон. — Остужев, она использовала вас с самого начала, разве вы не понимаете? Убить вас для нее ничего не стоило бы в любой момент, а теперь она еще и мечтает об этом. Что вам за дело до злючки Джины? Она заслужила свою судьбу.
— Я любила тебя, Наполеон... — прохрипела Бочетти.
— Вот как? — он встал над ней и скрестил руки на груди. — Что ж, тогда дайте бедняжке воды. Возможно, мой характер несколько испортился за последнее время, Мсье Остужев, но, знаете ли, на то есть причины. Есть предметы, которые убивают, если вы меня понимаете. А наша милая графиня обладала предметом, который дает жизнь. Она просила за него слишком дорого, но дело даже не в этом. Зло должно быть наказано, даже если выглядит как несчастная влюбленная женщина.
— Но если это так и есть? — Остужеву хотелось наброситься на генерала. Это почувствовал и Байсаков, на всякий случай положивший руку на плечо товарища. — Если Джина искренне вас любит, зачем же так ей платить?
— Затем, Алекс, что вы романтик, а я нет. И вижу ее такой, какова она есть. Просто представьте себе, скольких мужчин успела влюбить в себя очаровательная Джина за время моей и вашей с ней разлуки? О, она не стеснялась. Они влюблялись, впускали ее в свой дом, в свою постель, а потом она в лучшем случае грабила их. Но многие убиты, некоторые — просто потому что Джине так было спокойнее. Колиньи собрал мне неплохое досье на эту гадину. Она влюблена? Как это трогательно! Давайте теперь ей все простим! — Наполеон помрачнел. — Вы романтик, Алекс. А она — нет. Она скорпион, который укусит любого, кто подпустит его близко. Но хватит разговоров. Вы спасли меня, или, хотя бы, хотели спасти. Ваш приятель, обаятельный юноша, пристрелил Имада. Не то чтобы я не хотел с ним поговорить лично, но... Благодарю и за это. Что ж, теперь вам следует уходить, потому что мой друг Колиньи наверняка сочтет мой поступок глупым. А он порой может меня и ослушаться — итальянец ведь на самом деле, а они своенравны. Уходите. И учтите: завтра вас начнут искать.
Он решительно отошел к отдавшему все необходимые распоряжения Колиньи и заговорил с ним. Гаевский тяжело поднялся с песка и бросил, как ему тогда казалось, последний взгляд на Бочетти.
— Саша, не потому, что она в меня стреляла... Ну, одним словом, эта графиня нам чужая. А Дия, помнишь, говорила, что Мари с Нельсоном должна прибыть. Нам бы Мари поискать, она одна совсем.
— И верно! — поддержал Антона Байсаков. — Что нам с Бочетти? Надо искать Мари, раз уж со Львом не получилось сегодня. Будет еще время. Отпускает — надо уходить, пока он сытый и добрый.
Остужев хотел что-то сказать Джине, но понял, насколько это будет глупо и пошло в создавшемся положении. Стараясь не показывать слез, он первым пошел к восходящему солнцу, краешек которого уже показался над песками. Иван и Антон зашагали рядом, готовые схватиться за оружие. Однако приказ генерала был свят, и никто не пытался их остановить. Они были уже далеко, когда у Малой Пирамиды снова прозвучали выстрелы.
Лежа на песке, Бочетти копила силы. С этой минуты и навсегда ей предстояло жить одной только надеждой на месть, как бы коротка ее жизнь не оказалась. Джина слышала разговор русских, и разобрала лишь два слова: «Мари» и «Нельсон». Она сложила их вместе и сразу все поняла. Нельсона ждали возле Александрии со дня на день, а поскольку вестей оттуда давно не было то, возможно, он уже там. Сейчас информация о Мари, прибывающей вместе с Нельсоном, никак не могла ей помочь, хотя девчонку Джина помнила хорошо. Но когда-нибудь потом, если она все же останется жива...
Мамелюки, которые поклялись на Коране быть верными своей госпоже Фатиме, как они ее называли, даже в мыслях не могли ее бросить. Они отступили в подземелье, когда ситуация была неясна, а превосходство гренадеров — полным. Но они не ушли. Последние оставшиеся в живых, полтора десятка человек, тайком выбрались из пирамиды следом за французами. Еще двое стерегли коней неподалеку, туда они и отправились. И вот теперь, когда захватчики их страны и обидчики их госпожи немного расслабились, мамелюки решились. Они гнали с собой всех коней, поэтому когда из-за Малой Пирамиды вдруг вылетел их отряд, французам показалось, что врагов намного больше. В первые минуты паники звучали лишь одиночные выстрелы, в отсутствие четких команд офицеров не сразу построилось каре. А когда построилось, защищая в своем сердце любимого генерала, мамелюки уже неслись прочь. Поперек седла одного из них лежала почти задохнувшаяся Джина, которую лихой наездник подхватил на всем скаку прямо с песка. Каре успело дать им вслед лишь один залп, сбив двух всадников.