Непреодолимое искушение

— Мои мать и брат были очень, очень близки, — через силу призналась она. — Брат обвинил в ее смерти отца.

— Почему?

Эмма встала и подошла к камину, чувствуя, как холод запускает когти в ее сердце. Она протянула к огню руки, но тут же опустила их, заметив, как они дрожат. К несчастью, Чейз заметил это. Он обнял ее за талию, и она сдалась и прижалась спиной к его груди.

— Прости. Я понимаю, как тебе тяжело.

Она повернулась и уткнулась лицом ему в плечо. Как давно ей хотелось сделать так, найти кого-то, кто разглядит под внешним блеском слабую женщину, желающую быть любимой!

— Ты брат Рейфа, — прошептала она. — Не уверена, что хочу обсуждать это с тобой.

Он отстранился, как будто ему передалась ее дрожь:

— Думаешь, я все передам ему?

Она не хотела снова возводить стену между ними, но у нее не было выбора.

— Я не уверена, — честно сказала она. — Если Рейф решит, что это может быть полезно ему…

Она умолкла, беспомощно пожав плечами.

— Клянусь, что никогда ничего не расскажу Рейфу о своей личной жизни.

Она искала в его лице фальшь, но не могла найти. Чейз был отцом ее ребенка, у них намечались длительные отношения, не важно, как это выглядело со стороны. Сегодня могло начаться самое большое чудо или самая тяжелая дорога в ее жизни. Ее беспокоило только, что ее слишком сильно влекло к Чейзу. Такое влечение легко могло перерасти в нечто большее — даже в любовь. Стоило ей подумать об этом, как у нее появилось чувство, что она открыла дверь, которую уже не сможет закрыть.

— Ладно, я верю тебе, — услышала она собственный голос, и это была правда.

— Почему твой брат винил твоего отца? — снова спросил он, не отпуская ее.

— Моя мать умерла от передозировки.

— Господи! — ахнул Чейз.

— Она… — Эмма пыталась подавить воспоминания, которые похоронила давным-давно. — Они с отцом поссорились, она обвиняла его в неверности.

— Это правда?

Она пожала плечами:

— Мне было девять, что я понимала? Однако я думаю, что да, и не однажды. Мы с братом слышали, как они ссорятся, потом отец ушел на деловую встречу, как он сказал, а мама наглоталась снотворного. Неизвестно, случайно или нарочно. Ее нашел мой брат, позвонил в службу спасения и поехал с ней в больницу.

— Кто остался с тобой?

— Экономка.

— Мать Аны? — Он помедлил, вспоминая имя. — Нильда?

— Нет, они начали работать на нас после того, как брат уехал в школу. Странно, я не могу вспомнить имя той женщины. Она уволилась на следующей день.

— Ана заполнила пустоту, которую оставила твоя мать?

Он погладил ее по щеке.

— Пожалуй…

Она никогда не смотрела на это с такой стороны.

— Ты не винила отца, как твой брат, — задумчиво сказал он. — Хотя как ты могла?

Она непонимающе уставилась на него:

— В смысле?

— У тебя больше никого не осталось. Если бы ты восстала, тебя бы тоже отослали, и ты не стала папочкиной принцессой.

Она отшатнулась. Он ничего не понял. Хотя как он мог? Он был дельцом до мозга костей.

— Ты можешь думать что угодно, — холодно сказала она. — Я смотрю на это по-другому. Я хочу, чтобы ты понял, почему я не выйду за тебя.

— Почему же? — спокойно спросил он.

— Как я уже говорила, я знаю, на что способен несчастливый брак. Он убил мою мать, рассорил отца и брата. У меня много денег, но они не делают меня счастливой. Я не хочу такой судьбы для своего ребенка.

— История не обязательно повторяется.

— Ты прав, и я сделаю все возможное, чтобы это не случилось. — Она подошла к столу, взяла сумочку и накидку и вызывающе посмотрела на него. — Вот почему я никогда не выйду за тебя, Чейз.

— Мы не твои родители, — заметил он.

В его голосе она услышала сдерживаемый гнев.

— Да, но это ничего не меняет. — Она пошла к дверям. — Спасибо за чудесный ужин. Мне пора.

Глава 6

Эмма придумала хороший способ сказать отцу о беременности всего за одну ночь. Однако утром разразился скандал, и связано это было не с ребенком, а со статьей Джиллиан Митчелл.

— Эмма! — ревел Рональд Уорт. — Черт побери, Эмма, что ты натворила?

Эмма вошла в столовую, как раз когда ее отец разносил дорогой фарфоровый сервиз. Кофейные пятна быстро расползались по белой скатерти. Нильде это не понравится.

— Ты звал? — спокойно спросила Эмма.

Он потряс газетой перед ее лицом:

— Что? Это? Такое?

— Похоже на газету.

Он побагровел:

— Не умничай! Я о статейке этого молокососа, пишущего под именем Джиллиан Митчелл. Она ссылается на тебя как на источник.

Эмма подошла к отцу, поцеловала его в пышущий жаром лоб и позвонила в колокольчик, стоящий у его локтя. Тиа, служанка, появилась почти сразу, посмотрела на кофейную катастрофу и исчезла.

— Я еще не читала статью, поэтому судить не могу, но я действительно разговаривала с Джиллиан пару дней назад и поделилась с ней своими переживаниями по поводу покупки «Уорт индастриз».

— Это не твое дело, — холодно сообщил Рональд. Этот тон он использовал для кандидатов на увольнение и очень редко — для членов семьи. Его палец барабанил по столу, акцентируя слова. — Продажа — дело мое, Рейфа и кучки никчемных советников и юристов. Занимайся своей благотворительностью и не лезь в мои дела.

Было тяжело не показать, как ее уязвили его слова.

— Продажа касается всех горожан, поскольку с приходом Рейфа экономическая ситуация резко изменится не в лучшую сторону, — заметила Эмма. — У меня есть право высказывать свое мнение, и я не собираюсь отмалчиваться, нравится вам это или нет. — Она посмотрела на него так же остро и холодно, как он смотрел на нее. — А мне не нравится тон, которым ты говоришь о моей работе.

— Это не настоящая работа, — немедленно возразил он.

Они уже не раз спорили об этом, и Эмма знала, что нельзя сдаваться, нельзя отступать, как это делала ее мать. Это привело бы к катастрофе.

— Ты прав, мне за нее не платят, но она такая же настоящая, как твоя. Я помогаю людям, которые отчаянно стараются встать на ноги. Я трачу на них свое время, потому что нахожусь в привилегированном положении.

— Ты могла бы — и должна была бы — управлять компанией.

Она почувствовала его огорчение, и ее гнев потух, сменившись болезненной нежностью.

— Ох, папа, — вздохнула она. — Я знаю, как это больно, когда никто из твоих детей не хочет идти по твоим стопам.

— Один из них мог бы, — пробормотал он.

Она едва могла поверить, что он все еще надеется.

— Прости, папа, но этого не будет. Каждый должен жить своей жизнью. Продавай компанию, если хочешь, но, пожалуйста, умоляю тебя, защити рабочих.

Снова появилась Тиа, ловко поменяла скатерть, поставила новые приборы, налила Рональду свежего кофе и поставила перед Эммой чай и ее обычный завтрак.

— Спасибо, Тиа, — пробормотала Эмма. К счастью, ее уже не так сильно тошнило по утрам. — Скажи Нильде, что папа просит прощения за кофе.

— Да, да, что угодно, — поморщился Рональд, отослал служанку взмахом руки и хлопнул газетой по новой скатерти. — А что касается этого интервью…

— Я не буду говорить о нем, пока не прочитаю. Есть кое-что еще, о чем я хочу поговорить. — Она помедлила. — Это серьезно, папа.

Надо отдать ему должное, Рональд почти незаметно переключился с рабочего режима на режим «отец». Нахмурившись, он отбросил газету.

— Ты здорова? — спросил он. — Ларсон что-то сделал вчера? Сделал тебе больно?

— Все в порядке, разумеется, Чейз ничего не делал. — Она покрутила в пальцах вилку. Похоже, подходящих слов она так и не найдет. — Папа, мы с Чейзом уже встречались.

Рука Рональда застыла над чашкой.

— Ты не говорила.

— Не было повода.

Он сделал глоток кофе.

— А теперь?

Она глубоко вдохнула. Надо просто сказать, хватит ходить вокруг да около.

— Я беременна, папа.

Он выронил чашку, и она снова приземлилась на многострадальный соусник.