Серебряная заря

— Она любила его? — тихо спросила она.

Лоренцо пожал плечами:

— Кто знает? Она не особенно распространялась об этом. Ей было стыдно. Незамужняя беременная женщина в сельской Италии в те времена — такому положению не позавидуешь. — Он подошел к окну, оперся одним плечом о деревянную раму и пристально посмотрел в ухоженный парк. — Поэтому она перебралась в Неаполь, где жила ее сестра. Мама хотела избежать сплетен.

— А как ты? Ты когда-нибудь встречался со своим отцом?

Лоренцо напрягся.

— Однажды, — коротко ответил он.

— А этот дом? — через минуту спросила она. — Как получилось, что ты стал его собственником?

— Вопрос интересный. — Лоренцо отвернулся от окна. — Почему бы нам не пойти и не осмотреть остальную его часть?

Эллери молча вышла вслед за Лоренцо из гостиной. Он поднялся по мраморной лестнице, пошел по коридору, в который выходили многочисленные двери, отделанные деревянными панелями. Их шаги заглушал роскошный ковер. Лоренцо мимоходом заглядывал в спальни, каждая из которых, как успела заметить Эллери, была невероятно элегантна и роскошна.

Когда они снова спустились вниз, Лоренцо задержался возле библиотеки, стеллажи в которой были уставлены книгами в кожаных переплетах. Он провел пальцем по их корешкам с таким отрешенным видом, за которым наверняка скрывалась буря чувств. Она знала это по себе.

— Ну и как? — наконец спросила она. — Это соответствует твоим ожиданиям?

Лоренцо отдернул руку от полок:

— Нет. Не знаю, что я надеялся почувствовать, впервые переступив через этот порог, но… — Он медленно покачал головой. — На самом деле я не чувствую ничего. Глупо? Пафосно. Я купил этот дом после смерти своего отца, чтобы в какой-то степени показать, что я достоин его. По крайней мере, я так думаю. — Он тяжело вздохнул. — Мой отец, как и твой, не умел обращаться с деньгами. Я смог приобрести этот дом почти задаром. И его семья была, естественно, в ярости.

Эллери услышала, как он подчеркнул слово «семья», и ее глаза снова наполнились слезами.

Во всех своих слезливых размышлениях о двойной жизни своего отца она никогда не задумывалась о том, что чувствовала его другая семья. Как трудно, наверное, ощущать себя самозванцами, прятаться и не иметь возможности признать отца и мужа своим. Да, Эллери чувствовала себя преданной, но ведь и та женщина с сыном тоже должны были чувствовать себя так же.

И так должен был чувствовать себя Лоренцо, отец которого никогда не признавал его. Может, это и сделало его таким, каким он стал?

Они с Лоренцо были такими разными и при этом такими невыносимо похожими своими семейными драмами. Оба держались за единственное материальное доказательство того, что у них вообще были когда-то семьи, — их дома. И хотя палаццо Лоренцо было в безупречном состоянии, оно было таким же бременем для него, как Мэддок-Манор — для нее.

— Лоренцо… — Эллери сделала шаг к нему.

Надежда крепла в ее душе. Они были похожи хотя бы в этом, и это дало ей возможность понять, что через непреодолимую пропасть между ними можно было перекинуть мостик. То, что, казалось, разводило их, могло и притянуть их друг к другу.

— Что? — Погруженный в свои мысли, он повернулся с таким видом, словно забыл о том, что она здесь. Он выглядел отрешенным, и она поняла, что он снова закрывается от нее.

И тут Эллери поняла, что ей надо делать — и что надо делать Лоренцо. Она подошла к нему вплотную и подняла руки к его плечам, притягивая его к себе. Он напрягся, сопротивляясь, и она прижалась всем своим телом к нему с мольбой о том, чтобы он принял эту ее уступку. Она не позволит, чтобы это разлучило их. Не позволит, чтобы кто-то из них отступил, закрылся.

— Отвези меня в свой настоящий дом, — сказала Эллери. — В Неаполь. Твоя мама все еще там?

— Да…

— Отвези меня туда, — тихо попросила Эллери, все еще прижимаясь к нему всем телом. — Покажи мне свой дом, не этот… этот мавзолей. Покажи мне себя.

Глава 11

Когда показался Неаполь, стало уже темнеть. Они ехали целый день, потому что от Милана до Неаполя было не меньше четырехсот миль. И все это время, что они провели в машине, Лоренцо и Эллери почти не разговаривали. Воспоминания были слишком тяжелы.

Лоренцо взглянул на Эллери, на ее бледный профиль на фоне темнеющего окна. Она казалась усталой и немного печальной, что и немудрено. Последние несколько дней были похожи на «американские горки». Он сам расплачивался за них болью, болью сердца.

Лоренцо с силой сжал пальцами руль. Везя Эллери в Неаполь — в свое прошлое, — он рисковал. Может быть, он и демонстрировал сейчас внешние атрибуты богатства и привилегированности, но ведь он не родился с ними. Даже его мать, с присущей ей гордостью, отказывалась от предложения переехать в более престижный район города. Она так и продолжала жить в тесной квартирке, в которой он вырос, что очень удручало Лоренцо.

Вздохнув, Лоренцо поехал по узким улочкам одного из рабочих районов города. Здесь прошло его детство, здесь был его дом, и он остро чувствовал его убожество. Эллери спокойно смотрела на многоквартирные дома с их облупившимися фасадами и покосившимися ставнями.

Он с трудом втиснул свой «порше» на свободное место городской стоянки:

— Приехали.

— А твою машину… — неуверенно начала Эллери.

Лоренцо криво улыбнулся.

— Никто не осмелится тронуть мою машину здесь, — сказал он. — Меня тут все знают. И знают мою маму. — Он увидел промелькнувшее на ее лице удивление. Интересно, как она отреагирует на тесную квартирку его матери, на ее простое происхождение, на ее отказ принять тот мир, в котором существовал теперь Лоренцо?

Он позвонил матери с дороги, чтобы сказать, что едет домой. Она закричала от радости и пообещала приготовить спагетти. Сейчас, ведя Эллери по узкой дорожке к одному из виднеющихся в отдалении домов, он думал о том, не допустил ли самую большую и самую ужасную ошибку в своей жизни?

Все оказалось не так, как ожидала Эллери. Зная о том, как богат Лоренцо, она вряд ли могла предположить, что его мать все еще обитает в тесной квартирке в одном из безусловно не самых лучших районов Неаполя. Неужели он не хотел бы, чтобы его мать жила в более комфортных условиях? Может быть, она отказывалась от его денег?

Эллери начала понимать, почему он не привозил сюда никого, почему не хотел привозить и ее. Она начала понимать этого человека, которого когда-то посчитала алчным и пустым. Он не был ни тем ни другим.

— Buona sera! Buona sera!

Дверь перед ними распахнулась. На пороге стояла улыбающаяся женщина лет за пятьдесят с кудрявыми седеющими волосами. Она схватила Лоренцо за плечи и расцеловала в обе щеки. Эллери не поняла ни слова из потока итальянских слов, который эта женщина вылила на своего сына, но по тому, как она грозила ему пальцем и шутливо хмурилась, предположила, что мать упрекала Лоренцо в том, что он недостаточно часто приезжал и недостаточно хорошо питался. Она поняла, что у них теплые отношения, но почувствовала какое-то скрытое напряжение. Недосказанность? Обиду?

— Мама, это Эллери Данант, леди…

— Рада познакомиться, — поспешно перебила его Эллери. — Пожалуйста, называйте меня Эллери.

— А я Марина де Люка. Очень рада, — сказала мама Лоренцо на ломаном английском.

Марина? Так, значит, он назвал новую линию своей одежды от-кутюр в честь матери?

Марина пригласила их в дом:

— Входите, я оставила вам обед.

— Конечно, — пробормотал Лоренцо, обращаясь к Эллери, и она улыбнулась.

Было так Приятно видеть Лоренцо в его родной стихии! В последние несколько дней он показывал ей себя таким, каким был на самом деле. Эллери обвела взглядом маленькую аккуратную гостиную с вышитыми картинами в рамках, с софой и креслом, накрытыми вязаными покрывалами. Комната была по-своему очень уютной. Она, как небо и земля, отличалась от роскошных стерильных гостиничных апартаментов Лоренцо. Это был его дом.