Кровавый разлом

Почему в какие-то ночи я чувствую себя еще более ненормальной, чем всегда?

Над головой послышалось хлопанье гигантских крыльев.

Она пригнулась и резко, как заяц, свернула и побежала к берегу, не обращая внимания на цепляющиеся за ноги мелкие кустики.

До каменоломни оставалось еще несколько сотен метров. Батарейка в фонаре почти села. Она погасила его — все равно никакой пользы.

Внезапно ее ослепил свет автомобильных фар. Автомобиль остановился во дворе у Мернера. Дверца открылась, в машине зажегся свет, и она увидела, что это Пер. Вендела поспешила вперед.

Он неуклюже вышел из машины — видимо, долго был за рулем — и, услышав шаги Венделы, повернул голову и напрягся, словно готовился к нападению.

Потом сообразил, кто это.

— Вендела…

Она кивнула. Ни о чем не думая, подняла руки и пошла прямо на него.

Вечер вдруг показался ей теплым. Даже жарким.

Она обняла его — он, как ей показалось, нерешительно, но тоже обхватил ее руками.

Вендела опустила руки и отошла на шаг.

— Пойдем, — сказала она тихо.

Пер резко выдохнул.

— Я не могу, — сказал он.

— Это неважно.

Она взяла его за руку и повела в хижину, словно хозяйкой была она, а не он.

59

Пер открыл глаза и удивился — уже утро. Он лежит в своей постели. А рядом лежит кто-то… наверное, он еще спит.

Сознание возвращалось к нему медленными, мутными волнами. Даже когда он осознал, что это Вендела Ларссон, он все равно не мог поверить, что это не сон. С тех пор как от него ушла Марика, он всегда спал один.

Наконец вспомнил. Накануне, когда дыхание Венделы стало поверхностным и легким, он долго лежал без сна, ожидая привычного визита.

Визита Джерри.

Так было всегда в те немногие разы, когда он засыпал рядом с женщиной. Ему сразу чудился тяжелый запах сигаретного табака, и он точно знал, что его отец где-то рядом, стоит в тени и издевательски ухмыляется.

Но на этот раз Джерри не появился.

В девять часов она проснулась. Пер сварил кофе и поджарил хлеб. Странно, оба словно бы боялись заговорить, чтобы не затронуть какие-то запретные темы, но ни он, ни она не чувствовали никакого напряжения или стыда. У него было такое ощущение, что он знает Венделу много лет.

Но ему надо было ехать к Нилле.

— А могу я побыть у тебя? — неожиданно спросила Вендела.

— Ты не хочешь идти домой?

— Я не хочу встречаться с Максом. Сейчас, по крайней мере.

— Ничего же не было, — напомнил Пер.

— Мы спали в одной постели.

— Мы просто грели друг друга…

— Объясни это Максу.

— Скоро увидимся, — сказала она в прихожей.

— Ты думаешь?

Она бегло улыбнулась.

Он закрыл за собой дверь, дошел до машины, остановился и с силой выдохнул.

Что же произошло? И что бы ни произошло, ведь это была не его прихоть? Это же Вендела так решила, это она пришла к нему… и к тому же они только говорили и говорили… а потом уснули, обняв друг друга.

Как бы то ни было, жизнь осложнилась, и он очень боялся, что эта ночь может как-то сказаться на состоянии Ниллы. Ухудшить.

А вот если он найдет Маркуса Люкаса, ее шансы выздороветь наверняка увеличатся. Почему — он и сам не мог бы объяснить.

Он достал мобильник и позвонил в справочную службу. Трубку взяла молодая женщина.

— Даниель Веллман, — сказал он коротко.

— Какой город?

— Думаю, Мальмё.

Несколько секунд молчания, показавшихся ему минутами.

— Абонент с таким именем не значится.

— А по всей стране?

— Тоже нет. Есть несколько Веллманов, но ни одного Даниеля.

Всю дорогу до Кальмара он думал о Венделе.

В коридоре больницы он наткнулся на пару примерно в его возрасте. Мужчина и женщина медленно шли ему навстречу. Вид у них был совершенно измученный, глаза опущены.

Он увидел в руках у мужчины маленький голубой рюкзачок и понял, кто они. Родители Эмиля, умершего друга Ниллы. Наверное, приехали взять его вещи, а сейчас поедут в опустевший дом.

Все теплые воспоминания минувшей ночи как рукой стерло. Он замедлил шаг, хотел что-то сказать, но так ничего и не сумел из себя выдавить. Они прошли мимо. Пер повернулся лицом к стене и закрыл глаза…

— Привет, Нилла. Как дела?

— Плохо.

За два дня до операции — такое настроение. Она даже не улыбнулась отцу.

— Ты приезжаешь только потому, что должен.

— Нилла! Что ты себе надумала? Нет, конечно…

— Потому что так полагается.

— Нет, — как можно тверже сказал Пер. — Я приезжаю потому, что хочу тебя видеть. Есть масса людей, которых я не навещаю, хотя и должен бы навестить. Но я не хочу их видеть. А тебя — хочу.

— Неправда. Никому не хочется видеть больных.

— Нилла! Ты моя дочь…

Они помолчали.

— Как ты? — повторил он вопрос. — Получше?

— Меня вчера вечером два раза вырвало.

— Но сегодня-то получше?

— Немного… Но медсестры будят очень рано. Здесь почему-то все должны просыпаться в семь, хотя вроде и незачем, только позавтракать. Лекарства дают только в полвосьмого. А завтрак можно было бы съесть и попозже.

— Ну, семь — не так уж рано. Ты же всегда встаешь в семь, когда надо в школу? Я, когда учился в гимназии, вставал в четверть седьмого, иначе не успевал на автобус.

Нилла, казалось, его не слушала.

— Мамина тетя была утром.

— Тетя Улла?

— Да… сказала, что будет за меня молиться.

Она посмотрела куда-то мимо Пера.

— Я хочу, чтобы играли «Нирвану». «All apologies».

— Что значит — играли? Что ты хочешь?

— В церкви, — тихо сказала Нилла.

Наконец он понял, затряс головой и взял ее руку:

— Никто ничего не будет играть… в этом не будет нужды.

— А на похоронах? Сыграют?

Он кивнул:

— На похоронах — да. Когда тебе будет восемьдесят и у тебя остановится сердце на танцплощадке — тогда да. Тогда мы поставим запись «Нирваны». — Он посмотрел на часы. — Скоро придет мама. У нас назначен разговор… с твоим хирургом. Ты его видела?

Нилла сложила руки на груди:

— Д-да… он заходил вчера вечером. От него пахло табаком.

Через пятнадцать минут Марика и Пер сидели рядом за столом. Пер вспомнил слова Ниллы — от врача и в самом деле пахло табаком.

Сосудистый хирург Томас Фриш из Лунда был примерно ровесником Пера. «Фриш» по-немецки означает «здоровый» — это ли не хороший знак? Глаза у него были усталыми, но лицо покрывал загар, который иначе как здоровым и назвать было нельзя. От него исходила эманация уверенности и спокойствия.

— Это не рутинное вмешательство, — предупредил он, — даже очень не рутинное. Совсем не рутинное. Но вы можете нам верить. У нас очень хорошая, опытная и спаянная команда.

Он открыл ноутбук и стал комментировать возникающие на экране картинки, стараясь объяснить, в чем заключается операция.

Пер делал вид, что слушает, но ни слова не понимал. Больше всего ему хотелось бы уткнуть лицо в руки и так и просидеть до конца этого разговора. У него было слишком живое воображение — он представлял на месте этих рисунков живую, исхудавшую Ниллу.

Томас Фриш — пилот. Ему вменено в обязанность доставить пассажиров живыми к месту назначения. Но его-то самого на этом самолете нет — если что-то пойдет не так, он рискует только своей репутацией. С этой точки зрения хирург похож скорее на Бога, чем на пилота, подумал Пер.

— Мы знаем, что вы делаете все, что от вас зависит, — сказала Марика.

— Каждый день. С утра до вечера. А иногда и ночью.

Он улыбнулся и пожал им руки.

Они вышли из комнаты. Пер попытался представить — какими словами утешали врачи родителей Эмиля?

Пер остался на ланч с Ниллой и с Марикой, но никто почти не притронулся к еде. Он попрощался с дочерью и пошел к лифту. Марика вышла его проводить — такого ни разу еще не было. Может быть, общее горе немного сблизило их.