Кровавый разлом

Пер слушал без улыбки.

— А сколько вас было, Маркусов Люкасов?

— Точно не скажу… несколько штук. Двое, а может быть, трое. Не так много парней на это способны.

— На что?

Йесслин помахал указательным пальцем в направлении собственной ширинки:

— Не у всех стоит по команде… особенно перед камерой.

— А вы знали других парней?

— Одного знал. Тоже из «Мулен Нуар». Его звали Даниель.

— А фамилия?

— Даниель Веллман.

— А по буквам?

Тобиас продиктовал.

— Два «л», обратите внимание.

Пер тщательно записал имя. Ему почему-то казалось, что он с каждой минутой подходит все ближе к злобному троллю по имени Маркус Люкас. Не этот, так другой. Который «поздоровее», как сказала Ульрика Тернман.

— Вы вместе снимались?

— А то… каждые выходные. У Джерри в Смоланде была вилла…

— Она сгорела. Несколько недель назад.

— Как так?

— Поджог. Кто-то разложил по всему дому зажигательные бомбы. И что-то вроде самодельного часового механизма.

Йесслин задумался.

— Похоже на Бремера… он помешан на пиротехнике. Мы иногда в лесу снимались, так он для пущей щекотки поджигал какие-то дымовые шашки с бензином. А мы там голые, в огне и дыму. Довольно эффектно. У него рядом с камерой всегда была пара ведер с водой, на случай, если что не так… но все равно было страшно: лежишь с голой задницей, а рядом языки пламени… — Тобиас засмеялся. — А вы с Бремером встречались?

— Нет… — сказал Пер. — И вряд ли это возможно. Бремер погиб на пожаре.

— Вот как? — Йесслин затянулся и выпустил несколько колец табачного дыма.

— Вы, похоже, недолюбливали Бремера?

— Да… можно и так сказать. Недолюбливал.

— Почему?

Тобиас посмотрел в окно. Судя по выражению лица, ему вспомнилось что-то неприятное.

— Не знаю… что-то у нас с ним не склеивалось. Бремер работал очень быстро, но с девушками обращался по-скотски. Бывало, заболит что-то у девчонки, а ему плевать. «Отверни морду от камеры и гримасничай, сколько влезет». У нее слезы текут от боли, а он знай крутит камеру. Ему самое главное — побыстрей закончить фильм.

— А для вас?

— Да и я постепенно таким же сделался… как Бремер или Джерри. Закончить побыстрей — и домой. Тупеешь от этой работы.

— А погибшие девушки?

Йесслин недоуменно уставился на него:

— Вы имеете в виду Джессику Бьорк?

— Джессику Бьорк?

— Ну да… она работала в «Мельнице» со мной и Даниелем… Она в нескольких фильмах снялась… ее там звали Габриела, что ли… я от одного знакомого слышал, она тоже погибла на каком-то пожаре с месяц назад… Жаль. Хорошая была девчонка. Ей и тридцати не было.

— На пожаре? — Пер вздрогнул. — Вы сказали, Габриела… а может быть, Даниела?

— Может, и Даниела. Габриела, Даниела…

— А когда вы ее видели в последний раз?

— У-у-у… давно это было. Десять лет, не меньше. Да мы почти и не разговаривали, так, звонили пару раз друг другу, и то по делу. Даниель Веллман с ней больше общался.

Пер задумался. Вполне может быть и так. На записке Бремера был телефон именно Джессики Бьорк. И что это значит? Он никак не мог собраться с мыслями, в голове было совершенно пусто.

— Я ничего не знал про Джессику, — тихо сказал он. — Я имел в виду двух девушек, о которых говорила Ульрика Тернман. Их тоже нет в живых.

— Вот оно что, — протянул Йесслин. — Значит, не только Джессика…

Пер резко наклонился к нему.

— Тобиас, — сказал он как можно убедительнее, — я должен… я обязан найти и других, кто работал с Джерри. У вас есть адрес этого… Маркуса Люкаса номер два?

Йесслин покачал головой и затушил сигарету:

— Мы никогда не были друзьями… Его зовут Даниель Веллман, и жил он тогда в Мальмё. Это все, что я знаю.

— А фотография его у вас есть?

— Фотография? Возьмите любой журнал, вот вам и фотография.

— Чего угодно, только не лица.

Йесслин засмеялся и встал:

— Да уж… у нас, парней, физиономии их не интересовали… Там другое важно. Девушки — другое дело, а наши-то рожи зачем снимать?..

Пер тоже поднялся со стула. Он, собственно, и не ожидал более достоверных сведений о втором Маркусе Люкасе, но все равно почувствовал укол разочарования.

Йесслин внезапно остановился в дверях:

— А если вы спросите, кто мог спалить Ганса Бремера, я вам вот что скажу: наверняка какой-нибудь рыцарь.

Пер помолчал, ожидая продолжения, но Йесслин, по-видимому, посчитал фразу законченной, поэтому Пер спросил:

— Какой рыцарь?

— Какой-нибудь парнишка случайно узнал, что его девушка снималась у Бремера, и решил заступиться за честь возлюбленной.

Пер вспомнил веселый голос девчушки, снявшей трубку в доме у Йесслина.

— Вы сейчас женаты, стали отцом… вы не боитесь за свою репутацию?

— Да нет… А вот девчонкам похуже. Они-то до смерти боятся, чтобы прошлое не выплыло наружу.

— Это несправедливо…

— Что ж тут справедливого? — Йесслин пожал плечами. — Но в этой отрасли правят мужчины… Они же и заказчики, и деньги тоже их. Такова жизнь…

Пер вышел из «Гонолулу» и сел в машину, не переставая думать о деньгах и заказчиках. Вспомнил, как Джерри показал на Мари Курдин и заявил, что и она у него работала.

Он повернул ключ зажигания. До дома было довольно далеко.

58

Вендела, выпрямившись, стояла перед камнем эльфов и чувствовала, как в воздухе над ней проносятся тревожные и мрачные токи. Оставалось всего два дня до Вальпургиевой ночи, самого главного праздника темных сил.

Она включила карманный фонарик и положила на камень — единственная точка света в ночном мраке.

Ведьмы и демоны, черные родственники эльфов, пробудились от долгого зимнего сна. Они покинули свои глубокие пещеры в прибрежных горах Балтики, перелетели море, сделали несколько кругов над Голубой Русалкой и теперь носятся над Эландом, пугая ночных птиц. Со злорадной ухмылкой поглядывают они на узкий плоский остров, на кружевную пену волн, растекающихся по пустынным пляжам, на суету копошащихся далеко внизу земных тварей.

Здесь, высоко над альваром, делятся они друг с другом своими планами, как сделать человеческую жизнь еще труднее, еще мучительнее на год вперед.

Вендела зажмурилась.

И что могут им противопоставить люди? Ничего… разве что по традиции разжечь большие костры. Но огонь быстро гаснет, а ночь еще не кончилась, петух еще не пропел — и тогда ничего не остается, как запереться у себя в доме, поплотнее закрыть окна и ждать, что демоны и ведьмы выберут не твою семью, а кого-нибудь еще.

Но ожидания никогда не оправдываются. Они всегда выбирают тех, кто послабее, у кого больше замков на дверях и кто страстнее всех молится о своем благополучии.

Она положила руку на камень.

В свете карманного фонаря блеснуло обручальное кольцо, купленное Максом в Париже. Оказалось, его не так-то легко снять — за десять лет кольцо чуть ли не вросло в палец. Но в конце концов удалось. Она зажала кольцо в правой руке, протянула ее к небу и потрясла сжатым кулаком. Потом аккуратно положила кольцо в углубление, посмотрела на него и поняла, что никакие силы не заставят ее снова надеть это кольцо.

Делайте с ним что хотите,подумала она. Только избавьте меня от него.

Она опять зажмурилась.

Пусть у него опять будет инфаркт, на этот раз потяжелее, а врачей поблизости не окажется.

Она открыла глаза и почувствовала сосущую боль под ложечкой — голод и усталость постепенно делали свое дело. У нее сильно закружилась голова, и она оперлась о камень. Не очень разумно — в такую ночь сорваться с места и полуголой бежать неизвестно куда. Она постояла, не двигаясь, глядя в одну точку — туда, где должен быть горизонт. Постепенно головокружение отпустило. Она взяла фонарик и, светя на траву, пошла прочь.

Когда она миновала проход в можжевельнике, ей стало намного лучше. Бежать в неуклюжих резиновых сапогах было невозможно, но она шла все быстрее и быстрее, не опасаясь споткнуться — Вендела знала эту дорогу наизусть. Она шла так быстро, что в ушах начал подвывать ветер.