Полет бабочек

Он успевает оторвать взгляд от ее мужа и поздороваться с ней.

— Миссис Эдгар.

Он кивает, но руку у нее не берет. Вместо этого тянется к Томасу, пожимает его руку, а другую руку кладет ему на плечо.

— Мой дорогой друг, — говорит он. — Что с тобой стало, а? Что с тобой сделали?

Такая откровенность застигает Софи врасплох, но она даже рада. Слишком долго все ходили вокруг Томаса на цыпочках, и никто не называл вещи своими именами, делая вид, что не замечают этой проблемы или что эту тему нельзя поднимать. Но чему тут удивляться? Питер. — очень хороший друг Томаса. Хоть она с ним и не была знакома прежде, Томас всегда говорил о нем с теплотой и восхищением.

Томас уводит взгляд в сторону, избегая глаз друга.

— Он меня слышит? — спрашивает мистер Кроули Софи.

— Да, он слышит вас. Вы просто не получите ответа. Но надо попытаться, прошу вас, во что бы то ни стало.

— Хорошо.

Мистер Кроули потирает руки.

— Пойдемте в сад.

Он ведет их через главные ворота.

— У меня есть одно место, куда я могу повести вас сегодня.

Небо над головой кажется необъятным и белым. Здание Пальмовой оранжереи высится впереди, как перевернутый корпус роскошного лайнера. Мужчины и женщины прогуливаются по чистым дорожкам — женщины вращают в руках разноцветные зонтики от солнца, а мужчины помахивают бесполезными, но очень модными тросточками.

Они идут молча, и Софи ужасно хочется разбить нависшую тишину, ударить по ней молотком. Вместо этого она поворачивается к мистеру Кроули и деликатно нарушает молчание.

— Я так рада наконец-то познакомиться с вами, — говорит она. — Томас много рассказывал о вас. О том, как вы заботились о нем, поддерживали его. Я так думаю, что, если бы не вы, он не смог бы поехать в Бразилию.

Произнося эти слова, она чувствует, что голос ее звучит гораздо жестче, чем ей хотелось бы. Она ни в чем не обвиняет мистера Кроули, но тяжесть в груди, напряженное ожидание этой встречи заставляют ее выдавливать из себя слова, как твердые орешки из скорлупы.

— Миссис Эдгар, — говорит мистер Кроули, — если бы я мог допустить, хотя бы на минуточку, что он вернется в таком состоянии, уверяю вас, я бы никогда не предложил ему отправиться в эту экспедицию.

Софи хочет возразить ему, вставить хоть слово, но он продолжает:

— Я искрение верю, что Томас обладает выдающимися способностями к научной деятельности. Он не раз с сожалением говорил мне, что парк — единственное место, где он только и может пополнять свою коллекцию жуков и бабочек, поскольку никуда не ездит. Я на самом деле подумал, что для него эта экспедиция — уникальная возможность, о которой можно только мечтать. И мне очень жаль, что все обернулось совсем не так, как хотелось бы.

«Мы разговариваем о нем так, будто его нет с нами». Софи украдкой смотрит на мужа. Он идет не отставая — с опущенной, словно пристыженно, головой, шаркая ногами по земле. Они разговаривают о нем, как если бы он был неудачником.

— Совсем напротив. Эта возможность действительно оказалась для него уникальной — никто не вправе этого отрицать. Не знаю, видели ли вы те образцы, что он привез оттуда, — они просто великолепны. И ему прилично за них заплатили. Пожалуйста, не надо думать, что болезнь окончательно разрушила его здоровье…

Она берет Томаса за руку и сжимает его ладонь, словно заверяя в своих словах.

— Это состояние у него — временное, правда, дорогой?

Мистера Кроули очень удивляет ее манера разговаривать с Томасом — словно с фотографией, которую она носит в кармане. Это производит на него тягостное впечатление, и он совсем замолкает.

Делая столь смелое заявление, Софи понимает, что это, скорее, попытка утешить саму себя, как и Томаса. На самом деле ей уже видится их далекое будущее, безрадостное и тусклое, когда муж продолжает пребывать в том же состоянии, и они оба становятся чужими людьми, и она целиком зависит от отца, от его материальной поддержки. Что ж, по крайней мере, сейчас ей становится легче, и от ее раздражения не остается и следа.

Стеклянные изогнутые стены Пальмовой оранжереи, возникшие перед ними, тянутся ввысь. Софи бывала здесь прежде — еще ребенком, а потом с Томасом, — но архитектура этого сооружения так и не утратила своего очарования. Внутри на них обрушилась жара, как если бы кто-то обдал их парным молоком. Томас рядом с ней вздыхает. Ей даже представить себе трудно, каково ему было терпеть такую влажность и духоту бесконечными месяцами. Здесь влажность вырабатывается бойлерами, установленными в подвальных помещениях, и Софи непонятно, насколько точно воспроизведены условия тропического леса.

Томас шарит глазами вокруг, поднимает лицо к потолку — туда, где высятся верхушки пальм, устремившиеся к небу сквозь стекло. Посетители оранжереи переговариваются между собой, но шепотом, как в музее, так что здесь царит тишина и покой. Она вспоминает его письма, в которых он описывал всеподавляющие звуки в джунглях — визги, крики, стрекот обезьян, птиц, лягушек, насекомых. Ему, наверное, это место кажется вымершим.

— Томас, — говорит мистер Кроули.

Он кладет руку ему на плечо.

— Поговори со мной, дружище. Как здесь — похоже на настоящие тропики, а?

Томас медленно качает головой.

— Не совсем, да? Боюсь, насекомых немного не хватает.

Томас не спускает глаз с воображаемой бабочки, порхающей наверху, под куполом, а потом устремившейся вниз на землю, — он вращает головой из стороны в сторону вслед за зигзагообразными перемещениями насекомого в воздухе. На лбу его выступают капельки пота, но он их не утирает.

— Ну а как тебе вот это?

Питер ведет их по дорожке у подножия винтовой лестницы, на которой стоит женщина, приподнявшая юбки, чтобы спуститься. Она крепко вцепилась в перила и нервно хихикает, тогда как муж стоит за ней и поддерживает ее, и даже подталкивает. Из цветочных горшков и клумб поднимается запах сырой земли, к нему вдруг примешивается какое-то благоухание. Над их головами, на вьющейся лозе Софи видит плоды, истекающие соком, — никогда ничего подобного ей не доводилось пробовать. Так и хочется протянуть руку, сорвать плод, впиться в него зубами и почувствовать, как стекает сок по подбородку и сквозь пальцы.

Мистер Кроули стоит с гордым видом перед высоким молодым деревом с листьями, похожими на пальцы.

— Гевея бразильская, — произносит он.

Томас снова кивает головой, уставившись на растение. Протягивает руку и трогает гладкий ствол.

Заметив, что взгляд Софи ничего не выражает, мистер Кроули улыбается.

— Это каучуковое дерево, миссис Эдгар. Томасу, полагаю, оно очень знакомо, ведь это именно каучуком были оплачены все расходы на экспедицию.

Томас отдергивает руку и кладет ее в карман, словно проверяет его содержимое.

— Думаю, ты привык видеть такие деревья израненными, со следами мачете на коре. Наши растения не имеют отношения к каучуковому производству. Они просто живут тихо и мирно в плену.

Наступает молчание, и Софи кажется, что слышно, как где-то капает вода. От жары у нее щиплет под мышками. Бедра слипаются. Она открывает рот, чтобы предложить выйти наружу.

— Конечно, — неожиданно говорит мистер Кроули, прерывая мысли Софи, — ты вовремя съездил туда, Томас. Это мы говорим, что наши растения культивируют в Ост-Индии. На самом деле эти каучуковые деревья выращены из семян, которые, стыдно сказать, несколько лет тому назад контрабандой вывез из Бразилии один парень по фамилии Уикман. Нам удалось успешно вырастить их здесь, и мы отправили судном тонну семян в Азию. Их высадят ровными рядами — не то что в Бразилии, где мили отделяют деревья друг от друга. Все же это затрудняет процесс подсочки. Так вот, грядет революция в производстве каучука. Боюсь, скоро спрос на старый добрый бразильский каучук упадет. Твой приятель — как его зовут?

Он смотрит на Томаса, наверное забыв, что не получит от него ответа, и Софи вмешивается, чтобы поддержать разговор:

— Мистер Сантос.