Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 83

— Она — моя дочь, — произносит он наконец. — А вы кто?

Фейл, к собственному удивлению, начинает заикаться.

— П-простите меня, сэр. Я невольно услышал ваше имя и догадался. Меня зовут Фейл, капитан Сэмюэль Фейл. Миссис Эдгар — моя хорошая знакомая:

— Неужели? Наверное, вы имеете в виду ее мужа, мистера Эдгара?

Фейл осекается. Главное, не ляпнуть что-нибудь, чтобы не выглядеть дураком и не бросить тень на Софи. Надо действовать осторожно, взвешенно. И уверенно.

— Да, ну конечно.

Он не может вспомнить, как Эдгара зовут по имени. Как же?

— Он… он и я — мы с ним старые друзья, — сочиняет он.

Слишком поздно понимает, что копает себе яму, и, может, даже обеими руками.

— То есть мы знакомы с ним уже некоторое время.

Это почти правда — Фейл знал когда-то отца Эдгара, в ту пору, когда… Томас! Ну конечно, его зовут Томас. Тогда еще подросток, он сопровождал мистера Эдгара-старшего в город.

— Понимаю.

Лицо мужчины смягчается, и он уже не берется за газету.

— Не желаете присоединиться, раз уж мы оба пьем в одиночку?

— Видите ли, я ожидаю кое-кого…

— Понимаю, — снова произносит Уинтерстоун.

Фойл должен понимать, что перед ним — совсем не тот могучий полковник, о котором он вспомнил. Пожилой человек явно не ожидал такого ответа — видно, как подрагивают его руки, когда он снова тянется к споим очкам и газете. Нужно исправить оплошность.

— Но мой товарищ подойдет не раньше чем через двадцать минут. Так что я с удовольствием, сэр.

Медленная улыбка расплывается на лице немолодого человека.

Фейл собирается встать, но Уинтерстоун, заметив его трость и негнущуюся ногу, делает знак, чтобы тот сидел, и сам перемещается за соседний столик, захватив с собой стакан с выпивкой.

Выясняется, что Уинтерстоун обедает в «Звезде и подвязке» каждый раз, когда приезжает в Ричмонд по своим адвокатским делам. Они беседуют, делятся воспоминаниями, связанными с гостиницей; Уинтерстоун бывал здесь в ранней молодости: здание тогда было совершенно другим, пока не сгорело во время пожара в 1870 году. Это была его первая поездка без сопровождения родителей, и он был сильно впечатлен увиденным. Капитан Фейл организовывал здесь прием и размещение офицеров из Индии, приехавших на празднование бриллиантового юбилея королевы Виктории в 1897 году. Но он не рассказывает Уиитерстоуну о том, что тем вечером присочинил несколько историй про себя — дал понять, что сражался в Бурской войне, где его ранило в ногу. Никто из присутствующих тогда даже не усомнился в правдивости его рассказа.

— Вы, должно быть, часто навещаете свою дочь, сэр, — говорит Фейл, — раз постоянно приезжаете в Ричмонд.

Уинтерстоун уводит взгляд в сторону, его лицо напрягается.

— Не так часто, — произносит он. — Как правило, у меня слишком много дел.

— О, — говорит Фейл, — какая жалость.

Старик выдавливает из себя бледное подобие улыбки.

— Впрочем, сегодня я действительно виделся с ней. Этим утром мы вместе пили чай.

Фейл кивает.





— Какая ужасная неприятность, не правда ли? С ее супругом, имею в виду.

Уинтерстоун резко вскидывается.

— Что вы хотите этим сказать, сэр?

Фейл замолкает, чтобы понять, чем вызвана такая бурная реакция. В этом голосе явно присутствуют ледяные нотки. Впредь нужно следить за своими словами.

— Разве вы не видели мистера Эдгара сегодня?

— Его вызвали в Лондон по срочным делам. Я надеялся встретиться с ним и обсудить его поездку в Амазонию. Мы обо всем договорились, но в последнюю минуту у него изменились планы, и он уехал. Его не будет несколько дней.

До сознания Фейла доходит, что он совершил ошибку, заговорив на эту тему, но потом перед его глазами проплывает миллион вариантов. Мистер Уинтерстоун не знает о состоянии здоровья Томаса. Софи наверняка солгала отцу. Или же Томас поправился — хотя вряд ли. После его возвращения Фейл держался на расстоянии, и только вчера, когда он встретил Софи на улице, она доверила ему свою тайну. Было видно, что она храбрится — такая высокая и сильная. Красивая. Он почувствовал тогда в штанах возбуждение, но, к счастью, ничем себя не выдал. Она попросила никому не рассказывать об этом — хотя бы пока, — и он обещал ей, ради нее. Но вероятно, сейчас появляется возможность сделать что-то хорошее. Конечно, если бы ее отец узнал о том, что зять стал немым, он сумел бы помочь дочери. Может, договорился бы о самом лучшем лечении в какой-нибудь больнице — где-нибудь подальше отсюда.

Он понимает, что пауза затягивается. Уинтерстоун сверлит его взглядом.

— Что именно у вас есть сообщить о муже моей дочери, капитан Фейл?

Какой достойный человек. Даже сейчас, заподозрив, что от него что-то скрывают, он не теряет самообладания и держится очень хорошо. Он проявил такую деликатность, заметив, что Фейл ходите помощью трости. «Настоящий джентльмен», — думает Фейл и только теперь понимает, откуда взялось это чувство сожаления.

Он мог бы полюбить этого человека как тестя.

Глава 4

Сантарем, 6 декабря 1903 года

Моя милая Софи!

Благодарю тебя за последнее письмо и за то, что прислала мою любимую перечную мяту. У меня она закончилась неделю назад, а здесь, в Белеме, я не смог найти ничего подобного. Я рад, что ты справляешься без меня, мой ягненочек, но все же переживаю и расстраиваюсь, что оставил тебя одну на такой большой срок. Верю — ты окружила себя хорошим обществом.

Мы уже покинули Белем, поскольку должны продолжить путешествие в верховье Амазонки. Мы сели на другой корабль, направляющийся в Манаус: есть, договоренность, что нас высадят по пути туда — в Сантареме. Нам повезло, что сейчас здесь царит каучуковый бум, поскольку это позволяет легко добираться до отдаленных мест в верхнем течении реки. Представляю, как в былые времена нашим предшественникам, ученым-натуралистам, приходилось передвигаться, на небольших утлых суденышках и каноэ, отдавшись на милость всякого рода мерзавцев и дикарей! Может, нам еще и предстоит пересесть на подобную лодку, если мы захотим пойти дальше, в глубь страны, но пока я счастлив тем, что эти испытания нас не коснулись.

Нам было немного жаль оставлять Белем, хоть всем и не терпелось двигаться дальше, чтобы увидеть больше чудес в этой поразительной стране, к тому же — познакомиться с мистером Сантосом. Я совсем не удивлюсь, если время, проведенное в Белеме, окажется золотой порой нашего здесь пребывания — несмотря на небольшие неудобства, жизнь в этом месте протекала легко. Именно там я стал считать себя настоящим собирателем-энтомологом, а не тем дилетантом, который слоняется по сельской местности и ловит всех симпатичных насекомых без разбору.

О нашем путешествии на 400 миль вверх по Амазонке мне особенно нечего рассказать. Когда Белем и участок притока перед главной рекой остались позади, количество хижин, в которых живут кабокло — люди, в чьих жилах смешалась кровь всех рас Бразилии, — как-то сократилось. Я случайно набредал на их поселения во время прогулок — когда отваживался удаляться на несколько миль от Белема. Кабокло живут тем, что собирают подножный корм в лесу, ловят рыбу в реке, а также продают то, что произрастает на их небольших плантациях. Многие из местных жителей еще и сборщики каучука, и мужчины, соблазнившись обещанными заработками и выпивкой, покинули семьи. А женщины остались, вынужденные сами заботиться о себе. Меня поразила нищета и убогость плантаций, и там повсюду было много детей, которые явно недоедали. Признаюсь, пару раз из чувства жалости я давал им монетки. В большинстве случаев ребятишки смотрели на деньги так, будто видели их впервые в жизни. В их огромных глазах можно было прочесть: «Неужели это съедобно?»

Иногда, в своем верхнем течении, река становилась такой широкой, что берега терялись из виду. Поскольку мы уже привыкла к Амазонке, окружающий пейзаж казался нам однообразным — неизменный, но приятный глазу зеленый покров леса над желтовато-коричневой водой. То там, то здесь из глубины показывались разные создания. Члены экипажа бросали за борт остатки пищи и смотрели, кто подберет еду — аллигатор или пираручу (это такая рыбка, которая вырастает до размеров небольшого дельфина).

Мы прибыли в Сантарем — что за приветливый вид открылся нашему взору! Теперь мне не терпится продолжить свою работу по сбору экземпляров. Сантарем — очень милый городок в устье реки Тапайос, которая впадает в Амазонку; его беленые дома с красными крышами располагаются на холмистой местности. С виду он очень похож на европейский город. Местные жители в основном католического вероисповедания, и церковь их, которая стоит на большой площади, заросшей травой, имеет внушительные размеры — такие храмы можно видеть где-нибудь в Испании или Португалии. Идя в первый раз по улицам Сантарема, я почти забыл, что нахожусь на другом континенте, об этом напоминали только изнуряющая влажная жара и тропический лес, обступивший город со всех сторон. Здесь лес совсем не такой, как в Белеме. Он более редкий, и холмистая земля на довольно обширных участках покрыта высушенной травой. По словам местных жителей, в разгар сухого сезона дожди здесь случаются не чаще раза в неделю.

Дом, в котором мы остановились, — его тоже подобрал для нас Антонио, человек Сантоса, прибывший сюда вместе с нами, — находится на окраине города, ближе к берегам Тапайос, где раскинулись широкие пляжи с белым песком. Их украшают высокие пальмы жавари, а вода в реке темно-зеленая — приятное разнообразие после наскучившей желтой Амазонки, где лес подступает к самой кромке воды.

Мы здесь еще неполный день, но уже открыли для себя все радости купания в реке. Я предпочитаю забегать в нее и сразу же выскакивать на берег — чтобы исключить общение с противными существами, которые здесь водятся (будь то водяные змеи, пираньи или же особенно мерзкие крошечные рыбки, которые заплывают в самые укромные места внутри человека и живут там!), и при этом насладиться освежающей прохладой речной воды. Джон — прекрасный пловец и использует возможность поплавать, чтобы хорошенько размяться: он отмеряет в воде по нескольку сотен ярдов туда и столько же обратно, уже против довольно сильного течения (на самом деле именно это мощное течение и спасает нас от аллигаторов). Но я вовсе не хочу, чтобы ты беспокоилась, моя дорогая. Уверяю тебя, я здесь в полной безопасности! Эрни стоит по пояс в воде и курит, а Джордж и вовсе не лезет в реку — только мочит пальцы ног, предусмотрительно сняв ботинки. Дети местных индейцев, живущих неподалеку в крытых соломой хижинах, приходят к реке и лежат на мелководье. Я услышал, как они хихикают между собой, и мне стало любопытно, а когда я подошел ближе, то увидел, что детей окружают маленькие рыбки и словно целуют их во все места. Антонио объяснил мне, что дети специально лежат в воде очень тихо, а рыбки подплывают к ним и поедают клещей, чигу [3]и других паразитов, которые живут у них под кожей. Я предположил, что это, наверное, неприятная процедура, так как приходится терпеть укусы, но, судя по тому, что малыши смеялись, им было скорее щекотно, чем больно.

Домик наш довольно приятный, хотя и уступает тому, что был в Белеме. Снова мы спим в гамаках (я уже примирился с тем фактом, что, пока мы находимся на бразильской земле, у меня точно не будет нормальной кровати). В этом городе мы пробудем всего неделю. Мы должны были встретиться с мистером Сантосом и уже вместе с ним отправиться в Манаус, но все опять откладывается. Зато нам обещана экскурсия в глубь континента, где мы сможем оставаться столько времени, сколько захотим. У нас будет свой повар, которого нанял нам Антонио; сам Антонио станет нашим проводником, поскольку он отлично знает эти места, а еще Джорджу удалось уговорить юного Пауло из Белема сопровождать нас хотя бы до этих мест, если ему не захочется идти дальше. Так что у нас много помощников. Уверен, мы даже сможем попутешествовать на каноэ, в этом случае мы обязательно найдем одного или двоих индейцев, которые будут управлять лодкой и помогать нам ловить рыбу для пропитания.

Я наконец распробовал вкус местного кофе. Любовь моя, посылаю тебе образец. Он в высшей степени освежает, если пить его утром натощак; сначала он казался мне горьким, но теперь я наслаждаюсь его бодрящим ароматом. Советую тебе для начала заваривать кофе слабым, а потом постепенно добавлять крепости, когда привыкнешь к этому вкусу. Уверяю тебя — он гораздо лучше того кофе, который мы обычно пьем дома. С нетерпением жду минуты, когда мы с тобой, моя малышка Софи, сможем рядышком посидеть в нашей гостиной и вместе насладиться этим вкусом. Я также надеюсь, моя дорогая, что ты найдешь возможность прислать мне еще мяты. К тому времени, когда ты получишь это письмо и затем отправишь мне ответ, могут пройти месяцы. Как невыносимо долго идут письма!

Думаю о тебе постоянно, любовь моя, и с нетерпением жду того дня, когда я снова буду

3

Чигу — тропическая песчанки блоха, откладывающая яйца под кожу человека.