Дева и Змей

Убить его было не в человеческих силах, а чтобы упокоить – недостаточно дюжины серебряных пуль, даже в том его состоянии их нужно было не меньше полусотни. Однако голова все равно раскалывалась от боли. И когда Гиал, неслышно подойдя сзади, положил ладонь ему на затылок, Эйтлиайн только вздохнул. Животворящее прикосновение Единорога снимало боль и восстанавливало силы не хуже, чем горячая кровь.

– За что она тебя? – спросил Гиал.

– Договаривай, – хмыкнул принц, – за что на этот раз . Не везет мне с женщинами.

– Они обе ошиблись.

– Ты так полагаешь? Два раза могут быть совпадением, но не с одними и теми же словами. А Катерина, прежде чем пробить мне сердце колом, сказала то же самое, что Элис, прежде чем выстрелить. Тенденция, не находишь?

– Над чем ты смеешься, Крылатый?

– Над трагедией, которая, повторяясь, превращается в фарс. Да нет, мне не смешно.

Гиал погладил его по голове, и принц зашипел от злости:

– Не с-смей жалеть меня, ты, рогатый… Это твоя голова у меня на воротах, а не наоборот.

– У меня и замка-то нет, – Гиал обошел его, расположился в кресле напротив, – свет тебе не помешает?

– Помешает.

– Как скажешь, – Единорог засветил неяркую напольную лампу, – что будем делать?

– По-моему, ты меня игнорируешь.

– Это тебе так кажется.

– Пожалуй, мне следует облагородить человеческие представления о вампирах, – Эйтлиайн поднял глаза к матовому огоньку, – превратить их из кровососов и убийц, в бессмертных мудрецов, или, скажем, в про клятых страдальцев, вызывающих глубокое сочувствие.

– У девушек?

– Разумеется. Некроромантика! Поменьше внимания убийствам, побольше – бессмертию. Книги, фильмы, сериалы – особенно, детские. Любовь положительной героини к положительному упырю. Ф-фу, какой бред! Немного усилий – и уже для следующего поколения из преступников мы станем романтическими героями…

– Ты такой же вампир, как я лошадь, – не выдержал Единорог.

– Спасибо, конечно, – принц изобразил поклон, – но в тебя никто не стреляет только за то, что у тебя хвост и четыре ноги с копытами. К тому же, ты не ешь овса.

– А много ли ты пьешь крови?

– Я – Улк, – напомнил принц с неискренней гордостью, – я – Олтар Край, я – тезка дьявола. Какого черта, Гиал! Никого не волнует, пью ли я кровь – достаточно того, что я мертвый и у меня клыки. Не могу понять, – он встал из кресла, прошелся по залу, обняв себя за плечи, – зачем она это сделала? Владычица. Чего хотела, создавая поэк? Я не могу вернуться обратно и все изменить – пузырь создан в Срединном мире, а там нет времени, – так что здесь Сияющая не промахнулась и сумела сделать… хм, гадость. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, использовать силу имен, да еще таких имен, для подобной пакости бессмысленно. Мелко… – принц пожал плечами. – А при всей моей нелюбви к Владычице, на ерунду она не разменивается.

– Ты чуть не погиб там. Это не ерунда.

– Не могла она знать, что я сунусь в поэк. Зачем? Подумаешь, невидаль: пузырь, пусть и выстроенный так, что разрушить его мне не под силу. Выйти из него на Межу было невозможно. Нет, Гиал, – он развернулся на каблуках и щелкнул пальцами, – Сияющей нужна была Элис. Ее смерть. Как некрасиво… Элис отказалась от своего бога – сиогэйли стала фейри…

– О, – протянул Единорог, приподняв брови, – ты сделал это! Признаюсь, я не верил, что у тебя получится.

– Она совсем еще ребенок и верит мне. Верила… еще немного времени, чуть-чуть убедительности, и Элис согласилась бы принять власть над Сумерками. Может быть, дело в этом? Мы с тобой знаем – или думаем, будто знаем, что Элис – благодать Закона, но Сияющая не верит в сказки о Кристалле. Может быть, Владычице не нужна Жемчужная Госпожа? У Элис нет защиты, никто, даже я, не сумею забрать ее у Баэса, так же, как никто не заберет меня, или саму Владычицу, и если бы Бантару… – принц сжал губы и тряхнул головой.

– Если бы Бантару убил ее, – договорил Гиал то, что не решился произнести Сын Дракона, – мир потерял бы Кристалл, последнюю надежду на спасение. Но любовь подточила твой разум, Крылатый: дело ведь не в этом, а в том, что без Жемчужной Госпожи не будет и Жемчужного Господина. Или ты в припадке самоуничижения в самом деле вообразил себя вампиром? Я напомню, с твоего позволения, что ты – принц Темных Путей, внук Владыки и самая неразрешимая из всех загадок своего деда. Ты отбрасываешь две тени. Ты – источник неведомой силы. На тебе держится Полночь, хотя давно уже полагалось бы ей склониться перед полуденным престолом, признав свое поражение. Сияющая не может понять: кто ты. Даже я не могу этого понять. А тут еще власть над дорэхэйт, которую осталось только принять. Став Жемчужным Господином, ты станешь равным Сияющей и сможешь убить ее. Ну а о том, что ты больше других знаешь о Законе, известно всем в Лаэре, – Гиал развел руками, – и, конечно, первое, что придет тебе в голову, это уравнять положение. Я правильно понимаю, что идеальное соблюдение Закона – это когда нет ни Полуночи, ни Полудня, только Сумерки и Жемчужные Господа?

– Идеальное соблюдение Закона, это когда его некому нарушать, – пробормотал принц, – но если Закон покарает наш мир, все будет наоборот. Только черное и белое. Без полутонов. И без войны… – он вперил в Гиала пронзительный взгляд. – Если я убью Владычицу, моему сыну не нужно будет брать Санкрист.

– А ты убьешь?

– С учетом обстоятельств, вряд ли я теперь стану хранителем Кристалла.

– А если все-таки станешь?

– Ты же сам сказал: первое, что придет мне в голову – это уравнять положение.

– Значит, убьешь?

– Иди к черту, Гиал! Родственные связи нашей семейки запутанней, чем в мыльных операх… – Сын Дракона вздохнул, – жаль, что мы не актеры. Нет. Не убью.

– Это одно из твоих преимуществ, – заметил Единорог: – Для тебя важно то, что для других не имеет значения. Родственные связи… знаешь ведь, большинство из нас просто не представляет, что это такое.

– Смешной ты иногда, враг мой. Это не преимущество – это такая же глупость, как… как все, что я делаю. Но ты можешь, когда хочешь, мыслить здраво. Я не могу убить Владычицу, но могу урезать ее возможности.

– Ты и так выгнал ее из Тварного мира. Можно ли сделать больше?

– Конечно, – Эйтлиайн достал сигарету, – можно, если не лететь в атаку, как носорог, и не губить зря отборных рыцарей. Бантару застал меня врасплох – честь ему и хвала. Но я же Улк, – он усмехнулся, прикуривая, – я мстителен. Народы Сумерек любят тебя, мой светлый враг – тебя все любят, и только Сияющая предала. Народы Сумерек пойдут за мной. Просто для того, чтобы сделать Владычице гадость.

– А тебе – за то, что убил меня?

– Так я же злодей, – ласково напомнил принц, – я же…

– Улк.

– Да. И чего от меня ждать, кроме немедленной казни заложника? Я закрою народам Полудня путь на Межу. Это немного уравновесит наш бедный мир, позволит выиграть время, и, может быть, мы дождемся рождения властелина.

– Прости, если обижу, но тебе лучше не ждать, а что-нибудь… э-э-э… сделать. Взять черный меч сможет только твой сын.

– Ты научился язвить, Гиал? – уточнил Эйтлиайн. – Или так проявляется твое простодушие?

– Я извинился.

– Вот именно, причем заранее.

Эйтлиайн

Что бы я без него делал, без наивного воплощения мудрости и чистоты? Маялся головной болью, это как минимум. А может, впал в апатию, проклиная свою несчастную судьбу и манеру влюбляться в женщин, которым я не пара. Интересно, два раза – это уже привычка, или все-таки еще совпадение? С другой стороны, в прошлый раз я взалкал мести и развил бурную деятельность, а на то, чтобы от души себя пожалеть, как-то не осталось времени. Вот и теперь, в больную голову пришло множество идей, тоже не очень здоровых, но зато не столь далеких от действительности, как… Элис моя, Элис! Есть только один способ уйти от Улка – умереть и попасть на Небеса. Но путь на Небеса закрыт для тех, кто отказался от Белого бога. Любовь моя, Элис, серебряная звезда, ты боишься меня? Да. Ты боишься мстительного, жестокого Змея, и если я скажу, что никогда тебя не обижу, ты не поверишь.