Лорд-обольститель

Прочитав эти строки, я не обратила на них особого внимания. Жизнь в Париже была такой безмятежной. Мы устраивали приемы, собирая у себя талантливых и умных людей. Они говорили больше об искусстве, чем о политике, но я заметила, что последняя начинала все чаще закрадываться в наши диспуты.

Николь была полностью удовлетворена своей жизнью. Если время от времени она и заводила с кем-нибудь интрижку, по-настоящему серьезных отношений при этом не возникало. Я ее ни о чем не спрашивала, а она мне ничего не рассказывала. Полагаю, она всегда отдавала себе отчет в том, что я не в состоянии полностью избавиться от англо-саксонской респектабельности, как она называла эту черту характера, и потому старалась щадить мои чувства.

У меня тоже хватало поклонников. Я никогда не была красавицей, но живя столько лет с Николь, кое-чему у нее научилась, и в первую очередь спокойствию и равновесию.

Мне нравился кое-кто из поклонников, но на интимные отношения я была неспособна. При первых признаках сближения я внутренне сжималась, и передо мной вновь и вновь возникало похотливо ухмыляющееся лицо насильника. С годами оно все более походило на химеру с фасада собора.

Мои работы пользовались неизменным успехом. Коллисоновская миниатюра в Париже считалась непременным атрибутом высокого социального статуса. Что же касается моего пола, то в соответствии с изменчивым характером моды он из недостатка превратился в достоинство.

Мы все были счастливы. Я наняла для Кендала няню-гувернантку, так как не могла требовать от Николь, чтобы она гуляла с ним каждый день. Впрочем, время от времени они с большим удовольствием отправлялись на совместную прогулку. А няня, Жанна Колле, оказалась прекрасной женщиной, доброй, но в то же время строгой. Это было как раз то, что нужно Кендалу, и он сразу же привязался к ней.

Кендал был очаровательным ребенком. Временами он шалил, как и большинство детей, но его проказы никогда не бывали жестокими. Пытливый ум зачастую проявлялся в порче некоторых вещей, но моим сыном никогда не руководило желание навредить.

Как матери, он казался мне идеальным ребенком, но, однако же, и другие люди влюблялись в него с первого взгляда. Куда бы мы ни приходили, он везде оказывался в центре внимания. Даже суровый консьерж расплывался в улыбке, когда Кендал проходил мимо, направляясь на прогулку. Возвращаясь, он всегда вбегал ко мне в комнату и взахлеб рассказывал о людях, с которыми познакомился в саду. Его речь была очаровательной смесью французского и английского, и, возможно, это тоже добавляло ему определенного шарма.

Люди неизменно обращали на него внимание, так что я вначале не придала значения его рассказу о некоем мсье из сада.

В это время возникла мода на воздушных змеев. Дети каждый день запускали их в Люксембургском саду. У Кендала был очень красивый змей, на котором была изображена орифламма [23], древний стяг Франции. Золотые языки пламени на алом фоне смотрелись очень эффектно, и когда змей взмывал в небо, им невозможно было не любоваться.

Каждое утро Кендал со своим змеем отправлялся в сад, а возвращаясь оттуда, рассказывал мне, как высоко змей летал сегодня — гораздо выше самых высоких деревьев. Он верил в то, что змей способен полететь в Англию, в гости к его дедушке.

Затем настал день, когда он вернулся домой заплаканный и без змея.

— Он улетел, — всхлипывал Кендал.

— Как же это получилось?

— Мсье показывал мне, как запустить его еще выше и…

— Какой мсье?

— Мсье из сада.

Я посмотрела на Жанну.

— Один солидный господин, который иногда гуляет в саду. Он садится на скамью и подолгу наблюдает за тем, как играют дети. Он часто беседует с Кендалом.

— Не огорчайся, — сказала я Кендалу. — Мы купим тебе другого змея.

— Но это будет не моя орифламма.

— Почему же? Мы найдем точно такого же змея, — успокоила я его.

На следующее утро он собирался идти гулять в весьма расстроенных чувствах.

— Может быть, он уже у дедушки, — вздохнул Кендал.

Похоже, эта мысль несколько приободрила его. Затем он опять встревожился.

— Но сможет ли дедушка его увидеть?

Его личико сморщилось. Теперь он горевал не только об улетевшем змее. Он думал о том, что его бедный дедушка не увидит эту красоту. Редкий дар сопереживания располагал к Кендалу всех, с кем он встречался.

— Я раздобуду другого змея с орифламмой, даже если мне для этого придется перевернуть весь Париж, — сказала я Николь.

— Я сделаю то же самое, — ответила она.

Этим утром я ожидала заказчика, но твердо решила отправиться на поиски подходящего змея сразу же после обеда. Однако это не потребовалось. Кендал вернулся из сада с воздушным змеем в два раза больше того, что улетел. Древний символ Франции, золотые языки пламени на алом фоне, казались еще более яркими и впечатляющими.

У ребенка был такой счастливый вид, что я упала на колени и обняла его.

— Осторожно, — предостерег он меня. — Это очень ценный змей.

Я вопросительно посмотрела на Жанну.

— Это все господин из сада, — пояснила она. — Сегодня утром он встретил Кендала со змеем в руках.

— Ты хочешь сказать… он подарил его Кендалу?

— Он сказал, что в утрате предыдущего змея есть и его вина. Они с Кендалом играли все утро.

Мне стало немного не по себе.

— Не было никакой необходимости покупать змея взамен улетевшего, — пробормотала я. — А даже если и покупать, то не такого вызывающе дорогого.

Прошло еще несколько дней, и каждое утро Кендал отправлялся в сад вместе со своим змеем, а потом рассказывал мне, что запускает его вместе с «мсье из сада».

Наконец, произошло то, чего я уже давно ожидала — заказчик не смог явиться на сеанс позирования, так что можно было воспользоваться этим обстоятельством и в конце концов взглянуть своими глазами на этого «мсье из сада».

Увидев его, я окаменела, дрожа мелкой дрожью от охватившего меня ужаса. Моим первым желанием было схватить Кендала и броситься бежать со всех ног.

Этот человек уже подходил ко мне. Затем поклонился. Меня захлестнула холодная вода воспоминаний. Захотелось крикнуть ему: «Уходи! Убирайся из моей жизни!»

Он стоял передо мной и улыбался.

— Мама, — проговорил Кендал на своей очаровательной смеси двух языков, — voilа [24]мсье из jardins [25].

— Мы с Кендалом подружились, — сообщил барон.

— Как… как давно это началось? — пробормотала я.

— Достаточно давно для того, чтобы стать настоящими друзьями.

Я не могла на него смотреть. Один его вид приводил в ужас. Зная, насколько он беспощаден, мне страшно было даже подумать о том, что он может совершить.

— Как это…

— Я увидел его. Он мне понравился.

Кендал стоял рядом, переводя взгляд с него на меня.

— Мы будем запускать змея? — поинтересовался он.

— Разумеется, — ответил барон. — У тебя чудесный змей, — добавил он, не сводя с меня глаз.

— Он больше, чем тот, который улетел в Англию, — гордо заявил Кендал.

— Я надеюсь, он понравился твоему дедушке.

Он так много знает! — подумала я. — Все это подстроено. Но зачем?

Он опять поклонился мне.

— Прошу извинить нас. Мы должны запустить змея, и тогда он покажет всем, сколь ничтожны их жалкие потуги на совершенство.

— Пойдем! — торопил его Кендал.

Я ошеломленно смотрела им вслед и спрашивала себя, что он задумал на этот раз. Что все это означает? Он приходит в сад общаться с моим сыном. Но зачем? С каких пор его стали интересовать дети?

Все-таки мне не удалось скрыться от него. Последние несколько лет, позволившие мне примириться с окружающей действительностью, научившие меня с благодарностью принимать все, что она преподносит… оказались всего лишь каким-то промежуточным этапом, не более того.

23

Орифламма (от лат. aurea flamma; aurum — золото, flamma — пламя) — хоругвь аббатства Сен-Дени, выносилась на поле боя как военный штандарт (фр., ист.).

24

Вот (фр.).

25

Сад (фр.).