Страница 14 из 30
Она увидела, как изменился взгляд Алессандро. Доселе безмятежный, ироничный, насмешливый, он внезапно потемнел. Синие глаза стали почти черными, и в них зажглось чувство, к сожалению хорошо Джуди известное. Страсть.
О боже… Тонкий шелк ее кремовой блузки словно растворился в воде, а бюстгальтер Джуди носила редко. Короче говоря, сегодня она его не надела.
Перед Алессандро Кастельфранко стояла совершенно мокрая женщина с практически обнаженной грудью. Более того, она еще и подняла кверху руки, отчего грудь приобрела совершенно сногсшибательную форму, по раскрасневшемуся лицу катились дождевые капли, и Джуди машинально слизывала их языком. Если это не соблазнение в чистом виде — то как же тогда должно выглядеть соблазнение?
Эта мысль одновременно пришла в голову обоим, только у Джуди она вызвала панику, а у Алессандро — приступ плохо контролируемой ярости. Джуди потеряла всякую способность сопротивляться, а Алессандро потерял всякую возможность мыслить хладнокровно.
С глухим ревом мужчина сгреб женщину в охапку и затолкал в машину. Перепуганный шофер по собственному почину нажал кнопку—и уже через секунду тонированная и звуконепроницаемая перегородка отделила его от странной пары. Судя по тому, что он все-таки успел увидеть, до отеля ему удастся довести только два трупа. Два растерзанных тела.
Его губы были везде. Его руки были везде. Тяжесть его тела оглушала и одновременно делала ее невесомой. Она так хорошо ее помнила, оказывается…
Если Трои еще раз спросит, целовались ли они с Кастельфранко, она с чистой совестью скажет «нет». Потому что ЭТО — не поцелуи. Это — битва. Это — завоевание. Это попытка отобрать у нее возможность дышать. И ее сопротивление.
Никто никогда не задумывался над вопросом: можно ли двум людям, обнявшись, кататься по заднему сиденью обычного нью-йоркского такси, не испытывая при этом никаких неудобств. Оказывается — можно.
Алессандро, к примеру, вовсе не знал, что они в такси. Его это не интересовало. Все, что занимало его мысли и чувства, — это гибкое тело, память о котором жила на кончиках пальцев, где-то под кожей, на губах и на языке, в спинном мозге…
Это — рыжие мокрые волосы, пахнущие мятой и ландышем.
Это — руки, тонкие и нежные, сильные и бесстрашные, скользящие по его груди, обвивающие его шею, упирающиеся ему в грудь.
Это — Джуди. Его Солнышко. Рыжая белочка, девочка, принцесса, единственная женщина, которую он любил, лживая сука, дрянь, шлюха…
Джуди про такси тоже не особенно задумывалась. Она, словно Алиса, падала в какую-то бездонную пропасть и нисколько не боялась… Потому что пальцы ее чувствовали каменную твердость знакомых плеч и рук, потому что умирать от счастья не больно и весело, потому что ты не изменился, я не изменилась и все осталось по-прежнему, а никакой разлуки не было вовсе. И мы с тобой — одно, потому что меня нет без тебя, я ни к чему без тебя, и ты это знаешь. И то, что я люблю тебя, тоже знаешь, и спорить с этим вовсе не надо, надо только пить, пить твое дыхание, твои поцелуи, растворяться в твоей силе, умирать от счастья…
Она вывернулась из его рук и метнулась в угол машины. Мокрые волосы лезли в глаза, растерзанная блузка уже вообще ни на что не годилась. Джуди подтянула коленки к груди и мертвым, придушенным голосом сказала то, что не произносила уже восемь лет.
— За что ты меня предал?..
Алессандро отпрянул в противоположный угол. Горечь, знакомая горечь возвращалась на язык. Краски стали глуше, зато контуры — четче.
Нет, конечно, он был взрослый мужчина, не подросток какой-нибудь, он умел контролировать себя и свое тело. Раньше умел. Теперь тоже получалось, но из рук вон плохо. Все гормоны встали на дыбы, и тело молило — нет! — оно требовало близости. Разрядки неимоверного напряжения, сковывавшего его тело.
Ему нужна была эта женщина. Он ее ненавидел — и не мог без нее жить.
Голос Алессандро был тих и почти бесцветен, но слова…
— Пора кончать с этим фарсом. Сейчас мы приедем и поднимемся ко мне в номер.
— Нет!!! Мы не должны были… Это ошибка.
— Совершенно верно. Ошибка. Мы не должны заниматься этим в машине. Поэтому сейчас мы поднимемся ко мне.
— Я не хочу!
— Заткнись. И не ври хоть сейчас. Ты НЕ что угодно. НЕ умеешь готовить, НЕ вышиваешь крестиком, НЕ играешь в гольф, НЕ пьешь по утрам коньяк — но только не «НЕ хочешь». Я же не идиот.
— Ты… мерзавец!
— Возможно. Но ты меня хочешь.
— Негодяй!
— Зато не лжец. И честно говорю: я тоже тебя хочу. Немедленно. Здесь, там, везде! Несколько раз в час. Возможно, в извращенной форме. Однако сойдет и «поза миссионера». Пошли.
— Я не пойду!
— Кататься будешь? Мы уже приехали. Она закусила губу, в глазах закипали злые и безнадежные слезы.
— Алессандро, пожалуйста… отпусти.
Он вдруг подался к ней, и Джуди сжалась от ужаса в комочек. Как ни странно, именно это его и остановило. Красивое лицо, только что пылавшее страстью, исказила внезапная боль. Секунду он смотрел на нее тоскливыми глазами, потом отвернулся, глухо бросил:
— Одевайся. Мы приехали.
Он не повернул головы, даже когда она трясущимися руками снимала превратившуюся в клочья блузку, натягивала мокрый пиджак и застегивала пуговицы. Дождался, когда она кое-как пригладила волосы, открыл дверь, вышел и замер у машины — бесстрастный, элегантный, убийственно сексуальный…
Она не помнила, как добралась до своего номера. В душе ей пришлось простоять минут двадцать. Только тогда перестали трястись руки и ноги, отпустила боль в груди и Джуди Маклеод слегка вернулась к жизни.
Времени оставалось не так много, и она заставила себя не вспоминать сцену в такси. Платье, макияж, выбор драгоценностей — женщина всегда может заслониться ими, как щитом, от неприятностей.
Впрочем, неприятностью Алессандро Кастельфранко, графа Читрано назвать трудно. Скорее, трагедией. Опасностью. Угрозой. Стихийным бедствием.
Почему же ее так тянет снова поддаться этой могучей первобытной силе? Бабочка, летящая на огонь свечи…
Ее мучения не закончились до самого отъезда из гостиницы. Когда она вышла из спальни, чтобы сделать пару контрольных звонков, она обнаружила полностью одетого к шоу Алессандро. Он стоял у камина и рассматривал виски в своем бокале. Черный смокинг и ослепительно белая рубашка делали его неотразимым вдвойне, но теперь и Джуди была во всеоружии.
Зеленовато-серый шелк платья струился по фигуре, подчеркивая точеные линии, соблазнительно приоткрывая и целомудренно пряча ее тело. Золотое колье с дымчатыми топазами подчеркивало изгиб стройной шеи. Длинные ноги обуты в золотистые туфли на высоченном каблуке. Рыжее пламя волос убрано в замысловатую прическу, и только небрежно подколотый локон касается щеки… Искусный макияж был почти незаметен, но подчеркивал и белизну ее кожи, и мрачную глубину черных глаз. Коралловая помада почти ничем не отличалась от цвета ее собственных губ. Прозрачная золотистая шаль легким облаком лежала на плечах.
Алессандро не скрывал восхищения и одобрения. Высокий класс он распознать умел всегда, а Джуди ему соответствовала на все сто процентов. Как все-таки жаль, что она оказалась такой дрянью.
— Почему ты от меня убегаешь?
— Потому что не хочу повторять ошибок.
— Ты считаешь наш брак ошибкой?
— Наш брак закончился, и считать тут нечего.
— Строго говоря, он еще не закончился.
— Надеюсь, ты уже подготовил бумаги?
— Это дело Сержа. Так значит, ошибка… Сегодня в такси мне так не показалось.
— Алессандро, прошу тебя…
— Не понимаю я этого. Двое взрослых, совершеннолетних людей испытывают друг к другу вполне определенные чувства. Я готов забыть прошлое…
— Я не готова. Я тебя ненавижу.
— Я тебя тоже, душечка.