Залог любви

— Все равно, — не желала сдаваться Одри, — зачем так много вещей? К тому же ребенок родится не завтра, а почти через полгода. Впереди уйма времени. Имей в виду, я отошлю твои покупки обратно в магазин — я не могу позволить себе все это.

Ричард сел рядом с ней на диван и мягко сказал:

— Одри, ты не можешь отослать все это обратно в магазин, это подарки. Я прошу тебя принять их.

— Но это… это неправильно. Ты вовсе не обязан был…

— Одри, прошу тебя, не порть мне удовольствие.

Она взглянула на Ричарда. Его лицо светилось такой радостью — открытой, почти детской, — что Одри решила больше не спорить.

— Тебе действительно доставило удовольствие хождение по магазинам?

Ричард улыбнулся — широко, по-мальчишески.

— Колоссальное удовольствие! Я чувствовал себя, словно ребенок в кондитерской. Кстати, надо собрать кроватку — где у тебя будет детская?

Одри пожала плечами.

— В спальне, где же еще. Придется передвинуть мою кровать.

Ричард с готовностью потер руки.

— Отлично. Сейчас я этим и займусь.

Они отправились в спальню, где Ричард, решительно закатав рукава рубашки, передвинул кровать.

— Знаешь, — после нескольких минут напряженных размышлений сказала Одри, — если тебе удастся вразумить Тедди, я смогу вернуть тебе деньги за все эти вещи.

— Об этом не может быть и речи! — весело откликнулся Ричард. Он сходил в кухню за ножом, и принялся разрезать веревки на коробке с кроваткой.

— Ладно, но позволь мне хотя бы помочь тебе распаковывать покупки.

Кивнув, — Ричард вышел в гостиную, затем вернулся с ворохом пакетов и свертков.

— Я пока займусь сборкой кроватки, а ты распаковывай приданое для твоего малыша. Надеюсь, я ничего не забыл. Женщины в магазине помогли мне выбрать все необходимое.

— Ричард! — простонала Одри, оглядывая гору покупок. — Я жду всего лишь одного ребенка, а ты накупил на целый детский сад!

— Я не смог удержаться. — Ричард смущенно улыбнулся. — Знаешь, теперь я понимаю, почему женщины так любят ходить по магазинам. Трудно удержаться, когда вокруг столько прекрасных вещей.

В который раз Одри подумала о Николь. Да эта женщина просто глупа! Не разглядеть такое сокровище у себя под носом! Ричард просто создан для того, чтобы быть образцовым отцом.

— Так, кроватка готова, — вскоре сообщил Ричард, удовлетворенно осматривая результат работы.

Он был так похож на гордого отца, с нетерпением ожидающего того мига, когда он сможет уложить в эту кроватку своего ребенка, что у Одри защемило сердце.

Сколько нерастраченной любви в этом человеке! Как могла Николь так жестоко поступить с ним? Если бы только Ричард любил меня так, как он любил Николь, я была бы счастлива и постаралась бы сделать счастливым его, подумала Одри. Но, увы, Ричард, — мы с тобой встретились слишком поздно, поздно для нас обоих, для наших израненных сердец.

Одри была не из тех, кто любит жаловаться, поэтому, когда на следующий день Ричард по обыкновению заехал к ней после работы, она ничего ему не сказала, но по глубоким теням, залегшим под ее глазами, и по тому, что в столь ранний час она была уже в постели, Ричард догадался, что Одри плохо себя чувствует. Невзирая на уверения Одри, что она всего лишь немного устала, он отвез ее в больницу. Врач сказал, что все в порядке, что Одри нужно побольше отдыхать, по возможности не вставать с постели и главное — никаких волнений. Напутствуемые этими словами, Одри и Ричард вернулись домой, и Ричард захлопотал вокруг нее, окружая ставшими уже привычными вниманием и заботой.

Он читал ей вслух, поминутно интересовался, не нужно ли ей чего-нибудь еще — подушку, плед, воду. Одри вяло отмахивалась. Приговаривая: «Тебе надо хорошо питаться», — Ричард долго упрашивал Одри, у которой совершенно не было аппетита, поесть. В конце концов она согласилась на куриный бульон с тостами, и Ричард отправился в кухню. Он уже разогрел бульон и перелил его в большую чашку, когда зазвонил телефон.

Аппарат стоял на столике возле кровати Одри, поэтому она сама сняла трубку. Поставив чашку с бульоном и тарелку с тостами на поднос, Ричард осторожно приоткрыл дверь спальни, глазами спрашивая у разговаривающей по телефону Одри разрешения войти. Она кивнула и сделала приглашающий жест рукой.

Ричард вошел и осторожно поставил поднос на столик рядом с телефоном.

— У меня все прекрасно, мама, — говорила Одри в трубку. — Да нет, все в порядке. Я просто немного устала сегодня.

— Ты уже рассказала ей? — прошептал Ричард одними губами.

Одри, отрицательно покачав головой, продолжила разговор:

— Нет, мама, мы с Тедди решили расстаться, но я совсем не расстраиваюсь из-за этого. Не думаю, что мы подходили друг другу.

Ричард постарался скрыть усмешку — «не подходили друг другу», надо же! Просто-напросто этот Тедди оказался инфантильным подлецом, вот и все. Ричард приблизился к Одри и шепнул:

— Скажи ей!

Одри упрямо покачала головой.

— Да, мамочка, я знаю, что я очень сильная и нисколько не переживаю из-за Тедди. Не волнуйся за меня, у меня все хорошо. Этой осенью в Лондоне очень красиво… На Рождество? Не знаю пока, я постараюсь… Хорошо… Передавай всем огромный привет. Я люблю тебя, мамочка. Счастливо!

Одри повесила трубку и расплакалась. Ричард осторожно присел на краешек кровати и обнял Одри.

— Не плачь. — Ее слезы ранили его. — Ну же, успокойся.

Одри несколько раз судорожно вздохнула и зарылась лицом в его пиджак.

— Ну почему, почему я не могу рассказать маме?! — в отчаянии спросила она. Голос ее звучал глухо. — Я же хотела. Я собиралась все рассказать маме, но… не смогла.

Ричард погладил Одри по голове, успокаивая.

— Ты просто испугалась, милая, вот и все. Ты соберешься с силами и в следующий раз у тебя все получится.

— Не утешай меня, Ричард! Я лгунья, мерзкая лгунья. — Одри снова всхлипнула. — И толстая.

Ричард улыбнулся.

— Во-первых, ты не толстая, ты пухленькая, а это разные вещи. Во-вторых, ты не лгунья. Ты не говоришь матери правду, чтобы не ранить ее. Но рано или поздно ты поймешь, что гораздо больнее делаешь своей маме, не говоря ей правды.

Одри еще крепче прижалась к Ричарду.

— Но почему я не сказала ей? Надо было так и сказать: «Мама, Тедди бросил меня, и я беременна».

— Одри, — осторожно начал Ричард, — может, все дело в том, что ты боишься, что твои родители будут плохо думать о тебе? Боишься, что перестанешь быть для своей семьи идеалом?

— Ты думаешь?.. Да, ты прав, я забочусь только о себе, о своей репутации. Я ничтожество, самовлюбленное ничтожество! — Одри зашлась в новом приступе рыданий. — Единственное, что меня волнует, это то, что моя семья перестанет гордиться мной.

— Они гордятся тобой, милая. — Ричард осторожно вытер слезы с ее лица. — Перестань терзать себя. Они всегда будут тобой гордиться. Знаешь почему? Потому что ты совершенно особенный человек — это подтвердит, наверное, добрая половина Лондона.

Почему она никак не хочет поверить в себя, почему никак не поймет, что она уникальна? — недоумевал Ричард. Она умна, добра, красива, на работе все ее любят…

— Да, — с горечью произнесла Одри, — я совершенно особенный человек, тут ты прав. В конкурсе на глупость я заняла бы первое место. Только особенный человек мог натворить столько глупостей. Тедди, например…

Ричард сам не ожидал, что ему настолько неприятно будет вновь услышать это имя.

— Забудь о Тедди, — жестко сказал он.

Ричард надеялся, что это ничтожество исчезнет из жизни Одри навсегда. Неправильно было так думать, но Ричард готов был приплатить этому мерзавцу, только бы он не смог больше причинить Одри вреда.

И самому заботиться об этой женщине и о ее ребенке, подсказал ехидный внутренний голос.

Но это были запретные мысли, поэтому Ричард поспешно переключился вновь на Тедди. Вот кто лишил Одри самоуважения и веры в себя — подлец Тедди! Это из-за него она никак не может поверить в собственную исключительность. Кто-то должен переубедить ее.