Помнишь?..

– Том! – крикнула она, —когда он подбежал к ней поближе. У нее было очень взволнованное лицо. – Он заболел. Мне нужно ехать в город.

– Сара, ты же не можешь ехать. Это слишком опасно.

– У меня нет другого выхода. Дедушка не может один ухаживать за Томом, а кроме него, больше некому. Слишком много больных. – Она оглянулась на коляску. – Преподобный Джекобс говорит, что подвезет меня до города.

Она бросилась бежать.

Джереми схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

– Сара, ты не можешь ехать, я запрещаю. От удивления у нее округлились глаза.

Он быстро вздохнул и попробовал смягчить свой тон:

– Это слишком опасно, – иовторил он. – Ты можешь заболеть.

– Это мой брат. Я ему нужна. И дедушке тоже. Он не такой сильный, чтобы одному справиться с Томом. Было бы неправильно, если бы я осталась здесь. Я должна ехать!

– Нет. – Он почувствовал, как его охватывает страх. – Я не пущу тебя. Я твой муж, и я не разрешаю тебе ехать.

– Джереми, ты не понимаешь. Это моя семья. Я не могу не поехать к ним, когда я им нужна. Если ты любишь меня, то не запрещай мне ехать.

В сердце у него захлопнулась дверь.

– Когда это я говорил тебе, что люблю тебя? Она отшатнулась назад, словно он ударил ее, а он опустил глаза, чтобы не видеть в ее прекрасных голубых глазах боль.

Он же знал, что для нее совсем небезопасно любить его. Он же знал, что проиграет, если возьмет на себя право полюбить ее. Ему следовало держаться от нее подальше. Ради нее самой, ему не следовало позволять себе полюбить ее.

– Ты прав, Джереми, – прошептала она, и он снова посмотрел на нее. – Ты никогда этого не говорил. – Она выпрямилась, подняла подбородок. – И я не могу заставить тебя. Прощай, Джереми.

Она повернулась и решительно направилась к коляске.

– Сара!

Не слушая его и не оборачиваясь, она забралась в коляску.

Преподобный Джекобс на миг встретился глазами с Джереми, потом причмокнул на лошадь и тронулся в путь.

«Когда это я говорил тебе, что люблю тебя? «

Сара закрыла глаза и прижала ладони к животу.

«Никогда, Джереми. Ты никогда этого не говорил. Может быть, никогда и не скажешь».

В последующие дни Сара совершенно выбросила Джереми из головы. Если бы она думала о нем, если бы думала о том, как он держит ее на расстоянии, она бы не выдержала и разорвалась на тысячи кусочков. Вместо этого ее голова была занята заботами о брате. А когда Фанни заболела инфлюэнцей, она взяла ее в дом Мак-Лиодов и стала ухаживать и за ней.

Иногда дедушка спрашивал ее о Джереми, почему он не приезжает проведать ее, но она отвечала только, что он очень занят на ферме, и больше ничего не объясняла. Ей не хотелось думать о том, что могло бы означать его отсутствие. Ей не хотелось думать о том, что Джереми может и вправду быть к ней безразличен.

«Когда это я говорил тебе, что люблю тебя? « Никогда. Он никогда этого не говорил.

Время теперь для Джереми тянулось бесконечно долго. Ночами было еще хуже.

Ты – дурак, Джереми. Из тебя никогда ничего не выйдет... Ты не можешь обеспечить жену. Возможно, вы оба умрете... Ты дурак, Джереми... Ты – дурак...

Ночью, когда дом погружался во тьму, он бродил по комнатам, трогал кружевные занавески на окне, которые сделала Сара, стоял посредине кухни, где часто стояла Сара. Даже после того, как она уехала, в воздухе оставался запах лаванды, ее запах, напоминавший ему обо всем, что он любил в ней. Он вспоминал, какие разные чувства она пробуждала в нем: то радость и надежду, то силу и нежность, то даже злость и разочарование. Но больше всего он думал о том, как она заставила его опять начать верить в себя.

Но он оттолкнул ее. Прогнал, грубо отказав в единственной вещи, которую она хотела от него в своей любви. Он вспоминал выражение ее лица, вспоминал звук ее голоса.

Ты прав, Джереми. Ты этого никогда не говорил.

Сможет ли она когда-нибудь простить его? Сможет ли он когда-нибудь загладить свою вину перед ней?

«Ты – дурак, Джереми. Из тебя никогда ничего не выйдет... Ты не можешь обеспечить жену. Возможно, вы оба умрете... «

Всю жизнь его преследовали слова отца. Всю жизнь он ждал катастрофы, которая должна была неотвратимо произойти с ним. И она всегда происходила.

Теперь Джереми не желал признавать, что быть неудачником – его судьба. Он хотел быть человеком, каким представляла его себе Сара. Ему недостаточно того, что Саре пришлось стать его женой, так как она забеременела его ребенком, ребенком, созданным в момент безрассудной страсти. Ему было недостаточно, что для нее единственным выходом было стать его женой. И ему недостаточно того, что она сидит на этой ферме и впереди у нее ничего, кроме нужды и борьбы за существование.

Но как он может изменить положение? Его зарплата помощника шерифа очень маленькая, а ферма, даже при самых хороших урожаях, в ближайшие годы позволит только перебиться, но не больше.

Тогда-то Джереми и принял решение. Он уедет из Хоумстеда. Уедет и чего-нибудь добьется. Он станет человеком, каким хочет его видеть Сара, человеком, которого она заслуживает. А потом вернется назад.

И вот когда он вернется, то скажет Саре, что любит ее. Когда он вернется...

Сара сбивала яйца в большой сковородке на плите, когда в кухню вошел Том. Увидев его, она улыбнулась. Он потерял добрых десять фунтов и для своего роста выглядел очень худым, но лицо снова порозовело и серые глаза светились.

– Утром заезжала Лесли Блейк. Мистеру Боннелю стало намного лучше, а близнецы Мортоны вчера ушли домой.

– Это хорошо, – вздохнул Том. Он сел на стул.

– Есть еще новые больные? Сара покачала головой.

– Нет. Похоже, самое худшее позади. – Сняв сковородку с плиты, она поставила ее на стол. – Ты сегодня уже был у Фанни?

– Да. Она выглядит получше.

Она разложила яичницу по тарелкам.

– Думаю, она будет на ногах через день-другой.

– Я тоже так думаю. – Он помолчал, потом проговорил:

– Сара?

Она обернулась.

Том показал на стул напротив себя.

– Ты можешь на минуточку присесть? Мне нужно поговорить с тобой.

Почувствовав, как от страха кольнуло сердце, она вытерла руки о передник. Он так серьезно глядел. Неужели она все видит в слишком розовом свете? Не болен ли дедушка? Он еще не выходил из своей комнаты сегодня.

– Сара, я думаю, тебе пора ехать домой. Она опустилась на стул.

– Я не могу.

Помолчав, он не сразу спросил:

– Почему?

Она не знала, как это объяснить ему. Как она может рассказать ему, что разъединяет Джереми с ней, если сама в этом не разобралась? Неделями она говорила себе, что Джереми любит ее. Все дело в том, что он не может произнести эти слова. Но теперь у нее нет такой уверенности. Если бы он любил ее, разве не понял бы, почему ей нужно позаботиться о тех, кто ей так дорог? Разве не заехал к ней, хотя бы только для того, чтобы справиться, как она?

– Почему не можешь, Сара? Она покачала головой.

– Просто не могу.

– Но ты же любишь его. – Он положил руку на ее сложенные руки.

У нее блеснули слезы в глазах, и она продолжала качать головой, чувствуя отчаяние, которому ей удавалось не поддаться с того дня, когда она сказала Джереми «Прощай».

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Нет, – прошептала она охрипшим голосом. – Нет, ты ничем не можешь помочь.

ГЛАВА XXXVIII

Держа в руке корзинку для провизии, Сара открыла парадную дверь, и в этот момент Джереми поднялся на крыльцо. Оба остановились как вкопанные и молча смотрели друг на друга.

Сара вглядывалась в него, замечая все: глубоко залегшие вокруг глаз морщинки, золотистый загар от работы на мартовском солнце, складки на неглаженой рубашке.

У ног дорожный саквояж.

Она посмотрела ему в глаза. Каждый удар сердца отзывался у нее острой болью. Он уезжает. Уходит.