Перстень Царя Соломона

Словом, ничего не скажешь – чувствуется, что царский печатник не просто побывал и изрядно повидал в иных землях, но и многое намотал себе на ус, а приехав – внедрил.

Хозяин терема выглядел хоть и патриархально, то есть в обычной одежде и с усами и бородой, но чуточку и европе- изированно. Например, борода была не просто ровной и аккуратной, но и подстриженной. Усы не топорщились во все стороны, а волосы на голове – слово «прическа» не употребляю в связи с неуместностью – были подлиннее обычных миллиметров, что тут приняты. Внимательные, с легким прищуром, серые глаза смотрели на собеседника пристально, но в то же время доброжелательно, как бы поощряя и даже подталкивая к откровенным высказываниям и суждениям. Наш разговор с ним тоже начался необычно.

– Я не собираюсь давать тебе в рост, да и нет у меня столь большого количества рублевиков, однако ежели я останусь доволен нашей говорей, то займу несколько сотен просто так, без резы,- сразу расставил он все точки над «i».

Ицхак, как выяснилось уже по ходу общения, был ему не очень интересен. Купец говорил мало и весьма осторожно, тщательно дозируя информацию и взвешивая каждое слово. К тому же сведения его касались исключи – тельно торговых дел, а если речь заходила о политике, то тут он еще больше скукоживался. Да и знал он кое-что только о делах в некоторых германских городах, которые Висковатого мало интересовали.

Зато я – дело иное. Не зря перелопатил столько справочников. Вдобавок наши с Ицхаком цели на данном этапе разошлись. Если царский печатник и сам в свою очередь стал неинтересен Ицхаку – раз не светят хорошие деньги, не о чем и говорить, то я расстроился лишь поначалу, но потом пришел к выводу, что ничего страшного. Отчего не побеседовать с хорошим человеком, который вдобавок ко всему неплохо знает всех бояр. Ну пускай не всех, а только тех, кто проживает в Москве, но мне и этого за глаза. А если уж как-нибудь раскрутить его, чтобы он сам отвез меня в гости к Долгоруким,- лучшего и пожелать нельзя.

Получалось, надо заинтересовать человека с первой же встречи, да таким образом, чтобы он к моему уходу понял – не все я еще сказал, далеко не все, а потому надо бы встретиться еще разок. Ну а дальше – больше, после чего, глядишь, у меня и получится задуманное. Ктомуже, когда придется осесть на Руси официальным образом, мне не обойтись без аудиенции у царя, и рекомендация Висковатого окажется как нельзя кстати. То, что он будущий опальный, я помнил. Но до его казни еще почти два месяца, и если бог удачи Авось придет на помощь, то могу и успеть.

Честно говоря, о международной политике того времени знал я не так уж и много. Ну что можно одолеть за те несколько дней, что я сидел у друга. О соседях Руси из числа тех, с кем она в союзе или, наоборот, воюет, то есть о Речи Посполитой, Швеции, Дании и Англии – тут поподробнее. Зато все остальное – лишь общие сведения, своего рода выжимку, за исключением фигур, сидящих на троне. О них я тоже успел прочитать, так что и тут мог изречь кое-что мудрое.

О своей парсуне, то есть о медальончике с чудесной светловолосой женщиной приятной полноты, я не заикался – тем для разговора хватало и без этого, тем более что царь в эту пору вроде бы подбивал клинья к самой королеве. Тогда может получиться еще хуже. Возьмет государь и решит, будто Елизавета, подсовывая ему эту даму, таким ловким образом отделывается от нежелательного сватовства. То, что он опечалится,- пес с ним, а вот если осерчает – быть худу. О гонцах, которым на Руси за худую весть отрубали головы, я не слыхал, но и первым быть не хотелось. Пусть этот сезон открывает кто-нибудь другой. Нет уж, лучше помалкивать, пока не разберусь. К тому же мое знание английского…

Затем Ицхак заторопился уходить. Висковатый уговаривал его остаться, но исключительно как гостеприимный хозяин, и продлились эти уговоры недолго. Я – из солидарности – тоже было поднялся со своего места, но тут дьяк оказался куда настойчивее и отпустил меня лишь после полученного обещания завтра непременно вновь навестить его после полудня, ибо «мы не договорили».

Ицхак всю обратную дорогу сокрушенно вздыхал и вечер посвятил исключительно уговорам, чтобы я каким-то образом увильнул от завтрашней поездки в гости. Доводов в защиту своего мнения, что чрезвычайно опасно иметь дело с будущим опальным, он привел массу, в том числе – как одно из доказательств моей игры с огнем – рассказал о трагической судьбе отца.

– И вся вина его заключалась лишь в том, что он оказался в городе в недобрый для себя час. Теперь ты и сам видишь, что царская власть шутить не любит. Ты же добровольно суешь голову в пасть чудовищу и надеешься остаться в живых – я таки не понимаю этого любопытства,- подытожил он.

Пришлось заявить, будто мне «увиделось» то, что еще целый месяц его никто не тронет и все это время он будет по-прежнему находиться на самой вершине своего могущества, а потому мне удастся успеть вовремя «вынуть голову из пасти». Кроме того, в моем видении было и еще нечто, о чем я не могу поведать, поскольку мне это запретили, и я многозначительно задрал глаза к низенькому потолку, обильно затянутому паутиной. Ицхак беспомощно развел руками и замолчал – такой весомый аргумент крыть ему было нечем.

По ходу второй беседы поначалу речь зашла лично обо мне. Пришлось в очередной раз живописать всю свою горемычную житуху. И как батюшка меня вместе с мамочкой отправил в дальнее путешествие, и про то, как она умерла, после чего меня повезли к отдаленному родичу в Испанию, и про жуткую бурю, в результате которой мы оказались выброшены на берега Нового Света, и про мое отрочество среди озер, лесов и зеленых холмов, и про дальнейшие путешествия, когда меня носило по всему белу свету, включая даже Исландию, где мне довелось не просто побывать, но и слегка подзадержаться. Разумеется, не забывал расписывать и красоты стран, в которые меня закидывала судьба.

О той же Исландии закатил такую речугу, любо-дорого. Ходячая реклама красот и чудес диковинного острова. Зря, что ли, я изучал справочник? Зато теперь мог со знанием дела в стихах и красках рассказывать о ее «Голубой лагуне», где можно купаться круглый год, о водопадах Хрейнфоссар, о вулкане Граубок, об очаровании Рейкьявика, чье название переводится на русский как Дымная бухта. Залез я немного и в историю, рассказав, что основал сей град первый из поселенцев Инголфур Арнарсон.

Слушал меня дьяк внимательно, но чувствовалось, что интересовали его, как царского советника, не история с красотами, а более приземленные темы, то есть день сегодняшний. Надо отдать должное – подвел он меня к ним деликатно и как-то исподволь, так что я и не заметил, как перешел на расклад государственного устройства. Тут он заметно оживился. К тому же мой рассказ об альтингах – народных законодательных собраниях, на которых решались все основные государственные вопросы, пришелся ему по душе.

– И у нас иной раз государь собор созывает,- вставил он.

То, что еще триста лет назад альтинг Исландии заключил с норвежским королем Хаконом IV договор об унии, он воспринял спокойно.

– Избалуется боярство, ежели над ним никто не стоит,-согласился дьяк.

Так же благосклонно воспринял он мое сообщение о том, что ныне вся Исландия согласно Кальмарской унии' подвластна датскому королю Фредерик. Не думаю, что это да и многое другое из моих сведений было для него новостью – по долгу службы он и без меня прекрасно знал, где, что и как, однако ни разу Висковатый не показал, что это ему неинтересно. Но для меня получалось как нельзя лучше – человек имеет возможность сразу убедиться в надежности источника, ведь если все, что дьяку уже известно, является правдой, значит, есть смысл доверять и остальному. А вот тщеславия у царского печатника было хоть отбавляй. Едва я упомянул про короля Фредерика, как он тут же не упустил случая вспомнить свое личное знакомство с ним.

– Ведом мне сей государь,- важно заметил он,- Зело разумен и на любезное слово легок.

– А еще он хорошо умеет признавать свои промахи,- тут же вставил я,- И не только признавать, но и исправлять их на деле.