Страница 12 из 17
Теперь Анна Исааковна замыслила поскорей женить младшего, причем, если можно, подальше от дома. Невеста нашлась у Великого князя Владимирского, тот согласился отдать за Василька дочь Добраву. Но вот тут уж рассчитывать на наследство тестя нечего, у Великого князя Юрия Всеволодовича своих сыновей достаточно, чтобы еще и зятьев, причем младших, во власть вводить. Отдал Добраву и думать забыл…
ВСЕ ПРОТИВ ВСЕХ
С тех пор прошло немало лет. Трудно оживал Даниил после такой неудачи, уже зарубцевалась рана, постепенно стало забываться старое, веселей глядели глаза, на устах чаще появлялась улыбка.
Но у тестя с зятем отношения никак не налаживались. Своенравные галицкие бояре и самого Мстислава-то терпели, сцепив зубы, а о его зяте Данииле слышать не желали вовсе. Еще до Калки Мстислав Удатный выдал свою дочь Марию за Андрея, сына венгерского короля, а теперь передал Галич ему, оставив себе Понизь. Это было ударом и для Даниила, и для его матери Анны. Хотелось крикнуть: за что?! Отцовскую вотчину да иноплеменнику! Даниил вопрошал у матери:
– Неужто и вовсе не будет за мной отеческий престол?
Что могла ответить ему Анна? Бейся до конца? Но бояре галицкие и на дух не желали Романова отпрыска себе, а она лучше других знала это непреклонное боярское упрямство, на смерть стоять будут, не истреблять же их под корень? Так и сказала, сын должен сам выбор делать.
– Но ведь есть и те, кто за меня!
– Есть, но пока их много меньше, будут заговоры, будет война непрестанная.
Возможно, тогда у Даниила родилась мысль поставить свой город, чтобы никто на него претендовать не мог, чтобы его передать своим сыновьям. Он и место помнил – на высоком холме, откуда округа хорошо видна, значит, защищать легче станет, и землица там добрая. Мать поддержала, она тоже устала от постоянной угрозы своим сыновьям.
Даниил встал, собираясь уходить, глаза сверкнули, рука сжалась в кулак:
– А Галич все равно возьму! Мой будет! Кому отдам, о том после подумаю. Отцовской вотчине за уграми не бывать!
Анна пожалела, что этот кулак приходится против своих же в дело пускать.
Легко сказать, а сделать трудно. Год за годом шла настоящая война за Галич, обливалась слезами жена Даниила Анна, все же воевали два дорогих для нее мужчины – отец и муж. И каждый приводил с собой чужих, Мстислав Удатный, помимо русских князей Владимира Киевского и Александра Белзского, звал угров и половцев, а Даниилу помогали ляхи. Молодой князь сжимал кулаки, вспоминая хана Котяна, ведь вместе против татар на Калке воевали, а ныне супротив него в угоду Александру Белзскому идет! Жена Анна, обиженно поджимая губы, напоминала, что Котян бился и рядом с ее отцом Мстиславом. Она считала, что Даниила против тестя настраивает мать, потому очень не любила, когда князь ездил в обитель советоваться. Почему не оставить Галич в покое, хотя бы пока там сидит Мстислав Удатный?
Княгиня Анна Мстиславовна лила слезы, Даниил не понимал почему, и отношения между ними становились все суше, а сама Анна теряла былую красоту.
Тесть с зятем и вовсе рассорились за год до смерти старшего, Мстислав даже завещал Галич Андрею, а сам удалился в Торческ. Это было совсем обидно, тесть поверил наветам боярина Судислава, твердившего, что зять корит тестя за то, что занимает Галичский стол без права на то. Разобрался Мстислав Удатный перед самой смертью, заочно просил у зятя прощенья, да было поздно.
А вот после его смерти в Торческе против Даниила и вовсе сложился сильный союз, еще чуть, и быть ему изгоем, даже осадили в Каменце, но князь и без материнского совета вспомнил, что с половцами можно договориться. Хан Котян не забыл Калку и то, что Даниил вместе с ним вышел против татар, а потому перешел на сторону бывшего товарища по походу, и союз против Даниила развалился.
Сам Даниил жил в городе, который строился по его воле и нраву. Именно в том месте, что когда-то приглядел между Владимиром-Волынским и Берестьем, на высоком холме, и город такой же поставил – Холм. Особенно князь гордился церковью Иоанна Златоуста в четыре придела, золотыми куполами и богатой отделкой внутри. Вставал город, как и мыслил Даниил, приезжали туда люди со всех концов земли Русской жить, потянулись купцы из самых разных стран и сторон. И не было в Холме противных его воле бояр.
Жить бы Даниилу своей жизнью, но обида за Галич не давала покоя. Тем более через год после смерти Мстислава Удатного не забывшие Даниила бояре позвали его в Галич снова. Их было меньше, чем противников или просто равнодушных, но не откликнуться на зов Даниил не смог, душа встрепенулась, потянуло снова на отчие места. Пусть Галич, словно мед мух, притягивал самых разных врагов, это был его город, и князь не собирался отдавать его никому чужому, даже если не имел мысли жить там сам. «Лучше Василька посажу!» – ярился Даниил, но брат благоразумно отказывался.
А еще Даниил частенько бывал во Владимире-Волынском, и звала его туда сердечная привязанность…
Вот и теперь он выбрал денечек, чтобы навестить свою любушку.
Бывают дома, в которых с первого взгляда увидишь, что нет хозяйки, все вроде и чисто, и прибрано, а уютом и не пахнет. Почему-то у женщины даже каша в печи иначе пахнет! Не говоря уж о хлебах и всем остальном.
Но есть и другие, где хозяина нет. Настоящий хозяин не просто ворота приладит, а со смыслом, может только ему самому и понятным, но все же. И крыльцо чуть иначе, чем у других, и конек у крыши, и забор… Нанятые, может, и лучше сделают, да безлико, потому как не для себя.
Вообще, любой дом, любая семья четырьмя столпами держится, как стол на четырех ногах, – муж, жена, старые да малые, вот тогда и крепко…
Дом, к которому спешил князь Даниил, держался на двух опорах – хозяйке Злате и помощи князя Даниила. Впервые Злату он увидел, когда ее мужа в лесу деревом придавило. Произошло это все на глазах у князя, он и привез в дом погибшего тяжкую весть. Совсем юная вдова осталась одна. Конечно, вокруг засуетились многие, потому как была Злата хороша собой – стройная, гибкая, с глазами, как весеннее небо, бровями вразлет и нежным румянцем во всю щеку. Но досталась красавица князю, тот стал помогать, как положено, вдове своего дружинника, а потом и привязался окончательно.
Злата себя блюла, никого, кроме князя, у нее не бывало, потому дурных слов про вдову не говорили, все понимали, что выйти замуж за Романовича ей не суждено, а сердце ведь не спрашивает, в кого влюбляться, ему что князь, что простой смерд.
Прошла пара лет, пока переступил черту молодой князь. Впервые Даниил пришел к вдове не с одной лишь помощью в какой-то из дней, когда стало невмоготу от постоянных драчек и трудных воспоминаний. Злата то ли поняла его тоску, то ли просто истосковалась по-бабьи, но ничего не спросила, не укорила, оставила у себя, потом проводила, тоже не спросив, вернется ли. Но сердцем чуяла, что вернется.
Снег сыпал крупными хлопьями, он укрыл все вокруг белой пеленой, сгладив очертания речных берегов, накрыл деревья белыми шапками. Мальчишки, визжа, скатывались с крутого берега на лед. Это опасно, больших морозов не было, потому можно и провалиться, но кто в детстве раздумывает над опасностями, если можно скатиться, весело вскрикивая на каждой ухабине. Матери ругались, гнали мальчишек в дом, но неслухи не шли, барахтались в снегу, визжали, кидались снежками. Дети всегда рады снежной зиме, неважно, с морозом она или нет. Ребячий визг разносился по округе.
Бросив поводья сопровождавшему его Мишуку, Даниил поспешил на крыльцо, отряхиваясь. Собака, начавшая лаять при их появлении у ворот, быстро притихла, завиляла хвостом: видно, хорошо помнила гостей. Мишук потрепал пса по загривку, вытащил из-за пазухи краюшку и бросил ему. Тот вежливо отнес хлеб под крыльцо, но есть не стал.
– Ишь ты, не голодный…
Злата заметила гостей, появилась в двери, Даниил и стукнуть толком не успел. Он поскорее увлек ее в сени, чтоб не мерзла на крыльце, но больше для того чтобы крепче прижать к себе в темноте, почувствовать ее горячее тело. Прижал, почувствовал, что не только горячо желанна, но и сама полыхает таким же нетерпением. Там же, в сенях, поцеловал лебединую шею, рукой забрался под сарафан, но не более. Слуги видели, что князь приехал, хотя их и немного, и не болтливы, но не стоит так уж всем показывать свое нетерпение…