Исцеление смертью (ЛП)

— Ты рассказывала, ПОРОК убил твоего отца. И ты всё равно добровольно согласилась помогать им?

— Выживание, Томас. — По её лицу прошла тень. — Где тебе знать! У твоё детство прошло под крылышком ПОРОКа. А в большом мире люди делают всё, чтобы только прожить ещё хоть один день. Да, у хрясков и иммунов проблемы разные, но и те, и другие заняты лишь одним — выживанием. Все хотят жить.

Томас не ответил. А что тут можно ответить? Всё, что он помнил о жизни, были Лабиринт и Топка, да ещё отдельные обрывки воспоминаний детства, в основном под крышей ПОРОКа. Он чувствовал себя пустым и потерянным — словно у него не было корней.

Сердце юноши внезапно сжалось.

— Я всё думаю — что сталось с моей мамой?

Он и сам удивился тому, что сказал.

— С твоей мамой? Ты помнишь её?

— Несколько раз видел во сне. Думаю, это были не сны, а воспоминания.

— И что ты видел? Какая она была?

— Она была... мама. Ну, ты знаешь — любила, заботилась, волновалась обо мне... — Голос Томаса дрогнул. — Кажется, больше никто этого не делал с того самого момента, как они забрали меня у неё. Как подумаю, что она сошла с ума... что с нею произошло что-то ужасное... что какой-нибудь кровожадный хряск мог...

— Прекрати, Томас! Перестань. — Она взяла его руку, сжала в своих пальцах... Помогло. Бренда продолжала: — Представь себе, как она была бы счастлива, если б узнала, что ты жив и борешься! Она умерла, зная, что ты неподвластен болезни и что у тебя есть реальный шанс вырасти и прожить долгую жизнь, и неважно, насколько хрупок и страшен стал мир. К тому же, ты совершенно неправ!

Всё время её краткой речи Томас смотрел в пол, но тут вскинул голову:

— А?

— Минхо. Ньют. Котелок. Все твои друзья заботятся и беспокоятся о тебе. Даже Тереза — она и вправду делала все те ужасные вещи в Топке, потому что считала, что у неё нет выбора. — Бренда помолчала и тихо добавила: — Чак.

При этом имени боль, снедавшая Томаса, усилилась.

— Чак... Он... он...

Юноша проглотил комок, постарался взять себя в руки. Если уж на то пошло, то окончательно он возненавидел ПОРОК именно из-за гибели Чака. Разве может смерть такого чудесного мальчика, как Чак, служить какой-то благой цели?

Наконец, он продолжил:

— Он умер у меня на руках. Смотрел на меня такими глазами... Сколько в них было ужаса! Так нельзя. Нельзя так издеваться над живыми людьми! И мне плевать, кто и что говорит, плевать, сколько людей обезумеет и умрёт, плевать, если вообще всей человеческой расе придёт конец! Даже если бы смерть Чака было единственным, что требовалось для изобретения лекарства, я бы всё равно был против!

— Томас, Томас, успокойся. Ты сейчас себе пальцы переломаешь!

Оказывается, он забрал у неё свою руку, причём, не помнил, когда. Взглянул вниз — и увидел, что сомкнул вместе ладони, сжал их с такой силой, что кожа натянулась и побелела. Он расцепил пальцы и почувствовал, как кровь снова побежала по сосудам.

Бренда торжественно наклонила голову.

— Там, в Топке, я изменилась навсегда. Пожалуйста, прости меня за всё.

Томас покачал головой.

— У тебя не больше причин для извинений, чем у меня. Просто мы все оказались в одной огромной куче плюка. Всё так запуталось...

Он со стоном улёгся обратно на топчан и вперил взгляд в металлический потолок.

После долгой паузы Бренда заговорила опять:

— Знаешь, наверно, нам надо бы найти Терезу и её группу. Примкнём к ним. Они же сбежали из ПОРОКа — а это значит, что мы с ними на одной стороне. Мы же не знаем точно, что произошло... Может, у них не было другого выхода, кроме как оставить нас на произвол судьбы. И кстати, неудивительно, что они отправились туда, куда отправились...

Томас заглянул ей в глаза, всей душой надеясь, что она права.

— Значит, ты считаешь, мы должны лететь в...

— Денвер.

Он кивнул, вдруг уверившись, что так и надо поступить. До чего же хорошо вновь быть в чём-то уверенным!

— Да, Денвер.

— Но дело не только в том, чтобы опять встретиться с друзьями, — улыбнулась Бренда. — Там есть кое-что ещё очень и очень важное.

Глава 21

Томас воззрился на Бренду — не терпелось услышать продолжение.

— Вспомни-ка, что находится у вас в головах, — сказала она. — О чём, по-твоему, мы должны позаботиться в самую первую очередь?

Томас немного подумал.

— Ага! ПОРОК следит за нами... или контролирует нас.

— Именно, — кивнула Бренда.

— И что? — Нетерпение нарастало.

Она снова опустилась на пол у его койки, возбуждённо потирая ладони.

— Я знаю одного человека, его зовут Ханс — такой же иммун, как и мы. Он сейчас в Денвере. Врач. Работал в ПОРОКе, пока не поцапался с тамошними заправилами — не был согласен с их затеей насчёт мозговых имплантов. Он считал её слишком рискованной, говорил, что эта процедура негуманна. ПОРОК не хотел отпускать его, но Хансу удалось сбежать.

— Да, со службой безопасности у них нелады, — пробормотал Томас.

— К счастью для нас, — усмехнулась Бренда. — Ну так вот. Ханс — гений. Он досконально знает всё, что касается имплантов, сидящих в ваших головах. Откуда я знаю, что он в Денвере? Он послал мне сообщение по Сети как раз перед тем, как я оказалась в Топке. Если нам удастся добраться до него, он сможет вынуть из вас эти штуковины. Или, по крайней мере, обезвредить. Толком не знаю, в чём там дело, но если есть человек, который может это провернуть, то только Ханс. И сделает с дорогой душой, потому что ненавидит ПОРОК так же сильно, как и мы.

Томас минутку подумал.

— Если они контролируют нас, то мы в очень большой опасности. Я три раза видел, как это действует.

Сначала Алби в Берлоге, борющийся с невидимой силой; потом Гэлли — когда кто-то направлял его руку с ножом и заставил убить Чака; и, наконец, Тереза, пытающаяся поговорить с ним, Томасом, у той хибары в Топке. Одни из самых неприятных его воспоминаний.

— Точно. Они могли управлять тобой, и ты покорно делал то, что им требуется. Нет, они не могут видеть твоими глазами или слышать твоими ушами, но нам всё равно надо избавиться от ваших имплантов. Если люди из ПОРОКа окажутся достаточно близко и если они сочтут риск оправданным, они тут же возьмут вас под контроль. Это нам совершенно ни к чему.

Да, здесь было, над чем поразмыслить.

— Хорошо. Похоже, у нас масса причин, чтобы отправиться в Денвер. Когда Ньют с Минхо проснутся, послушаем, что они скажут.

— Разумно, — согласилась Бренда.

Она поднялась с пола и придвинулась ближе к Томасу, затем наклонилась и поцеловала его в щёку. По коже юноши побежали мурашки, он живо вспомнил о том, что произошло в подземельях Топки...

— Знаешь, — прошептала она, — большинство из того, что случилось там, в туннелях, не было игрой. — Она выпрямилась и какое-то время молча вглядывалась в него. — Пойду разбужу Хорхе — он спит в капитанской каюте.

Она повернулась и ушла. Томас от всей души надеялся, что она не заметила его малиновых щёк. Он заложил руки за голову, откинулся на подушку и попытался осмыслить полученную информацию. Томас улыбнулся. Поводов для радости было достаточно: во-первых, его поцеловали, а во-вторых, они наконец-то определились с направлением.

***

Минхо назвал их собрание Сбором, как когда-то в Приюте.

В конце этого мероприятия голова у Томаса раскалывалась — болело так, что ему казалось, будто ещё немного — и глаза вылезут из орбит. Минхо взял на себя роль адвоката дьявола, перечил всему, что бы ни обсуждалось, и по неизвестной причине всё время бросал на Бренду угрюмые взгляды. Томас понимал, что им необходимо детально и со всех сторон обсудить сложившееся положение, и всё же ему хотелось, чтобы Минхо не цеплялся к Бренде по всякому поводу и без.

После долгих споров, метаний туда и сюда, с десяток раз перебрав все за и против, они решили — единогласно — лететь в Денвер. Планолёт они посадят на частном аэродроме; легенда будет гласить: они — группа иммунов, желающих работать на правительство в области транспортировок. К счастью, на «айсберге» отсутствовала эмблема владельца — ведь планолёты имели дело с реальным миром, а ПОРОК, по-видимому, не был заинтересован в излишней рекламе. Их проверят, а когда иммунитет к Вспышке будет подтверждён, им откроются ворота в город. Всем, кроме Ньюта. Он носит в себе болезнь, и поэтому ему придётся остаться в «айсберге», пока они что-нибудь не придумают.