Новый Мир

Николай Николаевич сидел и не знал, что сказать. Как это понимать?

Сталин не поставил в известность о принятых мерах, не задал короткий и страшный вопрос — почему заместителя наркома, лицо в высшей степени важное и ответственное, оказалось так легко «обуть»? Он просто сообщил, предложил решить беду своими силами и дал разрешение обратиться напрямую к Мехлису, чье ведомство работало с особо сложными и деликатными случаями измены, растрат и превышения полномочий, в том числе и партийными деятелями.

Внезапно пришло понимание. Его ценят. Ему доверяют. Вместо снятия с должности за некомпетентность, вместо опалы и ссылки в мягкой форме сообщают об упущениях в работе.

— Разберемся, товарищ Сталин. Думаю, что просто заработались. Спасибо за критику. Сегодня же просмотрю бумаги, и если двигатель соответствует, дам указание проработать вопрос о постановке на По-3 М-90. Потребуется проверить расчеты теплового режима…

— Вот и хорошо. Жаль, что такой хороший самолет мы получим так поздно, — подытожил Сталин. — Теперь расскажите нам про Пе-8.

— Самолет отличный. После того как Петляков переделал его под плазово-шаблонный способ изготовления, может быть развернуто крупносерийное производство. В следующем году к весне мы можем выйти на производство нескольких десятков машин в месяц, а к лету превзойдем рубеж в сто машин за месяц.

Сталин снова поморщился.

— Никак нельзя увеличить темпы производства?

— Нам приходится переделывать значительную часть оснастки. Многие детали не рассчитаны на выпуск в таких количествах. Фактически Петляков создал новый самолет. Все эти изменения займут не менее полугода. Плюс несколько месяцев для того, чтобы наладить серийный выпуск в таких масштабах. Конвейерная линия в сборочном цеху заработает только в начале следующего года. Максимум, что мы можем получить сейчас, это сорок-пятьдесят машин в месяц.

— Жаль, очень жаль. Работайте над увеличением темпов выпуска. Если что-то потребуется, сообщайте немедленно. Программа дальней авиации для нас сейчас самая главная.

— Понял. Будем работать.

— Будете. Наконец, оставшийся пункт. Самолет Ту-2. По каким причинам вы требуете прекращения его серийного выпуска? Учитывая, что его и так не хватает для текущих нужд.

— Хороший самолет. Но у него есть несколько недостатков. Первый — проблемы с курсовой устойчивостью. Плотная группа бомбардировщиков гораздо легче отражает атаки истребителей. Второй — недостаточная защищенность. Это неплохой самолет поля боя, но он слабо годится для масштабной воздушной войны, где будут вводиться в бой сразу целые авиадивизии. На безрыбье обошлись бы и этим, но в начале года, под руководством товарища Туполева, Архангельский и Болховитинов представили новые бомбардировщики Ту-8 и Ту-6ИН, обладающие достоинствами Ту-2, но лишенные его недостатков. На них установлены новые лицензионные турели. Улучшены путевая устойчивость и практически нет мертвых зон обстрела. И прекрасные отзывы пилотов, испытателей и армейских. У нас теперь есть варианты: снять вооружение и увеличить скорость либо поставить больше пулеметов и превратить воздушное построение бомбардировщиков в настоящую укрепленную позицию. Это поможет сократить потери, а также увеличить точность бомбометания при нанесении удара всем строем. Именно эти самолеты идеально подходят для решения задач фронтовой авиации, а по моему мнению, и для ударов по Англии. Поскольку решение о снятии Ту-2 с серии вызвало много вопросов, решительно настаиваю на его правильности.

— Какой вы, однако, придирчивый. То из-за мотора самолет рубите, то наш лучший бомбардировщик с серии снимаете. И в то же время говорите о техническом риске… Вы хитрец, товарищ Поликарпов. Прошли по серийным машинам и практически убедили нас в том, что они именно то, что требуется.

— Разрабатывая новые самолеты, мы ставили задачи в первую очередь получения сильнейшей фронтовой авиации. Однако уверен, указанные машины могут и должны решать и задачи стратегические. А помогут им простые работники авиации дальнего действия Ил-4 и Ер-2.

— В таком случае жду вас завтра к двенадцати ноль-ноль с запиской, содержащей все сделанные вами выводы и подробные технические обоснования. И постарайтесь быть убедительным.

— Я могу идти?

— Идите, товарищ Поликарпов. Уверен, ваша записка убедит Политбюро в вашей правоте.

Поликарпов выждал минуту-другую, но Сталин в задумчивости словно забыл о его присутствии. Самойлов сделал легкое движение ладонью по направлению к двери.

— Разберемся, товарищ Сталин. Разрешите идти? — спросил Николай Николаевич.

— Идите. До свидания.

Замнаркома встал и развернулся было, но уже в спину ему раздалось неожиданное:

— Николай Николаевич.

Поликарпов замер. Главный крайне редко обращался к людям иначе, нежели «товарищ» плюс фамилия. Обращения по имени-отчеству удостаивались только два человека — Шапошников и Великанов, и то не всегда. Это был знак высшего доверия или последнего предупреждения. Рассказывали, в последний и очень тяжелый разговор с Тухачевским Главком также именовал маршала исключительно Михаилом Николаевичем. Михаил Николаевич не внял, и его не стало.

Сталин смотрел на замнаркома тяжелым взглядом, в котором теперь не было ни тени доброжелательности, только тяжелый приказ. Его губы были раздвинуты в улыбке, но улыбка эта была схожа, скорее, с оскалом смерти. Главный говорил медленно, аккуратно складывая слова, как камни на могилу.

— Обстановка в Первом воздушном меня совсем не радует… А теперь еще вы и моряки меня здорово расстроили. Не забывайте про наш разговор насчет обстановки в бюро. Если бы не бдительность товарища Кудрявцева и дотошность товарища Самойлова, мы бы получили саботаж в масштабе всех Военно-воздушных сил перед очень тяжелой и затяжной военной операцией. И именно с вас был бы весь спрос. Со всеми последствиями. Разберитесь, в чем у вас там дело. Найдите виновных и сообщите лично товарищу Мехлису. Он сделает все остальное. И я очень надеюсь, что вы извлечете выводы из этой… поучительной истории. Очень вас… прошу…