Мой нежный граф

— Кэролайн…

— Нет!

Брент протянул к ней руку, но она попятилась в сторону двери. Открыв ее, Кэролайн оглянулась на мужа.

Он выглядел потрясенным.

— Твоя ненормальная дочь уничтожила единственное, что было для меня важно. — Она понизила голос до угрожающего шепота. — А ты погубил мою жизнь.

— Кэролайн…

Брент потянулся к жене, чтобы утешить, но та, не обращая на него внимания, в ярости кинулась прочь.

Глава седьмая

Кэролайн, сидя на канапе перед камином в кабинете мужа, ждала его. Она три дня избегала встречи, с рассвета и до заката работая в своем цветочном саду, бывшем для нее убежищем от бед внешнего мира.

Однако это были унылые дни, и Кэролайн поняла, что настало время принять решение. Бесполезно сокрушаться о том, что потеряно. Ее бесценного собрания конспектов больше нет, и тут ничего не поделаешь. Зато она в один миг обрела дочь, и пришла пора разобраться с этим. Теперь она мать неуравновешенной маленькой девочки, рожденной от союза ее отца с прекрасной французской куртизанкой.

Кэролайн закрыла глаза и откинула голову на зеленые бархатные подушки.

Когда она представляла Брента в пылких, страстных объятиях другой женщины, у нее закипала кровь и вспыхивала кожа. Вероятно, это бывало у него и с другими женщинами. Такое было в обыкновении большинства мужчин, и, к полной растерянности Кэролайн, от этой мысли у нее больно щемило сердце.

Но как он мог быть таким безответственным? Но тут же Кэролайн поневоле оттаяла, когда подумала о Розалин, невинном ребенке, которого нашли на пороге, страдающем от сильнейшего жара, и о том, что ее муж принял девочку в свой дом. Кэролайн не представляла себе, чтобы кто-то из аристократов осмелился оставить у себя незаконнорожденную, ненормальную дочь, да еще и наполовину француженку. Это было немыслимо. Это был скандал. И ее муж пошел на этот скандальный шаг, потому что Розалин была как раз этой ответственностью — его ребенком.

Последние три дня Кэролайн много думала о Розалин и пришла к некоторым выводам, которые хотела обсудить с мужем. Девочка, несомненно, была дикой и неуправляемой, но это не все…

Кэролайн выпрямилась, услышав, как открывается дверь кабинета.

— Ну что, малышка, ты готова обсудить мою оплошность?

Кэролайн удержалась от едкого ответа на чересчур небрежный вопрос. Она почувствовала, как участилось ее сердцебиение при виде графа, приближающегося к ней. Брент, вероятно, только что вышел из ванной: его волосы до сих пор были влажными, а хлопковая рубашка и бриджи сияли чистотой и свежестью и слишком плотно облегали его фигуру.

Кэролайн отвернулась к огню, заметно покраснев. Она не сомневалась, что граф это заметил. Не успела она и глазом моргнуть, как Брент уже усаживался рядом с ней на тесное канапе, прижимая ее своими широкими плечами к зеленой плюшевой обивке. Кэролайн смирилась с его близостью, зная, что любая попытка отодвинуться будет напрасной.

Так они и сидели какое-то время, ничего не говоря, лишь наблюдая за пляшущими языками пламени в камине и остро ощущая присутствие друг друга.

Кэролайн первой нарушила молчание.

— Почему ты называешь меня малышкой?

Замешкавшись на мгновение, она заставила себя посмотреть на мужа и увидела его напряженный, пронзительный взгляд, прикованный к ее лицу. У Брента были удивительные глаза: карие, когда он злился, и почти зеленые, когда им овладевала страсть.

— Потому что это на тебя похоже, Кэролайн, — произнес он наконец, всматриваясь в каждую черточку ее лица. — Ты изящное, миниатюрное создание. И невероятно женственное, — ласково добавил он. — В общем, тебе это подходит.

Кэролайн почувствовала необычайное тепло. Никогда в жизни ей еще не говорили таких чудесных слов.

— Ты любил ее? — прошептала она.

Последовавшее молчание было почти непереносимым. Потом Брент вздохнул и убрал волосы с лица жены.

— Мои отношения с Кристин длились несколько лет, то прерываясь, то возобновляясь. Мне было приятно ее общество, а она… она просто выполняла свою работу. Ее работой было приносить мужчине сексуальное удовлетворение, и у нее это великолепно получалось.

При этих словах Кэролайн едва заметно втянула голову в плечи. Брент начал тихонько поглаживать ее шею. Она сделала вид, что не замечает.

— Я никогда не позволял себе эмоциональной близости с женщиной, Кэролайн, по двум причинам. — Он задумчиво наморщил лоб. — Во-первых, мне трудно поверить, что истинная любовь существует на самом деле, поскольку все, кого я знал, использовали это понятие, чтобы манипулировать другими. Я не хотел бы когда-нибудь услышать из твоих уст: «Я люблю тебя», потому что для меня это прозвучит как: «Мне нужно…» К тому же это часто путают с вожделением. Я вожделел Кристин, и она чувствовала ко мне то же самое. Наши отношения четко ограничивались взаимным удовлетворением.

Кэролайн скорее поразил скептицизм мужа, чем его прямота.

— Мне кажется, что на жизнь и отношения нельзя смотреть в таком мрачном свете. Ты делаешь из любви какую-то… низменную потребность, а не чувство…

— Я ощущал низменную потребность заниматься сексом с Кристин, и все, — бесцеремонно перебил он.

Кэролайн не сдавалась.

— Но ты мог ощущать низменную потребность заниматься сексом с любой другой женщиной.

— Правильно.

Она вздохнула.

— И, надо полагать, именно такие чувства ты питаешь ко мне.

Слова сорвались с языка, прежде чем Кэролайн успела подумать, и теперь, глядя, как искривились губы графа, она пожалела о них.

— Кэролайн, — задумчиво начал Брент, пристально глядя на нее. — Ты нужна мне в постели, и я совершенно ясно дал это понять. Помимо этого я испытываю к тебе только то, что испытывал бы любой другой муж к своей жене.

— Но многие мужья любят своих жен, — заявила в свою защиту Кэролайн.

Брент покачал головой.

— Я так не думаю и свою жену не люблю.

Кэролайн уставилась на Брента. А он сидел, глядя ей прямо в глаза, как будто они обсуждали меню ужина. И говорил ни холодно, ни жестко… обыденно. Но, осознав это, Кэролайн поняла еще кое-что, и ее вдруг до самых костей как будто пропитал яркий солнечный свет: Брент никогда не был влюблен! Кэролайн не понимала почему, но это привело ее в трепет.

Она игриво улыбнулась.

— Что ж, супруг, я тоже тебя не люблю и обещаю, что ты никогда не услышишь от меня такого признания. — Она разгладила юбку. — Итак, ты говорил о двух причинах, я хотела бы услышать вторую.

Брент медленно выдохнул. С той минуты, как он вошел в кабинет и увидел Кэролайн, такую свежую и милую, одетую в бледно-розовый шелк, гладко причесанную, с белой атласной ленточкой в волосах, у него все внутри сжалось. Теперь, когда она открыто призналась, что тоже никогда его не полюбит, у него начали сдавать нервы. Ему бы радоваться, что Кэролайн не испытывает к нему ничего большего, чем он к ней. А в его мыслях такой лихорадочный беспорядок… С тех пор, как Кэролайн появилась в его жизни, он понимал себя все меньше и меньше, и это злило.

Удобнее устроившись на канапе, Брент заставил себя продолжать как ни в чем не бывало:

— Я считаю, что любая эмоциональная близость между мужчиной и женщиной с годами перерастает в то, что я назвал бы… чувством взаимной привязанности. Я ни на секунду не поверю, что жертвой этого чувства можно пасть внезапно: сегодня ты не влюблен, а завтра уже да. Люди, которые говорят, что переживали такое, чувствовали это исключительно у себя между ног.

Брент видел, как щеки Кэролайн залились краской, что подтверждало его следующую мысль.

— Я никогда не чувствовал привязанности к женщине, потому что ни одна не желала оставаться со мной достаточно долго, чтобы такая привязанность могла появиться. Женщины, как правило, находят меня грубым, бестактным и не в своем вкусе. — Его лицо едва заметно помрачнело, но голос смягчился. — В любом случае я не любил Кристин, и, когда Розалин появилась на моем пороге, никому не нужная, я вдруг почувствовал к этой женщине безразличие, которого не знал прежде, хотя ее решение вернуть мне ребенка было, вне всякого сомнения, весьма разумным. Кристин куртизанка, а не мать, поэтому Розалин лучше здесь.