Сборщик клубники

Вернувшись на работу, Берт доложил обо всем шефу, выслушал в ответ его истерику, глубоко вздохнул, положил трубку и сел за стол. Далее следовала обычная рутина: звонки, переговоры, допросы. Вначале ему пришлось провести опознание при помощи двух потрясенных подруг убитой.

Теперь, по крайней мере, им стало известно ее имя: Карола Штайгер. Друзья ласково звали ее Каро. Берт пробовал звонить ее родителям, но там никто не брал трубку.

— Вы не дозвонитесь, — предупредила Ютта, — это такие люди. Каро иногда неделями им звонила, и все без толку.

Родители Каро жили в той части города, куда коллеги Берта часто выезжали на вызовы. Восемнадцать домов, по шесть семей в каждом. Один двор на три дома. Граффити, сплошь покрывающие грязную штукатурку. Сырость и запах кошек.

Женщина лет шестидесяти на первом этаже развешивала на балконе белье. Крашеные рыжие волосы, жестокий прокуренный кашель. Берт заглянул в блокнот, чтобы убедиться, что пришел по адресу. Да, все правильно. От нестерпимой вони у подъезда приходилось дышать ртом.

Звонок под табличкой с именем Штайгеров, написанным от руки кривыми крупными буквами, был оторван и прилеплен на место скотчем. Берт позвонил. Ни звука, ни шороха. Тогда он решил спросить о соседях у женщины на балконе.

— Простите, пожалуйста.

Она обернулась.

— Добрый день. Я ищу Штайгеров.

Она смерила его взглядом:

— Да ну?

Посчитав, очевидно, что дала исчерпывающий ответ на его вопрос, женщина с мрачным видом отвернулась и продолжила свое занятие. На веревке болталось дешевое красное и черное кружевное белье, расползающееся по швам, мешковатые серые застиранные мужские трусы, синтетические цветастые майки и гавайские рубашки с коротким рукавом.

— Вы не знаете, где их можно найти?

Она неохотно опустила толстые руки, державшие бесформенный бюстгальтер, и с подозрением просипела:

— А вам зачем?

Он вынул из бумажника удостоверение, подошел к балкону и показал ей. Она стала читать, шевеля губами.

— А оно настоящее? — спросила она, складывая руки на груди.

Берт вздохнул:

— Я всего лишь хочу знать, где мне найти семью Штайгер.

Женщина повесила бюстгальтер и вынула из бельевой корзины что-то еще.

— Тоже мне семья, — проворчала она. — Сумасшедший дом, а не семья. Разве что Каро у них нормальная. То-то она к ним и носа не кажет. А вам-то что? — вдруг опомнилась она.

— Да так, есть кое-какие вопросы, — уклончиво отвечал Берт.

Почувствовав его скрытность, она решительно закончила разговор:

— Родители без работы, сын оболтус. Больше я ничего не знаю. А если б и знала, то не ваше дело.

Берт ей поверил.

— Что ж, спасибо, — ответил он и снова огляделся.

Из помятых почтовых ящиков торчали рекламные газеты. В траве у крыльца стояла миска с засохшей едой — остатки кошачьей трапезы, валялись банки из-под шнапса. Одно из окон на первом этаже было наполовину забито фанерой, где кто-то написал красным неприличное слово. На балкон справа вышел молодой человек в черной майке и закурил сигарету. Лет ему было около тридцати. Со всех сторон из майки выпирали накачанные мышцы, руки по локоть были покрыты татуировками. Облокотившись о перила, он посмотрел на Берта скучающим взглядом.

— Не могли бы вы мне помочь? — спросил Берт. — Я ищу Штайгеров.

Молодой человек указал на соседний балкон.

— Вот там они живут. Да только дома их никогда не бывает. Опять Калле что-то натворил?

— Калле?

— Ну да, сынок их.

— Понятия не имею.

Берт задумался. Каро и Калле. Он видел худое тело Каро, помнил ее острое личико. Интересно, похожи ли они с братом? Ему почему-то казалось, что нет. Он, должно быть, здоровяк. Любила ли Каро своего брата?

«Ерунда, — мысленно оборвал себя Берт, — все совсем не так». Ему было известно, что брат несколькими годами младше Каро. Наверное, долговязый и тощий веснушчатый жеребенок, бестолковый и обиженный на целый свет и потому все время попадающий в истории.

Берт кивнул на прощание молодому человеку и направился к машине. Что ж, рано или поздно они узнают. Им придется столкнуться с тем, что Каро умерла. Со своей болью, скорбью и чувством вины. Какова бы ни была их жизнь, она развалится на куски, оставляя их беззащитными перед болью, скорбью и чувством вины. Им придется осознать, что она не просто умерла, ее убили. А это совсем не одно и то же.

Имке была погружена в работу, когда зазвонил телефон. С досадой сняв трубку, она взглянула на дисплей — звонила Ютта.

— Детка, мне сейчас некогда. Я как раз дошла до места, где Джастин, вопреки здравому смыслу, решает… А что случилось? Почему ты плачешь?

Она встревожилась. Ютта, умная и сдержанная девушка, почти никогда не плакала. Ни сентиментальностью, ни жалостью к себе она не страдала. Имке даже и припомнить не могла, когда последний раз видела дочь плачущей.

— Детка, не хнычь, а то я ничего не понимаю.

Ютта не слышала. Она была в отчаянии, вне себя от горя. Только однажды с ней случилось подобное — в восемь лет, когда умерла их кошка. Тогда она рыдала несколько дней кряду. У нее поднялась температура, и Имке пришлось вызывать врача. Врач дал ей успокоительное и прописал завести нового котенка, что помогло, но не сразу.

— Каро…

Так, теперь хотя бы понятно, что дело в Каро.

— Что с Каро, детка?

— Она… она…

— Ну? Что она?

Из любой ситуации есть выход, если подумать. Может быть, Каро беременна? Нет, Ютта не стала бы так убиваться.

— Что такое? Что стряслось? — почти закричала она.

Всхлипы. Хриплые, судорожные всхлипы, как будто у Ютты заканчивались слезы. Имке хотелось надавать ей по щекам. Допустим, истерика — это не диво, но истерика у Ютты?

— Каро… она умерла, мама.

Имке ощутила, что на нее накатывают два противоположных чувства разом: шок и огромная любовь к дочери.

— Умерла? Как… под машину попала?

Если молодые люди умирают, то лишь в результате несчастных случаев. Ни о чем другом Имке и подумать не могла. Каро никогда не болела.

Ютта снова зарыдала.

— Она… ее… убили…

Едва не выронив трубку телефона, Имке потрясенно уставилась в окно. Ей на мгновение почудилось, что она оглохла, будто кто-то выключил все звуки, лишь в голове звенело. «Хороша писательница детективов, — думала она про себя. — Случись настоящее убийство, я и растеряюсь».

Затем Ютта сбивчиво рассказала ей, что произошло.

— Сиди дома, — велела ей мать, — никуда не выходи. Я сейчас приеду.

Она выключила компьютер, надела туфли и пять минут спустя была уже в пути.

Он скучал по ней. Без нее в его жизни образовался огромный пробел. Он представлял ее себе. Он слышал ее смех.

Каро…

Она придумывала для него милые имена — Ромео, Львиное Сердце, Джориан. Она дарила их ему как цветы, как собственные стихи.

У нее были руки ребенка.

И вдруг она переменилась. Он не узнал ее. Алые губы, алые ногти, румяна на щеках. Грубый женский макияж. Плохо. Ему это не нравилось. Но ради любви он решил быть великодушным и терпеливым.

А затем…

А затем она поцеловала его. Это было отвратительно. Она бесстыжей кошкой влезла к нему на колени, она со стонами и вздохами шептала ему, что устала ждать. В один миг она стала такой, как все. Одной из тех девушек, что можно подцепить на любом углу в городе. Красная помада, красный лак для ногтей, мини-юбка. Ее похоть передалась и ему. Потом они лежали рядом, тяжело дыша.

— А теперь, — услышал он у себя в ухе ее пьяный от счастья голос, — ты должен открыть мне свое имя.

И он назвал ей свое имя.

Она повторяла его снова и снова, на все лады, и каждый раз это было как удар ножом.

Мерзость. Мерзость. Мерзость.

Она больше не была его девочкой. Она все испортила, смешала с грязью.

Глава 8

Комиссар отвез нас домой. За всю дорогу мы не обмолвились ни словом. Мерли была по-прежнему бледна как смерть. Я хотела, чтобы она легла отдохнуть в своей комнате, но она наотрез отказалась.