Страница 65 из 99
Мартин был молод, горяч и порывист; обладающий всеми качествами, которые отличают жителя гор, отважный и неустрашимый, он не боялся близкого знакомства с опасностями, окружавшими его. Он только смеялся над робостью братьев: «Не рассказывайте мне чепухи, — сказал он им. — Этот демон — неплохой парень, он живет с нами, как будто он — простой крестьянин, как и мы; ходит среди дальних скал и расселин, как простой охотник или пастух — он любит Хартцский лес и потому не может оставаться равнодушным к тяжелой судьбе простых людей. И если этот демон так злобен, как вы говорите, то каким образом, скажите мне, он забирает столь гибельную власть над душами смертных, когда те попросту извлекают выгоду из его даров, не связывая себя при этом никакими соглашениями? Когда ваш уголь попадает в печь, разве деньги, заплаченные за него богохульником Блейзом, старым нечестивым старостой, отличаются от денег, которые вам заплатил бы за этот уголь пастор? Вовсе не подарки гоблина оказываются причиною ваших неудач; то, как вы их используете, служит объяснением этому. Появись этот демон сейчас и укажи мне золотую или серебряную жилу, я стал бы раскапывать ее еще до того, как он повернулся бы ко мне спиной; и я бы чувствовал себя защищенным несравненно более могущественным духом, нежели он, когда бы стал извлекать пользу из указанных мне богатств».
На это его старший брат заметил, что богатство, нажитое дурным путем, редко расходуется хорошо и еще реже приносит счастье, ибо сильно меняет человека, Мартин отвечал ему, что даже обладание всем Хартцским лесом не произведет ни малейшей перемены ни в его привычках, ни в его характере.
Брат тщетно пытался образумить Мартина и, чтобы тот не отзывался столь безрассудно о предмете их спора, с трудом, но перевел разговор на приближавшуюся ярмарку и поросячьи бега. Так, беседуя, они подошли к своей хижине — жалкому шалашу, стоящему на краю пустынной и узкой лощины в уединенном и романтическом распадке Брокенбергских гор. Они сменили сестер, наблюдавших за обжигом дров — делом, требовавшим постоянного присмотра, и разделили между собой ночные дежурства согласно своему обыкновению: один из братьев должен был бодрствовать, пока остальные спали.
Макс Вальдек, старший из братьев, нес вахту первые два часа ночи и был сильно встревожен, заметив на другой стороне лощины огромный костер, который окружали странные фигуры, метавшиеся и кружившиеся вокруг него. Сначала Макс подумал о том, чтобы разбудить братьев, но вспомнил безрассудный характер младшего; к тому же он обнаружил, что разбудить среднего не удастся, не потревожив Мартина. Догадавшись, что виденное им есть не что иное, как призрак демона, посланный, вероятно, в наказание за необдуманные слова, которые накануне вечером говорил Мартин, Макс решил препоручить заботу о своей душе святым молитвам и стал нашептывать их, с ужасом вглядываясь в жуткое видение. Огонь несколько раз вспыхнул и пропал в темноте, и остаток дежурства Макса не беспокоило ничего, кроме воспоминаний о пережитых им страхах.
Средний брат, Георг, сменил Макса, который улегся спать в хижине. Видение гигантского пылающего костра на другой стороне лощины снова предстало глазам наблюдателя. Как и раньше, неясные тени кружились вокруг красных сполохов пламени. Острожный Георг был все же смелее своего старшего брата. Он решил пристальнее рассмотреть поразившее его видение; перейдя протекавший в долине ручей, он взобрался на противоположный берег и подошел на полет стрелы к ярко полыхавшему костру.
Вид существ, окружавших костер, напоминал призраков, что являются нам в кошмарных снах, и сразу подтвердил мысль Георга о том, что это не люди. Среди странных фигур Георг Вальдек разглядел гиганта, заросшего волосами; в руке тот держал вырванную с корнями сосну, которой время от времени ворошил уголья в кострище. На нем не было никакой другой одежды, кроме дубовых листьев, оплетавших его голову и бедра. У Георга упало сердце, когда он узнал столь знакомый облик хартцского демона; именно таким его описывали старые пастухи и охотники, встречавшиеся с ним в горах. Георг повернулся и уже готов был броситься бежать, однако остановился; отругав себя за трусость, он мысленно прочел стих из Псалтиря: «Да восхвалят ангелы имя Господне!», который, как полагали в этих краях, обладал свойством заклинать духов, после чего снова обернулся к тому месту, где только что полыхал костер. Больше его не было видно.
Бледная луна уныло озаряла лощину, когда Георг со взмокшим от страха лбом и с волосами, вставшими дыбом под его углекопской шапочкой, неверными шагами приблизился к старому дубу, где недавно горел костер. Он не обнаружил ни малейших следов его среди густого вереска. Мох и полевые цветы были свежи, и ветви дуба, только что объятого языками пламени и дыма, были влажными от ночной росы.
Нетвердо ступая, Георг возвратился к своей хижине и, рассудив точно так же, как и его старший брат, решил ничего не говорить об увиденном, дабы не будить у Мартина непомерное любопытство, которое, как он считал, граничило с нечестивостью.
Пришел черед Мартина поддерживать огонь. Пропели первые петухи, и минула большая часть ночи. Проверив печь, в которой обжигались дрова, он сильно удивился, обнаружив огонь почти угасшим; это произошло оттого, что во время своей прогулки Георг напрочь забыл об основном предмете своего дежурства. Первой мыслью Мартина было разбудить спящих, но, видя, что оба брата крепко спят, он решил не тревожить их и самостоятельно разжечь печь. Охапка хвороста, которую он положил сверху, была, по-видимому, сырой, и костер более затухал, чем разгорался. Тогда Мартин направился к поленнице набрать крупных сучьев, обрезанных и высушенных специально для таких случаев; однако когда он вернулся, то обнаружил, что огонь совсем погас. Это была серьезная неприятность, грозившая им потерей торговли больше чем на один день. Рассерженный и досадующий, Мартин принялся высекать огонь, чтобы заново разжечь костер; но трут за ночь отсырел, и все его попытки были безуспешны. Видя такое дело, он уже собирался будить братьев, когда в окне и в многочисленных щелях грубо построенной хижины внезапно засверкали сполохи пламени, побудившие его выйти наружу и наблюдать видение, до того потревожившее его братьев. Сначала он подумал, что Мюллерхауссеры, их конкуренты в торговле, с которыми они часто ссорились, захватили принадлежащую им землю и крадут их лес; он решил разбудить братьев, чтобы отомстить наглецам. Но недолгое размышление и наблюдение за поведением тех, кто, как казалось ему, «поддерживал огонь», заставили его отбросить эту мысль. Настроенный довольно скептически к подобным вещам, он вынужден был признать: увиденное им — сверхъестественное явление. «Будь они люди или дьяволы, — сказал бесстрашный угольщик, — пусть себя пляшут и колдуют у костра, а я пойду и попрошу у них огня, чтобы разжечь нашу печь». На этот раз он решил не будить братьев. Приключение, которое он отваживался предпринять, не требовало участия больше чем одного человека; к тому же он опасался, что братья с их сомнениями и страхами могут помешать ему. Сняв со стены пику, неустрашимый Мартин Вальдек в одиночку отправился испытать судьбу.
Как и его брат Георг, однако превосходя отвагой последнего, он пересек ручей, взобрался на холм и подошел так близко к призрачному собранию, что смог разглядеть в верховодящей фигуре хартцского демона. Первый раз в жизни Мартина пробила холодная дрожь, но воспоминание о том, что вдали от призрачного костра он был смел и даже шутил о предстоящей встрече, задело его самолюбие, и в результате к нему вернулось его обычное мужество; с изрядным самообладанием он подошел к костру — фигуры, окружавшие его, казались еще более фантастическими и жуткими, по мере того как он приближался к ним. Взрыв демонического хохота, зловещее эхо которого не походило ни на один из земных звуков, приветствовал его.
— Кто ты? — спросил гигант, стараясь заставить свои крупные безобразные черты сохранять степенное и важное выражение, в то время как изнутри их сотрясали взрывы подавляемого им смеха.