Страница 25 из 42
В промежутке же между изгнанием и кончиной Геродот, по его словам, посетил еще огромное количество мест в самой Элладе и за ее пределами. В Греции он упоминает о своих визитах в Додону, где волю Зевса узнавали по шелесту священных дубов, а три жрицы рассказали ему, что храм велела основать черная голубка, прилетевшая из Египта. На остров Делос, где по традиции девушки (на его глазах) перед свадьбой отрезали себе локон, обматывали им веретено и относили на могилы мифических гиперборейских послов. В Эпидавр, где он якобы раздобыл информацию о зловещих тайных культах. И так далее.
«За границей» же Эллады — в Малой Азии он, вероятно, добирался до Сард, лидийской столицы, но едва ли забредал дальше на восток: Царская дорога оттуда в Сузы, где жил персидский царь, описана им явно с чужих слов. Зато Геродот утверждает, что посетил Кипр и Тир (ныне Сур в Ливане), южнее по финикийскому побережью наведался в Газу, «город, едва ли меньше Сард», а оттуда добрался до Египта. В Египте же спустился по Нилу до Сиены (там, где сейчас Асуанская плотина) и «заехал» на побережье Красного моря. Возможно, во время того же путешествия он заехал в Кирену (современная Ливия ), где его поразил урожай, снимаемый трижды в год, и, наконец, в Причерноморье — о низовьях Днепра и Днестра и о колхидском Фасисе нам рассказано с полным знанием предмета.
Почти ничего не говорит Геродот о том, как совершались эти путешествия, но давно выдвинуто предположение, что он либо ездил с купцами, либо сам был купцом. Нетрудно заметить: его живо интересуют торговые пути, единицы меры и веса, переводы с одного языка на другой, — словом, практические вопросы, которые и должны занимать негоцианта. Иногда о знакомстве Геродота с миром коммерции можно догадаться даже по его умолчаниям. Например, он рассказывает о самосском купце Колее, совершившем необычайно удачное путешествие в Тартесс (неподалеку от современного Кадиса в Испании ). Тот-де сумел получить там самую значительную прибыль из всех греков, «исключая, конечно, Сострата, сына Лаодаманта, эгинца (с ним-то ведь никто другой в этом не может состязаться)». Геродот не сообщает, куда ходил корабль этого Сострата, и долгое время комментаторы настаивали на логичном предположении, что туда же, в Тартесс. Но в 1971 году итальянские археологи опубликовали найденную ими надпись из святилища Юноны в этрусском городе Тарквинии (ныне Грависка в Тоскане) — посвящение Сострата Аполлону Эгинскому. Очевидно, всякий греческий торговец был наслышан о барышах, нажитых их удачливым коллегой на «операциях» с этрусками, так что Геродоту не требовалось пересказывать эту историю.
С другой стороны, некоторые путешествия отец истории явно совершил из чистой любознательности. Так, он упоминает, что в Тир отправился специально для того, чтобы увидеть тамошний знаменитый храм Мелькарта (для греческого автора это — Геракл) и выяснить, когда его основали, а затем — для дополнения картины — переплыл на остров Фасос у фракийского побережья, где также видел Гераклово святилище, возведенное финикийскими мореходами.
В том же Тире он не упустил возможности побеседовать со жрецами. Судя по всему, это было его обычной практикой. Например, в описании Египта он тоже часто ссылается на сведения, полученные от служителей культа. И вообще — постоянно собирает свидетельства знающих людей о тех местах, которые посещает сам, и о тех, до которых так и не добирается. Принцип, сформулированный самим Геродотом, широко известен: «Мой долг передавать все, что рассказывают, но, конечно, верить всему я не обязан». Иногда он действительно передавал истории, в которых сам сомневался, да и не мог принять их на веру по всему складу своего образования и кругозору, — но мы-то теперь знаем, что это правда! Хрестоматийный пример — его рассказ о плавании финикийцев вокруг Африки, во время которого они видели солнце с правой стороны от себя. «Я-то этому не верю, пусть верит, кто хочет», — иронически комментирует наш автор. Теперь же любому школьнику ясно из курса географии, что при движении в западном направлении в Южном полушарии так и получается.
Но это — редкий случай, конечно. А вот примеров, когда современные археология и этнография подтверждают рассказы Геродота, которые должны были казаться его греческой аудитории, по меньшей мере, экзотическими, множество. Скажем, он описывает скифское камлание с воскурением дымов конопли, при том, что конопля в то время не росла в самой Элладе, и ему приходится объяснять аудитории, что это за растение. Описанный им способ варки мяса в желудках жертвенных животных, практиковавшийся скифами, засвидетельствован аж у бурят на Ангаре. Связки ивовых прутьев, которые, согласно Геродоту, использовали скифские гадатели, были найдены археологами в могильниках Мечет-Сай на реке Илек, притоке Урала. Рецепт приготовления пастилы из вишневого жмыха, оставшегося после выжимания сока, применявшийся геродотовскими аргиппеями, еще в середине прошлого века зафиксирован у осетин. Результаты новых раскопок знаменитого Чертомлыкского кургана в Днепропетровской области Украины, опубликованные в 1994 году, подтвердили даже жуткий рассказ Геродота о карауле мертвых дружинников, посаженных на кол вместе с конем, вокруг могил скифских царей. И так далее, и тому подобное — почти до бесконечности…
«Ложь» и «намеки»
Так что же, получается, что Геродот абсолютно достоверен? Да нет, вопрос снова оказывается сложнее, чем кажется на первый взгляд. Если в начале археологического исследования описанных Геродотом стран европейцы вполне могли, подобно Флоберу в Египте, пользоваться его сочинениями как путеводителем и им хватало точности, то по мере накопления знаний выяснилось, что полно и таких случаев, когда сведения древнего грека никак не совместимы с тем, что видит современный путешественник. Кроме случаев явных фантазий (например, упоминание о костях летучих змей, которые он якобы сам видел на Красном море), есть и примеры простой путаницы. Геродот путает географические координаты Фермопильского прохода, места героической битвы спартанского царя Леонида с Ксерксом. Он опровергает личным опытом информацию Гекатея из Милета, говоря о расстоянии от Босфорского пролива до Фасиса морем, — и ошибается почти вдвое.
Еще один характерный пример — с изображениями египетского царя Сесостриса в Малой Азии. «В Ионии, — пишет «отец истории», — также есть два высеченных на скале рельефных изображения этого царя: одно — на пути из Эфеса в Фокею, а другое — из Сард в Смирну. В том и другом месте это рельефное изображение мужчины-воина в четыре с половиной локтя высотой. В правой руке он держит копье, а в левой — лук. Соответственно и остальное вооружение египетское и эфиопское. На груди у него от одного плеча до другого вырезана надпись священными египетскими письменами, гласящая: «Я завоевал эту землю моими плечами». Действительно, как раз в этих краях, у перевала Кара-Бель, и сейчас можно видеть два рельефа, практически полностью отвечающие геродотову описанию. Конечно, они не египетские, а хеттские, и связь с мифическим Сесострисом, как и перевод иероглифов, нужно оставить на совести писателя. Но главная проблема даже не в этом: два рельефа находятся не на разных дорогах, а совсем рядом друг с другом, на дороге из Эфеса в Фокею, примерно в шести километрах от пересечения с дорогой на Смирну. К тому же воин, наоборот, держит копье в левой руке, а лук — в правой… Легко понять, как такие ошибки могли проникнуть в сочинения Геродота, если предположить, что он записывал чей-то чужой рассказ, а сам этим путем никогда не ездил.
Но тут логически возникает следующий вопрос — а могли ли собеседники Геродота рассказывать ему решительно все то, что он им приписывает? Ведь, по меньшей мере, странно слышать, скажем, из уст египетского жреца такой вариант греческого мифа о Елене: будто бы та провела годы Троянской войны вовсе не в Илионе, а в Египте, в надежном убежище у царя Протея, отнявшего ее у похитителя Париса. И именно поэтому, мол, троянцы просто не могли вернуть ее ахейцам. В Греции, а вовсе не на берегах Нила, эта версия пользовалась популярностью — Еврипид в финале своей «Электры» вставляет ее в монолог Кастора без особых оговорок, как общеизвестный факт.