Страница 28 из 46
Море второе, Индийское
В Ормузе ему пришлось задержаться на месяц в ожидании судна до Индии. И вот 23 апреля 1471 года погрузился Афанасий на «таву» (легкий парусник, построенный без единого гвоздя) вместе с конем и чуть ли не последними двумя золотыми, которые пришлось отдать за проезд. Кони, как рассказывает Никитин, составляли основной груз этого рейса. Их и вправду выгодно было экспортировать на жаркий южный субконтинент. Армии местных правителей требовали новых и новых лошадей, поскольку они в непривычном климате часто гибли от жары и бескормицы. Купцы покупали степных скакунов за 8—10 динаров в Аравии, Иране, золотоордынских степях и продавали в Индии за 100—200, а то и 500 динаров. Цена на породистых «арабов» доходила и до тысячи.
Плавание продолжалось шесть недель. Поначалу курс тавы лежал в направлении, противоположном Индии, и через десять дней путники увидели Маскат, на оманском берегу Аравии. И лишь потом, по прошествии всего оставшегося времени, перед ними на горизонте забрезжил берег Индостана. Мимо Камбея, крупнейшего в этих местах порта на Аравийском море, корабль смещался на юг, вдоль Конкана — западного побережья Индии, пока наконец не бросил якорь в порту Чаул, в 120 километрах от современного Мумбая (Бомбея). Как пишет Афанасий: «И тут индийская страна». «Тут» же начинается и главная часть его записок и приключений.
Неизвестно, доводилось ли Никитину раньше слышать об Индии, но можно предположить, что, будучи человеком образованным (он вез с собой церковные книги), купец мог читать доходившие в ту эпоху до Руси в переводах античные и средневековые тексты, где она описывалась как сказочная страна. Именно там, как указано на многих средневековых картах, находился земной рай и жил легендарный «поборник по православной вере Христовой», царь Иоанн-пресвитер. От него якобы пришло в 1165 году византийскому императору письмо с фантастическим описанием Индийского царства, полного золота и драгоценных камней. Царства, где нет воров и разбойников и даже ядовитые змеи гибнут от святости самой земли. Населена эта волшебная страна мудрецами-рахманами (то есть брахманами), удивительными людьми с песьими головами и тремя ногами. Там обитают сказочные животные и птицы: единорог, китоврас (кто-то вроде кентавра с крыльями), саламандра, феникс, слон и «слоница», которая зачинает потомство от травы мандрагоры.
И вот сюда судьба занесла Афанасия. Сойдя по деревянному трапу на индийский берег, он огляделся. В причудливой и многоязыкой толпе, какая, впрочем, наполняет улицы любого портового города, лиц с песьими головами и о трех ногах не было видно. Однако жители неприятно поразили купца тем, что «простые люди все ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы», и вообще «из простого народа мужчины и женщины все нагие да все черные». Сам диковинный путешественник тоже привлек к себе всеобщее внимание: «Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку». Впрочем, в Чауле он не задержался, а с караваном отправился через небольшие селения Пали и Умри в богатый город Джуннар, стоящий «на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден». Здесь Афанасий «зимовал» два месяца, живя на постоялом дворе. И тут случилась с ним новая беда — местный правитель Асад-хан отобрал у него жеребца и сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых в придачу дам, только перейди в веру нашу… А не перейдешь в веру нашу, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил — четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост…» Лишь заступничество некоего «казначея Мухаммеда» помогло купцу вернуть коня и избежать насильственного обращения в ислам.
«И съезжаются все нагие, только повязка на бедрах, и женщины все нагие, только фата на бедрах… да на шее жемчугу много, да яхонтов, да на руках браслеты и перстни золотые»
Из Джуннара Афанасий в компании нескольких индийских купцов отправляется в Бидар, столицу крупного по тем временам исламского государства Бахманидов. По дороге человека, с юности привыкшего к густым лесам северо-восточной Руси, поражало, что «всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города». А уж Бидар с его мощной крепостью, значительным населением и обширными базарами и вовсе представился ему отрадным зрелищем — надеялся, тут наконец он сможет как следует расторговаться. Но… оказалось, что дело обстоит так, да не так: «Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево». Опытный коммерсант сразу понял, что основные индийские товары — шелк, хлопок, пряности, красители — на Руси сбыта не найдут. Да и вывезти будет трудно: «А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много». В общем, стало окончательно ясно, что зря Афанасий отправился в такое далекое и трудное путешествие. Однако делать нечего. Афанасий продолжает свой путь, ездит по другим городам султаната: Гулбаргу, Райчур, Кулонгири, Аланд, Каллар. Он завязывает знакомства с их жителями разных сословий и профессий, и даже посещает могилы мусульманских святых и индуистские храмы, главным образом, конечно, потому, что там во время праздников устраивались ярмарки, на которые «съезжается торговать вся страна Индийская»… На одной из них, в Бидаре, Никитин наконец продал своего коня. Характерная деталь: он сообщает в записках, сколько издержал на его прокорм, а о том, какую цену выручил, не упоминает.
Живя в Индии и наблюдая окружающую жизнь, автор «Хожения» поневоле собирал ценнейший материал для своей книги. От его взгляда не укрылось, что знать этого государства — сплошь пришлые люди, мусульмане и в большинстве своем — иранского происхождения («хорасанцы»). А индусы, которых Афанасий называет «гундустанцами», — подвластное, покоренное «хорасанцами» население. Это вполне соответствует исторической правде: Бахманиды взяли власть на юге Индии в 1347 году, после распада другого султаната — Делийского, крупной империи, основанной в начале XIII века исламскими завоевателями из Афганистана, Ирана и Центральной Азии.
О жизни мусульман Афанасий пишет мало и скупо, хотя и хорошо разбирается в их вере и обычаях. А вот с индусами, которых прежде в сердцах честил «злодеями», путешественник неожиданно сошелся поближе: «И жил я здесь (в Бидаре. — Ред.) до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни об иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать». Вот одно из важнейших сведений «Хожения»: чтобы избежать притеснений, Никитину пришлось придумать себе новое имя и наверняка выдавать себя за мусульманина. В самом этом имени просматривается целая легенда: слово «хорасани» в ту эпоху было идентично «персу», следовательно, наш купец и говорил на фарси, и Иранскую бытовую культуру знал настолько хорошо, что мог подчас успешно изображать «хорасани» в обществе других «хорасани». Некоторые ученые даже предполагали, что тверич на деле принял ислам, но это все же ошибка. В записках он постоянно упоминает о своей преданности православию, сетует на то, что не может соблюдать посты и отмечать церковные праздники. Если бы Афанасий действительно стал искренним мусульманином, ему была бы навеки закрыта дорога на Русь, где вероотступников казнили, а поскольку принятие ислама предполагает обрезание, то скрыть этот факт представлялось бы невозможным...
И еще одно частное наблюдение: то, что индусы не стали прятать от Афанасия своих жен, свидетельствует, как полагают ученые, о том, что русич был уже немолод или выглядел пожилым. Вместе с индусами-паломниками Афанасий совершил путешествие в знаменитый и поныне храм Малликарджуны на горе Шришайлам (232 километра от современного Хайдерабада), где тоже действовала «ярмарка», которая «пять дней длится». Храм (автор «Хожения» называет его персидским словом «бутхана») запомнился ему своей величиной и богатейшей резьбой по камню. «Бут» на фарси означает «идол», «статуя бога», но Никитин называет бутами и самих индуистских богов — Вишну и Шиву. В особых тонкостях индуистского культа Афанасий не разобрался — в его описании черты одного бога накладываются на облик другого. Вообще, люди интересовали купца все же больше, чем камни. Он подробно повествует о том, какие обряды совершают индусы в своем святилище, как молятся «на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю». Индуизм предписывает верующим, особенно из высоких каст, соблюдать строгие правила ритуальной чистоты и по возможности избегать контакта с членами низших каст, что тоже заметил наш соотечественник: «а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся».