Страница 40 из 47
Прокопий пишет, что для актрис, выступавших вместе с Феодорой, она была хуже скорпиона. По всей вероятности, нам стоит в это поверить. Им было что делить, а Феодора уже тогда привыкла во всем быть первой. Так или иначе, актеры этого времени пользовались далеко не тем бесспорным уважением, с которым к ним относились в Древней Греции. По словам летописца, порядочные люди Феодоры сторонились, а встретить ее на улице, особенно утром, считалось дурной приметой. Для них слово «актриса» значило то же самое, что и «блудница». Знаменитый проповедник Иоанн Златоуст так описывал вредное действие театра и тамошних красоток: «Когда ты уходишь оттуда, в душе у тебя остаются ее слова, одежда, взгляды, походка, стройность, ловкость, обнаженное тело, и ты уходишь, получив множество ран. Не отсюда ли беспорядки в доме? Не отсюда ли погибель целомудрия? Не отсюда ли расторжение браков? Не отсюда ли брани и ссоры? Не отсюда ли бессмысленные неприятности? Когда ты, захваченный и плененный ею, приходишь домой, то и жена тебе кажется менее приятной, и дети более надоедливыми, и слуги несносными, и дом отвратительным, и обычные заботы тягостными, и всякий гость неприятным и надоедливым. Причина же этого в том, что ты возвращаешься домой не один, а приводишь с собой блудницу, входящую не явно и открыто, что было бы лучше, потому что твоя жена не пустила бы ее на порог, но сидящую в твоей душе и в сознании и воспламеняющую душу вавилонским огнем».
Если верить историку, Феодора была блудницей не только в таком символическом смысле, а промышляла своим телом с младых ногтей. Позднее о ней говорили, что стыд у нее расположен не там, где у других женщин, а на лице. Прокопий причисляет ее к «пехоте», как называли распутных женщин самых низов. Впрочем, среди поклонников Феодоры, как мы знаем, было немало высокопоставленных лиц, пока «в нее до безумия не влюбился Юстиниан».
Византийский придворный костюм IV—VI веков
Имя верной жены
Древние авторы оставили нам немало описаний распутниц на троне, чьи любовные похождения принесли им скандальную известность. Из византийских императриц особенно разнузданным поведением отличалась Зоя (978 — 1050 годы). Ее жизнь и похождения описаны замечательным византийским писателем Михаилом Пселлом. Рассказ о Мессалине (казнена в 48 году н.э.), самой порочной из римских императриц, принадлежит Тациту. Если Феодора в изображении Прокопия Кесарийского может быть поставлена с ними в один ряд, то с одной существенной оговоркой: ее любовные подвиги раз и навсегда прекратились вместе с замужеством. Сам Прокопий не дает ни малейшего повода в этом усомниться.
Ведь Феодоре требовалось удержать одного мужчину, и играть с огнем она не собиралась. Византийцы ценили и уважали узы брака. Кажется, в их мире, по сравнению с временами Римской империи, разводов стало заметно меньше. Если в Древнем Риме мужчины и женщины меняли супругов три, четыре и даже десять раз, то византийцы так не поступали. Вместе с тем развод практиковался. Например, императрицу Марию ее муж, император Константин VI, полюбив другую, услал в монастырь. Так что Феодоре было чего опасаться. Дорожа привязанностью императора, она как могла стремилась сохранить красоту, имя верной жены и уберечь себя от соперниц.
Версий о том, как познакомились Юстиниан и Феодора, несколько. По одной из них, он увидел красавицу в окне то ли ее, то ли какого-то другого дома и приказал послать за ней под вечер. По другой — их свела богатая актриса Македония, которая бывала во дворце и даже состояла в переписке с императором. Именно Македония приютила юную Феодору, вернувшуюся после скитаний по Египту. В страну пирамид та попала любовницей тирийца Экебола, отправленного из Константинополя на северный берег Африки наместником земель Киренаики. Сколько времени она провела с ним, доподлинно неизвестно, но к этому периоду жизни будущей императрицы приписывается рождение ее ребенка (по одной версии, девочки, по другой — соответственно, мальчика), которого она оставила будто бы в Александрии. Прокопий Кесарийский сообщает о ребенке Феодоры иное, говоря, что в свою бытность на сцене она часто беременела, и всякий раз ей удавалось избавиться от ненужного потомства, но однажды пришлось родить. Младенец, которого назвали Иоанном, тогда остался на руках одного из ее любовников. Когда ребенок подрос, он захотел увидеть мать, «подумав, что она будет рассуждать так, как подобает человеческому существу». Но Феодора испугалась, что эта история может дойти до ее мужа, и с тех пор мальчика Иоанна никто не видел. Вот такая «тайная история»…
О пылкой интимной жизни царственной четы знал весь императорский дворец. Юстиниан боготворил супругу, а она до самой своей кончины в 548 году оставалась молодой и красивой. Красота была залогом всемогущества императрицы. «За телом своим она ухаживала больше, чем требовалось, но меньше, чем ей хотелось бы, — вставляет очередную шпильку летописец. — Ранее раннего она отправлялась в бани и очень поздно удалялась оттуда. Завершив омовение, она направлялась завтракать, затем отдыхала. За завтраком и обедом она отведывала всякой еды и питья, сон же у нее всегда был очень продолжительным, днем до сумерек, ночью — до восхода солнца». Он же признает, что Феодора была красива лицом и к тому же «исполнена грации, но невысока ростом, бледнолица, однако не совсем белая…» (На знаменитой мозаике в церкви Сан-Витале в Равенне императрица изображена уже в зрелых летах, облаченная в пурпурный плащ, украшенный сценой поклонения волхвов. Возможно, строгий официальный портрет не позволяет судить о большей части ее достоинств.) Говоря о привлекательности Феодоры, Прокопий Кесарийский обращает внимание на ее необыкновенно живую натуру, женское кокетство, неистощимость на выдумки, веселость и остроумие. Шутки, которые отпускала василиса, передавал из уст в уста весь Константинополь.
Правда, юмор византийцев требует отдельного внимания. Остроты Феодоры нам могут показаться несмешными и довольно странными. Шутка могла состоять в том, что императрица сговаривалась со своими придворными, что на любые слова такого-то сенатора они хором станут отвечать: «Какая же у тебя грыжа!», так что жертве оставалось повернуться и уйти. Идущий из народной среды юмор был часто привязан к темам тела и секса. Неудивительно, что отцы церкви, особенно Иероним и Василий Великий, отвергали смех как несовместимый с христианством, а распространенный афоризм гласил: «Христос никогда не смеялся».
По сообщению летописца, никто не мог припомнить случая, чтобы императрица хотя бы однажды простила своего обидчика. Ее приближенные хорошо знали, что обращаться к ней с просьбой о снисхождении к тому, кто стал жертвой ее недовольства, было опасным делом. Однако ничто не могло уязвить Феодору больше, чем стремление посеять рознь между ней и ее венценосным супругом. Тогда она превращалась в фурию. Допустивший такое обрекал себя на неминуемую гибель. Так вышло с всесильным придворным императора Иоанном Каппадокийским. Находя выход из любой ситуации, он был в глазах Юстиниана незаменимым человеком и твердо рассчитывал на его покровительство. Веря в свою неуязвимость, фаворит василевса строил козни и клеветал на Феодору, «не щадя той великой любви, которую питал к ней император». Императрица ненавидела его всем сердцем. С помощью хитроумной интриги, выставив Иоанна узурпатором престола, она расправилась с ним — тот был изгнан из Константинополя. После этого Юстиниан с Феодорой назначили на его должность некоего Петра Варсиму, корыстного, по мнению Прокопия Кесарийского, и страшного человека. Когда же со временем василевс узнал, что Петр наворовал несметные богатства, и хотел разжаловать его, Феодора этого не позволила. «Ибо она души не чаяла в Варсиме… за его порочность и за его редкостное умение причинять вред подданным». Далее Прокопий излагает и вовсе удивительные факты, якобы императрица была заколдована Петром и расположена к нему против собственной воли. И будто бы Варсима знал толк в зельях и дьявольщине, да и сама Феодора «с детства общалась с колдунами и знахарями, поскольку этому способствовал ее образ жизни, и она жила, веря в это и постоянно уповая на это. Говорят, что и Юстиниана она приручила не столько ласками, сколько силой злых духов». Рисуя «злодейский образ» василисы, летописец говорит, что она расправилась и с молодым человеком по имени Ареовинд — ее ключником. Причиной стали разговоры при дворе о том, что она чересчур к нему привязана. Феодора не была ревнива, но только до тех пор, пока не видела настоящей соперницы. Когда после громких побед над готами и завоевания Италии готская королева Амаласунта захотела переехать в Константинополь, василиса восприняла это известие как угрозу своему браку. «Ее великолепие и исключительно мужской склад характера возбуждали в ней подозрения». Опасаясь непостоянства своего венценосного супруга, она подстроила ее убийство. Вот так, методично, Прокопий добавляет к портрету Феодоры штрих за штрихом… Надо сказать, что, описывая ее другие поступки и решения, например, связанные с пересмотром законов и правил общественной жизни, он как бы не замечает, что говорит о довольно позитивных и верных действиях императрицы.