Страница 15 из 17
У Анны перехватывало горло, когда она сказала:
— Он все еще до некоторой степени держит дистанцию. Ему трудно выражать свои чувства, хотя здесь намечается кое-какое улучшение.
— Вы действительно хорошо его знаете? Вы сказали, что были его секретарем. Вы уже не работаете на него?
— Нет. Я работала у него в течение двух лет, — ее слегка щеки порозовели. — Мы ждем ребенка, и он попросил меня выйти за него замуж.
Глаза Эммелины поблекли, но взор остался таким же острым. Она окинула Анну оценивающим взглядом.
— В мое время мы делали это в обратном порядке, но времена меняются. Нет позора в чьей-то любви. Ха, ребенок? Когда ждете? Я так понимаю, что скоро получу внука?
— В сентябре. Мы живем в Дэнвере, так что это недалеко. Будет удобно нас навещать.
Морщинистое лицо Эммелины стало печальным.
— Мы всегда считали, что Саксон потом не захочет с нами знаться. Когда он закончил школу, то сказал нам «Прощайте», и мы знали, что именно это он и имел в виду. И, по-хорошему, его нельзя в этом винить. К тому времени, как он попал к нам, годы кошмарного детства так сильно сказались на нем, что мы понимали, он никогда больше не захочет вспоминать ни об одной приемной семье. Соцработник рассказал нам о нем все. Женщина, родившая его, должна за многое ответить. Ответить за то, что сделала с ним, за тот ад, в который она превратила его жизнь. Клянусь, если бы кто-нибудь узнал кто она, я бы выследила ее и прибила.
— У меня была эта же мысль, — мрачно сказала Анна, и на мгновение ее бархатные глаза утратили свою мягкость.
— Мой Гарольд умер несколько лет тому назад, — сказала Эммелина, и кивнула в признательность на тихое Аннино сочувствие. — Жаль, что его здесь нет, чтобы услышать, как преуспевает Саксон, но, полагаю, что он и так это знает.
Ее грубоватая, простая вера трогала больше, чем какое-нибудь многословное рассуждение. Анна обнаружила, что улыбается, потому что в уверенности Эммелины было что-то радостное.
— Саксон говорил, что вы потеряли собственного сына, — сказала она, надеясь, что не бередит все еще живую старую боль. Ни один родитель не должен испытать потерю своего ребенка. Эммелина кивнула, ее лицо приобрело отсутствующее выражение.
— Кенни… Боже, прошло тридцать лет с тех пор, как он заболел в последний раз. Он был слабеньким с самого рождения. Сердце. Тогда не могли многое из того, что делают сейчас. Когда он был еще малюткой, доктор говорил нам, что долго он не протянет, но осведомленность не всегда помогает вам подготовиться. Он умер, когда ему было десять. Бедный маленький крошка, он выглядел как шестилетний.
Через минуту задумчивое выражение покинуло ее лицо, и она улыбнулась.
— Саксон, это было заметно сразу, был сильным, даже при том, что истощал и был весь в синяках. Он начал расти на следующий год после того, как мы его взяли. Может быть, этому послужило нормальное питание. Видит Бог, я запихивала в него все, что только могла. И он так вымахал, что за шесть месяцев прибавил в росте целый фут. Едва мы покупали ему новые джинсы, как на следующую же неделю он из них вырастал. В мгновение ока он стал выше Гарольда, одни руки и ноги. Потом он стал набирать вес, и на него стало приятно посмотреть. Внезапно здесь появилось столько молодых девушек, разгуливающих по улице туда-сюда, что я представить не могла, как много их в пределах квадратной мили возле нашего дома. Они хихикали друг с дружкой и не сводили глаз с двери и окон, чтобы хоть мельком увидеть его.
Анна в голос расхохоталась.
— И как ему понравилось быть центром такого внимания?
— Он никогда не подавал виду, что замечает их. Ну, я уже говорила, он очень серьезно относился к учебе. И очень подозрительно относился к попыткам людей сблизиться с ним, так что думаю, что знакомства были не по нему. Но те девочки продолжали ходить мимо, и я не могу их за это осуждать. Он заставлял мальчиков его возраста чувствовать себя малолетками. Он начал бриться в пятнадцать, и это была настоящая растительность на лице, а не несколько неопрятных волосков как у большинства мальчишек. Его грудь и плечи стали широкими, и он нарастил отменные мускулы. Так что парень хоть куда.
Анна поколебалась, но потом все-таки решила снова вернуться к вопросу о Кенни. Эммелина имела привычку увлекаться, рассказывая о Саксоне, вероятно потому, что долгие годы была лишена такой возможности. И сейчас она наконец-то встретила того, кто знал его, и воспоминания хлынули потоком.
— Саксон говорил мне, что всегда чувствовал, что вы сторонились его, потому что он не Кенни.
Эммелина удивленно посмотрела на нее.
— Сторонились его? Не его вина, что Кенни умер. Позвольте заверить вас, если ваш ребенок умирает, вы никогда не перестаете по нему страдать. Но Кенни умер за несколько лет до того, как мы взяли Саксона. В любом случае, после того, как Кенни оставил нас, мы собирались усыновить или взять ребенка под опеку. После того, как у нас появился Саксон, вспоминать о Кенни стало не так больно. Словно Кенни был счастлив, что у нас появился кто-то еще о ком надо заботиться, и что присутствие Саксона спасает нас от тягостных мыслей. Как мы могли сторониться его, когда он прошел через такой ад? У Кенни не было здоровья, но он всегда знал, что мы любим его. И хотя он умер таким маленьким, в чем-то он был удачливее Саксона.
— Ему так сильно нужна любовь, — горло у Анны снова перехватило. — Но ему так трудно выказывать ее кому-то или позволить кому-то выказывать ее по отношению к нему.
Эммелина кивнула.
— Думаю, после того, как он понял, что мы не собираемся причинять ему боль, мы должны были быть понастойчивее, но к тому времени мы как бы привыкли держаться от него подальше. Казалось, что ему так удобнее, и мы его не трогали. Сейчас, я вижу, что мы могли бы что-то сделать, но в то время нам казалось, что мы поступаем так, как хочет он.
С минуту она посидела на деревянном кухонном стуле в тишине, слегка покачиваясь взад-вперед. А потом сказала:
— Сторонились его? Ни минуты. Никогда. Видит Бог, мы полюбили его с самого начала.
Глава 9
Когда Анна рассказала Саксону, что Гарольд умер, его лицо напряглось, а яркие глаза потускнели. Она боялась, что он вообще не захочет слушать о Брэдли, но этого не случилось. Но, если ему и было любопытно, он очень хорошо это скрывал, потому что не задал ни одного вопроса. Известие о смерти Гарольда заставило его проявить интерес, хотя и неохотно.
— Эммелина все еще живет в том же старом доме одна?
Она назвала ему адрес и он кивнул.
— Да, это тот самый дом.
— Кажется, она чувствует себя неплохо, — сказала Анна. — Она заплакала, когда я сказала, что знаю тебя. — Она глубоко вздохнула. — Ты должен ее навестить.
— Нет, — нахмурившись, резко ответил Саксон.
Он отвергал саму мысль об этом.
— Почему нет?
Анна почувствовала, как он отдаляется, видела, как замыкается его лицо. Она потянулась к нему и взяла его за руку, помня слова Эммелины о том, что они позволяли ему отдаляться вместо того, чтобы приближать к себе.
— Я не позволю тебе отгораживаться от меня. Я люблю тебя и мы с тобой заодно.
В глазах Саксона ничего нельзя было прочесть, но его вниманием она завладела.
— Если бы у меня была проблема, захотел бы ты помочь, или бросил бы меня расхлебывать все самой? — нажимала она.
У него мелькнуло какое-то выражение, слишком быстрое, чтобы она успела его расшифровать.
— Я бы позаботился о тебе, — и он сжал ее руку. — Но у меня нет проблем.
— Думаю, что есть.
— И ты настроена помочь мне решить их, независимо от того, считаю ли я, есть они или их нет, не так ли?
— Вот именно. Так и строятся близкие отношения. Люди встревают в дела других людей, потому что заботятся о них.
Когда-то он посчитал бы такое вмешательство в его личную жизнь невыносимым. И хотя ее настойчивость все еще раздражала его, но, как ни странно, в то же время заставляла чувствовать себя защищенным. Она была права: именно так и строятся отношения. Он понимал это, хотя такое происходило с ним впервые. Так или иначе, их «соглашение» превратилось в «отношения», полные сложностей, запросов и обязательств, но возврата к прежнему он не хотел. Впервые в жизни его принимали таким, каким он был. Анна знала о нем все, что только можно было знать, все отвратительные детали его рождения и детства. Она знала все самое худшее, но не бросила его.