Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 41



— Нет, нет, дорогой, она упала головой прямо мне на живот! — отмел травматическую причину потери сознания муж тети. — Она от испуга часто сознание теряет.

— Так. Положи ее на пол. А вы все выйдите, пожалуйста. Больной нужен воздух! — Диланян шагнул вперед и поймал женщину за пульс. — Так. Кому говорю? Выйдите вон отсюда! Нашатырь есть?

— Есть, есть, дорогой доктор, — подала голос мать невесты. — У соседки из пятого подъезда!

— Принести! — отрывисто бросил Диланян.

— Быстро!

Куда там быстро… По прошествии еще тридцати секунд, когда женщина была положена на пол, дыхательные пути ее были проверены, нашатыря все еще не было. И Диланян, с целью вызывания оттока крови к голове, поднял ее ноги и так подержал. Воцарилось недоуменное молчание.

— Вах, клянусь мамой, он нетрадиционный врач! — громким шепотом воскликнул один из гостей. — Что он хочет сделать?

— Э-э-э… Доктор… Может, это… Не при всех? — ни к селу, ни к городу сказал дед невесты, превратив кончик собственного уса в тончайшую нитку, пригодную для зашивания раны роговицы глаза.

— Ну, — криво улыбнулся Диланян, — я же просил всех выйти…

Тем временем женщина пришла в себя. Осмотрелась, оценила ситуацию и…

— Немедленно отпустите мои ноги! Тут же мой муж!

Гости облегченно рассмеялись, уважаемая тетя Анико со слезами бросилась на шею «спасителю от тюрьмы за убийство достопочтенного члена общества», чуть не сбив женщину повторно…

Далее последовало алкогольное возлияние в честь Диланяна, чудесным образом спасшего тетю невесты, без которой свадьба никому не была бы в радость, перекус на скорую руку и начало пути в Эчмиадзин…

Эчмиадзин — это центр Армянской апостольской церкви. Центр веры, центр, если хотите, объединения армян. Праздник ли, горе ли — армяне едут в Эчмиадзин. Не стала исключением и свадьба Ашота и Карине.

Свадебная процессия выдвинулась к Эчмиадзину. В головном лимузине сидели жених с невестой, неженатый брат жениха (ваш покорный слуга), незамужняя сестра невесты (по задумке у этой девушки одна задача — быстренько выскочить замуж за неженатого брата жениха), крестный отец и крестная мать свадьбы.

Вдруг на полдороге лимузин остановился, за ним встала и вся остальная процессия. Диланян почувствовал недоброе. Выглянув в окно, он увидел двух мирно улыбающихся милиционеров, моментально взбеленился и выскочил из машины.

— Что вы тут вытворяете, волки позорные? — выгнув мизинец с бриллиантовой печаткой, вежливо поинтересовался он. — Кто такие будете?

— Э-э-э… Мы… Кхм… Государственная автоинспекция мы. А какие проблемы?

— Как вам не стыдно? А еще форму нацепили на себя! Как вы посмели остановить свадьбу? Кто вы такие после этого? Упыри вы, вурдалаки, оборотни в погонах! Я на вас сейчас же, в сей же момент жалобу накатаю! Уважение совсем потеряли!

Гаишники опешили и испуганно вытаращились на Диланяна.

— Я лично лечил генерала Мартубекяна! Я с вас погоны буду рвать! Быстро скажите, какой закон мы нарушили? И пишите протокол!

— Э-э-э… Кхм… — Лицо старшего по званию приобрело схожесть с лицом овцепаса Мовсеса. — Как бы это сказать…

— А! Просто так взятку хотите, да? У-у-у, упыри, вурдалаки, богомерзкие еретики, чтобы ваше родовое дерево засохло!

— Оганес, — крайне аккуратно тронул друга за плечо подоспевший Арсен. — Видишь ли…

— Что же это такое, а, Арсен? Их сажать надо! Как они смеют? Святости у них нет! Миром не мазаны!

— Кто миром не мазан? Я? — внезапно сошел с ума младший по званию и рванул на себе рубашку. — Крест видишь? Кто ты такой, зачем из машины вылез?

Диланян вдруг сообразил, что из машины вышел только он. Водитель как ни в чем не бывало сидел за рулем и терпеливо ждал.

— Арсен, что происходит?

— Оганес, видишь ли… Они нас не останавливали.

— А почему мы остановились?

— Понимаешь, это традиция. Мы остановились, чтобы дать им взятку!

— Зачем?

— Ну, чтобы они добром на нас смотрели, чтобы молодоженам не приходилось с органами встречаться…

— Э-э-э…

— Посмотри на них. У них ведь даже зебровых палок нет. Они вообще никого не тормозят. Это так называемый почетный пост, назначение сюда на любой выходной день — это признание особых достоинств гаишника.



— Е… твою мать, — только и мог сказать Диланян. — Ну е… твою мать! Чтоб вас со всем вашим колоритом армянским и театром абсурда волки съели! Сколько им дать?

— Ну, обычно дают десять долларов…

Диланян достал пятидесятидолларовую купюру и повернулся к обиженным гайцам:

— Люди добрые, я сам не местный, видите ли… Традиций не знаю… Поэтому не обессудьте, возьмите эти пятьдесят долларов и поколдуйте, чтобы молодожены с органами не встречались… И извините меня.

— Ладно, — хмуро сказал старший по званию.

— Так уж и быть. Счастья вам, успехов всяких…

Оганес и Арсен отошли.

— Арсен, вот скажи мне… — задумчиво спросил Диланян. — Не стоит ли нам еще и в больницу какую-нибудь зайти, врачам денег отсыпать, чтобы молодожены здоровы были, а?

Ответа не последовало.

Процессия без эксцессов доехала до церкви святой великомученицы Гаяне. Машины припарковались, гости вышли из машин. К лимузину подошел священник, отец Гевонд.

— Ну что же, дети мои, вы, как благочестивые армяне, приехали довольно рано. Давайте вкратце повторим то, о чем мы договорились.

— Давайте, — вздохнул Ашот, понимая, что уже поздно, что теперь его не спасет даже Диланян.

— В общем, насколько я знаю, невеста не очень хорошо говорит по-армянски, так?

— Ну да.

— Это ничего. Плохо, конечно, не знать языка предков, — с осуждением в голосе сказал священник. — Но все равно, от нее требуется сказать лишь одно слово: «Хназандем».

— А что это значит? — вдруг подозрительно спросила невеста.

— Это значит, что ты перед лицом Господа, священника и крестного отца клянешься быть покорной своему мужу, — ляпнул священник и осекся. Осекся он, потому что даже через фату были видны засверкавшие свободолюбивые глаза невесты.

— Этому не бывать, — твердо сказала Карине.

— Что еще за новость? — удивился отец Гевонд. — Жена должна быть покорной мужу!

— Любая другая. Но не я, — спокойно сказала невеста. — Либо мы меняем это, либо я сейчас же ухожу. Я феминистка.

Ашот опешил. Священник опешил. Крестный отец опешил. Диланян цыкнул зубом.

— Дайте мне минутку пошептаться с невестой, — попросил он. — Я из Москвы, общий язык найдем. Иди сюда, Карине, — взял он за руку невесту, лихорадочно соображая. — На пару слов.

— Да, Оганес? — делано невозмутимо отозвалась невеста.

— Карине, если ты феминистка, тебе надо было выходить замуж за меня, не за Ашота. Потому что я бы эту дурь быстро выбил из твоей головы. Ашот не будет.

— Что?! — Истерика явно прозвучала в ее голосе.

Нужны были какие-то сильные слова.

— То. У женщины есть две функции: быть любимой и быть счастливой. Основой обеих функций является покорность. Ясно?

— Нет! Я за равноправие!

— Ха. А я за лишение женщин избирательного права. И что? Расстроить свадьбу теперь? Покорность твоя будет выражаться в том, что ты каждое утро будешь приносить кофе мужу, — включил свои эротические фантазии Диланян, — будешь рожать ему детей и прилюдно восхищаться им. Все.

— А дома? — подозрительно спросила Карине. — А что про семейный очаг?

— Будешь покорной — он налево не будет ходить. Будешь улыбаться и радовать его — он будет торопиться домой. В тяжелый момент будешь рядом, не предашь, станешь душа-братом, он к тебе из бильярдных притонов будет спешить, — задумчиво сказал Диланян. — А будешь норов показывать… Останешься одна, как и все феминистки. Выбирай.

— Хм…

— Карине… Мы поговорим подробно на эту тему. Ты волнуешься, все мы волнуемся. Ты подумай, покорность любимому — это же неплохо… Об этом, по сути, мечтает любая женщина… И ты тоже. Подумай…