Страница 3 из 30
Он пожал плечами.
— Не будь ты такой костлявой, собака бы тебя не сшибла.
— Костлявой?Ты кое-чего не знаешь, Дрю. Женщина никогда не бывает слишком худой…
— Что за вздор, — перебил ее Дрю с мгновенной гримасой отвращения. — Ты выглядишь так, будто сто лет не видела мяса.
Стоит ли объяснять ему, что в Милане женщины следят за своими фигурами как проклятые? Именно оттого они красивы и элегантны, а город славится потрясающими модными фасонами.
Она мрачно сказала:
— Одежда смотрится куда лучше, если на тебе нет лишнего жира. Это всем известно.
— Лично я предпочитаю женщин без всякой одежды, — проворчал он и не без удовольствия заметил, как она вздрогнула при этих словах. Отлично! Он улыбнулся, а взгляд его скользнул по ней… на очень итальянский манер. — А когда женщина обнажена, то на некоторые выпуклости смотреть намного приятнее, чем на мешок костей.
— Мешок костей? — в ужасе повторила Шелли. Ей стало противно при мысли о нем в обществе голых женщин. — Ты хочешь сказать, что я похожа на мешок костей?
Он снова пожал плечами.
— Вполне сойдешь. Уж конечно, выглядишь ты не блестяще. Заруби себе на носу… — Он прищурился. — Одежда тут не поможет. А с волосами что ты сотворила?
Шелли не верила своим ушам. Во времена своей жизни с Марко она активно постигала науку быть красивой. Из диковатой растрепанной девчонки она превратилась в роскошную женщину. Она, бывшая деревенская дурнушка, превратилась в неотразимую городскую красавицу. Ею восхищались: бедра у нее узкие, как у мальчика, и ей всегда шла одежда мужского покроя.
Но Дрю, очевидно, ни капельки не интересовали ее познания в области новейшей моды.
Она посмотрела на свой серый льняной костюм — довольно измятый, что пришлось признать, — затем опять в осуждающие синие глаза.
— Я согласна, что эта одежда мало подходит для прогулок по пляжу, — отступила Шелли. — Но этот фасон создал один из самых популярных кутюрье Милана.
Он состроил гримасу, и Шелли почувствовала, как что-то у нее внутри надломилось: результат событий последних дней.
— Большинство женщин многое бы отдали, лишь бы иметь вещи от этого дизайнера! — выкрикнула она. — А что до моих волос… Так знай, я обновляла прическу и тщательно красила их раз в полтора месяца у одного из лучших миланских парикмахеров! — И добавила, сама не зная зачем: — Ты хоть имеешь представление, сколько надо платить, чтобы выглядеть так?
Слова слетели с ее губ, и она тут же пожалела о них, видя выражение его лица. Брезгливое — неточно сказано.
— Как видно, деньги для тебя превыше всего. Ничего не изменилось. — Он издал горький смешок. — К твоему сведению, котенок, тебе каюк. Тебя обманули. Кинули. Надули.
Шелли не верила своим ушам.
— Что?
— Что слышала, — очень тихо ответил он. — Ты превратилась в одну из тех женщин, которые знают все цены на свете и для которых ценность — пустой звук. Разве не так, Шелли? Видно, мне повезло, что я этого избежал.
— А может, тебе не нравится, что я — независимая женщина?
— Независимая? — Его губы скривились в скептической усмешке. — Вот уж не согласен! Игрушка богатого мужика в категорию «независимости» плохо вписывается.
Шелли заговорила отрывисто, как будто рубя лед:
— Если хочешь знать, в Милане я фактически управляла картинной галереей!
— И как же? Лежа на спине?
Шелли открыла рот, чтобы отбрить его, но слова не приходили. Происходило то, что не должно было происходить. Когда-то она мысленно рисовала себе новую встречу с Дрю; могло ли быть иначе? Любая женщина иногда думает о человеке, за которого когда-то едва не вышла замуж. И в ее мозгу прошло множество несостоявшихся разговоров с ним. Но ни один не был похож на этот.
— Кстати, — произнесла она ядовито-сладким голосом, — в то время как ты здесь упорно заколачивал гвозди, я научилась говорить по-итальянски так же хорошо, как и… — она в упор взглянула на его бедра, где джинсы протерлись наиболее основательно, — одеваться.
— То есть малопривлекательно, — бархатным тоном добавил Дрю. — Шелли, от твоей наглости дух захватывает.
— Значит, это достойный ответ на твою.
— А где он?
Она прикинулась непонимающей:
— Кто?
— Твой любовник, твой наставник, твой жеребчик…
— Прошу тебя, не говори так о нем.
— А почему бы и нет? Неужели тебя обижает правда? — Дрю с преувеличенным вниманием стал осматривать пляж. — Полагаю, он теплый и уютный, верно? И чистит твои туфли ручной работы?
Она метнула взгляд на его ноги. На нем были грязные старые парусиновые туфли, надетые на босу ногу. На босу ногу! Марко согласился бы скорее сесть в тюрьму, чем выйти на улицу в такой обуви. Он бы сказал, что такая обувь годится только для бродяг. И тем не менее Дрю каким-то образом ухитрился не быть похожим на бродягу. С легким ужасом Шелли почувствовала, что выглядит он немыслимо сексуально…
— Зато ты похож на тех, кто стоит на углу и клянчит милостыню! — выкрикнула она и сверкнула глазами.
Тело его напряглось, как будто он боролся с вселившимся в него демоном.
— Насколько я понимаю, мы обменялись всеми оскорблениями, которые припасли друг для друга. Давай-ка, Шелли, расскажи, надолго ты к нам? Просто проездом? Или хочешь выставить мамин дом на продажу?
Она задумалась, хотя, вероятно, этого не требовалось. Вероятно, она давно знала ответ.
— Дрю, я приехала домой, — сообщила она и почувствовала скорее горечь, чем злорадство, при виде застывшего Дрю. — Чтобы жить здесь.
Крик чайки перекрыл непрекращающийся вой ветра и плеск прибоя.
— Ты останешься? — Он прищурился. — Надолго?
— Я еще не решила. А если бы и решила, то с какой стати я должна говорить об этом тебе?
Он обдумал ее слова.
— Шелли, а где именно ты будешь жить?
— Естественно, в мамином доме. Где же еще? — Она вновь посмотрела на Дрю. — Прости. Я сказала что-нибудь смешное?
Все еще улыбаясь, он покачал головой.
— Здесь скорей ирония, а не смех.
— Что-то для меня это слишком тонко. Не разъяснишь мне, в чем тут соль?
Он пожал плечами. Его крепкий мускулистый торс неудержимо притягивал взгляд Шелли.
— Просто я не могу себе представить, как твой богатый возлюбленный проводит в старой развалюхе ночь любви.
— Ты ошибаешься. Марко никогда не был снобом.
— Разве? Коли так, значит, у тебя, Шелли, проблемы с самолюбием. Ведь ты ни разу не привезла его в Милмут! Ни разу! — Теперь он открыто обвинял ее. — Даже… — он тяжело перевел дыхание — на похороны твоей матери!
Стоит ли ему объяснять, что такой шаг представлялся неуместным? Что ее мать ненавидела Марко едва ли менее сильно, чем любила Дрю?
В представлении Вероники Тернер, Шелли и Дрю не стали бы разрывать помолвку, не появись Марко. Долгое время Шелли соглашалась с ней, а теперь поняла: Марко оказал ей громадную услугу.
Шелли была тогда в прострации от горя. Она едва ли была в состоянии делать хоть что-то. Но разве это не нормальная реакция на внезапную смерть? И ей казалось, что проще будет управиться самой, чтобы не допустить безобразных сцен…
— Что толку в объяснениях? — проговорила она устало. — Ты поверишь только в то, во что захочешь поверить. Дрю, я знаю, насколько ты меня ненавидишь.
— Ненавижу тебя? — В первое мгновение он вроде бы удивился, а потом слегка растерялся, как если бы у нее началась истерика. — Ненависть, Шелли, означала бы, что тебе принадлежит какое-то место в моей жизни. Это не так. И я ничего для тебя больше не значу. Дюк! Ко мне!
Собака затрусила в их сторону.
И он пошел вместе с Дюком прочь, не говоря ни слова, даже не оглянувшись на прощание.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Шелли помнила Дрю Гловера с тех самых пор, как начала помнить себя.
Их семьи делили небольшой домик, притулившийся в беднейшем районе Милмута, то есть в миллионе световых лет от импозантных эдвардианских [2]вилл, расположившихся над морем, в западной части поселка. Шелли была почти на семь лет моложе Дрю, она была ровесницей его младшей сестры Дженни.
2
Эдвардианским называют архитектурный стиль, относящийся к годам правления английского короля Эдуарда VII (1901–1910).