Страница 7 из 45
Напротив, со временем «обзавелась потомством» механическая фигурка Жакмар на часах соборной башни — еще одна «древность», которой гордятся дижонцы. Часы в качестве трофейного подарка привез горожанам герцог Филипп Смелый из Фландрии — там он помогал тестю усмирять непокорные города, в частности Куртре, где за восемьдесят лет до того французы потерпели жестокое поражение. Благодарные дижонцы установили диковинку на крыше собора Божьей Матери и быстро привыкли к новому железному горожанину. Вот уже шесть веков он покуривает свою трубочку и философски взирает на народ. Позже решено было скрасить одиночество Жакмара — на крыше собора появилась еще одна механическая фигурка, Жаклин. Так вынужденный эмигрант из Куртре обрел жену. В XVIII веке семья обзавелась и сыном — Жаклине, а в 1885 году к нему добавилась дочь Жаклинет. Взрослые по очереди «отстукивают» молоточком часы, дети помогают им каждые 15 и 30 минут.
Каменная сова, примостившаяся на одном из контрфорсов собора Нотр-Дам, — своеобразный городской талисман. Считается, что прикосновение к мудрой птице принесет удачу
Тонкость 5. Вся эта трогательная история получила продолжение уже в наше время: в шестидесятые годы в Дижон с дружеским визитом заглянул мэр бельгийского Куртре и попросил здешнего мэра (им как раз был Кир) об одолжении: вернуть часы на родину. Кир улыбнулся и ответил: «Если бы Жакмар был холостяком... но мы не можем разлучать французскую семью!»
Наконец, в последние годы любимым городским символом сделалась каменная сова, которая несколько столетий назад «поселилась» на стене собора Нотр-Дам. По одной из легенд, средневековый мастер увековечил после смерти свою любимицу, с которой никогда не расставался. Так это было или нет, но современные дижонцы верят: прикосновение к сове левой рукой принесет удачу. Перед экзаменом студенты обязательно заскакивают на узкую улочку, чтобы дотронуться до мудрой птицы. Разумеется, молодожены тоже заходят сюда «на счастье» после церемонии бракосочетания в мэрии или в церкви. Стоит задержаться на несколько минут на улице Совы — и сразу увидишь: никто не пройдет мимо, не прикоснувшись к каменному талисману.
За интересом к ней прохожих, кстати, круглосуточно следит полиция. А все потому, что в ночь с 5 на 6 января 2001 года у совы отбили левый бок. Дижонцы были взволнованы и обижены — кто-то посмел тронуть их оберег! Сову бережно отреставрировали и установили круглосуточную камеру слежения… так что, притрагиваясь к сове, улыбайтесь — вы в кадре! И не волнуйтесь — стражи порядка охраняют и вас.
Знаки качества
Отсюда можно отправиться дальше по «совиной тропе»: у каменного изваяния на соборе Богоматери по воле городского турбюро появилось много «совят» — металлические табличкиуказатели на асфальте обозначают основной туристический маршрут по городу.
Скажем, на той же улочке находится дом купца Гийома Мильера, построенный еще в 1483 году. На первом этаже была лавка — каменный прилавок дожил до наших дней, а вот глухие ставни все-таки заменили на витринные стекла. На втором жил торговец со своими домочадцами. Фасад украшен сколоченными крест-на-крест досками — здесь можно усмотреть не просто строительный крепеж, но и символ Бургундии, Андреевский крест.
Особняк Воге — одно из самых красивых зданий XVII века в стране и самый известный дом Дижона. Традиционная для Бургундии крыша из глазурованной черепицы напоминает о влиянии Фландрии
Тонкость 6. Дом месье Мильера теперь знает вся Франция — на его фоне разворачивается часть событий в фильме «Сирано де Бержерак», где носатого поэта сыграл Жерар Депардье.
А совсем недавно прямо напротив «Дома Сирано» отреставрировали еще одно средневековое здание. В нем разместился самый уютный пряничный магазин в городе. Владеет им, на правах долгосрочной аренды, приветливая дижонская семья — Марк и Аннет Планшар. Сладости делают здесь же, в подвале, — можно спуститься и посмотреть. А заодно и послушать рассказ об истории дижонских пряников. Позавтракать ими. Или выпить аперитива — тоже с пряниками. Правда, русскому человеку дижонская выпечка может показаться с непривычки пресноватой. Что неудивительно: горожане не только лакомятся ею на десерт — в сухарях из пряников обваливают эскалопы, а из них самих делают «канапе» с сыром рокфор, фуа-гра, овощной икрой и даже мажут их… горчицей!
Раз уж зашла речь о гастрономии — никакой визит в Дижон не может обойтись без посещения местных рынков. Их много, а в революционный период, кстати, было еще больше — именно в рынки и продуктовые склады охотнее всего превращали религиозные постройки: в церкви Сент-Этьенн устроили зерновой склад, в Сен-Жане — сырный, в Сен-Филибере — солевой и развернули торговлю вином. Да и главный городской крытый рынок «Ле Аль», сооруженный в 1870-х годах по образцу парижского, также раскинулся на месте церкви. Как и в столичном прообразе, здесь огнеустойчивые металлические арочные конструкции совмещают утилитарность и изящество. Качество продуктов также на высочайшем уровне — благо, до сельской местности рукой подать, а сам Дижон с недавних пор славится как центр агрикультурных разработок и технологий: Национальный институт агрономических исследований здесь был открыт сразу после войны.
«Совиная тропа» идет через весь старый Дижон — это почти сто гектаров и около 3000 зданий, охраняемых как «исторические памятники». Новодел «под старину» среди них — разве что необычные вывески, с 1984 года правительство Дижона вовсю поощряло их установку на старых зданиях.
Среди нескольких тысяч памятников архитектуры встречаются не только готика, ренессанс или классицизм, но и ХХ век. Гостиница, где мы поселились, — прекрасное здание в стиле ар-деко. Фасад остался нетронутым, хотя внутри дома теперь не жилые квартиры, как раньше, а муравейник стандартных гостиничных номеров (мои соседи — велосипедисты из Англии и французские чиновники средней руки в командировке...). Напротив — торжественное здание почтамта, построенное по проекту Луи Перро, и его же дом в стиле ар-нуво с крышами в виде китайских пагод, где сегодня проживают наиболее успешные «дижонские лавочники», как называл местных буржуа в начале 1930-х Генри Миллер. В «Тропике Рака», который он начал здесь, описано первое впечатление главного героя от города. «Сойдя с поезда, я тут же понял, что совершил роковую ошибку. В центре города было множество кафе, пустых и скучных, где сонные дижонские лавочники собирались поиграть в карты и послушать музыку. Лучшее, что можно сказать об этих кафе, — в них отличные печки и удобные стулья. Незанятые проститутки за стакан пива или чашку кофе охотно подсаживались к вашему столику поболтать. Но музыка была чудовищная. В зимний вечер в такой грязной дыре, как Дижон, нет ничего хуже, чем звуки французского оркестрика. Особенно если это один из унылых женских ансамблей… все здесь было мрачно, холодно, серо, безрадостно и безнадежно».
Сегодня дижонские кафе утратили все «миллеровское» своеобразие. В них нет ни отвратительной музыки, ни местных девушек, готовых «на все» за стакан красного, ни скуки, порождающей безыскусный порок. Кафе в Дижоне теперь такие же, как и в любом другом городе Франции: чистые и светлые. Курить еще кое-где можно, но уже не везде. За полчаса до закрытия больше не наливают — закон не позволяет. Теперь за «миллеровским» духом приходится отправляться не в Дижон, а в развивающиеся страны…
Не первый — и не последний
В миллеровском описании Дижона сквозит типично столичный снобизм. Напротив, другой парижанин, Гюго , оценил провинциальное обаяние Дижона, назвав его «очаровательным городом, меланхоличным и приятным». Неудивительно, что тут есть проспект его имени, тогда как о Миллере ничто не напоминает, разве что коллеж Карно, где он преподавал за койку и харчи. Впрочем, здесь можно усмотреть и простое проявление французского эгоцентризма.