Страница 23 из 45
По своему ощущению приведу характеристики:
— вес машины — более 60 кг
— усилие при повороте руля — около 20 кг
— передаточное число — 2
— минимальный радиус поворота на 90° — 3 м
Машина невероятно тяжела, рулить трудно, а в гору ехать немыслимо — и все же на железном велосипеде можно передвигаться!
Художник Елена Отмахова, преподаватель уральской лаковой росписи по металлу, с работами своих учеников
Как правильно выбрать тагильский поднос?
Истинно тагильский народный промысел — лакированные подносы. Музей лаковой росписи помещается в красивом двухэтажном деревянном доме, где жили основатели подносного дела, крепостные художники Худояровы. Подобно всем народным промыслам, лаковая роспись по металлу возникла не от легкой жизни. Листовое железо, в котором у тагильчан не было недостатка, стоило в начале XIX века 6 рублей за пуд. Роспись и лакировка превращали этот пуд в несколько подносов ценой от 12 до 28 рублей за штуку. 250 лет назад братья Худояровы изобрели «хрустальный лак», придававший рисунку объемность и глубину. Начался расцвет необычного вида живописи — картин по металлу, причем в разных жанрах. Изображенные на подносах начала XIX века тагильские заводы и рудники — едва ли не самые старинные образцы индустриального пейзажа во всем российском искусстве. Современные художники не знают секрета худояровского лака, зато сохранили и развили специфическую уральскую технику двойного мазка. Скажем, листок с краю темнее, чем у стебля. Чтобы его изобразить, на палитре составляют смесь красок с нужным переходом, затем окунают кисть и рисуют лепесток одним движением. Сейчас в Тагиле около 50 художников, серьезно занимающихся лаковой росписью. Обычно у каждого своя специализация. К примеру, Тамара Юдина — мастер изображения уральской рябинушки, а Елена Отмахова считается специалистом по традиционной цветочной росписи. По мнению Елены Отмаховой, подносы должны быть яркими, декоративными, радовать глаз — хорошие художники не садятся за работу в плохом настроении; изображения цветов или ягод — сравнительно реалистичными: форма, цвет, свет и тени — все это в настоящей уральской росписи естественно; на изделии обязательны фамилия или инициалы автора. Каждый художник в Тагиле на виду. Если работа не подписана, значит, за нее стыдно. С сюжетной росписью труднее. При сомнениях возьмите каталог уральской лаковой живописи в коллекции музея-заповедника. Если музей покупал работы автора того подноса, который вы собираетесь приобрести, это что-нибудь да значит.
«Халявка»
Один из загородных филиалов музея-заповедника — минералогический музей в селе Мурзинка, в 100 километрах к востоку от Нижнего Тагила. В окрестностях этого села с 1668 года добывают самоцветы. Отсюда началась слава Урала как страны драгоценных камней.
Лес у Мурзинки изрыт, как будто гигантскими кротами. В 150 шагах от опушки видим сухую шахту глубиной всего три метра. Тут уже несколько лет никто не работает. Главные месторождения самоцветов находятся в пегматитовом поле в 8 километрах к северу от села. Тамошние копи славятся аметистами, бериллами, топазами и демантоидами.
Сама Мурзинка стоит на гранатовой жиле, камни находят при полоскании белья в реке Нейве. Выкопать на огороде аметист или сапфировидный корунд — не такой редкий случай. К тому же река Нейва золотоносна…
Население Мурзинки составляли «горщики», как называют на Урале проходчиков, добывающих самоцветы. У многих были свои коллекции минералов, и с этих частных собраний музей в Мурзинке начался в 1964 году как народный. Треть экспозиции — подарки мурзинцам от коллекционеров со всего мира, приезжающих поменяться и посмотреть на столицу самоцветов.
Заброшенная шахта на Тальяне, в окрестностях Мурзинки. Глубина — 3 метра, в свое время здесь велась добыча аметистов
Сейчас копи по разным причинам закрыты. Все, кто занимается добычей, считаются «хитниками», то есть правонарушителями, ведущими незаконную разработку драгоценных и поделочных камней. Тем не менее на «Минерал-шоу» в Екатеринбурге (ярмарка минералов, напоминающая ярмарки меда в других российских городах) мурзинские аметисты продаются как ни в чем не бывало.
Многим хочется самим добыть настоящий самоцвет и увезти его на память. И нашлись предприниматели, предлагающие доставить подобное удовольствие. Несколько лет назад один приезжий в новенькой шахте быстро и без особого труда нашел аметисты (скорее всего, подброшенные). За легкость добычи шахта получила название «Халявка».
Сейчас на «Халявку» привозят целые компании. Непривычная работа на свежем воздухе быстро утомляет приезжих, и добыча переходит в застолье, которым все обычно и ограничивается. У старателей есть примета: если видишь раздвоенное дерево (горщики говорят «вилы») — возвращайся домой, сегодня ничего не найдешь. Как раз такие «вилы» растут по дороге к «Халявке».
Директор музея-заповедника Лилия Вячеславовна Самошкина считает, что минералогический туризм можно официально разрешить, если создать для него законодательную базу: «Пусть человек приедет в Мурзинку и купит лицензию. Наверняка она стоит дороже, чем камни, которые можно вот так быстро найти. Только гостиницы в Мурзинке нет».
Гора Высокая
После того как из недр горы Высокой добыли 223 миллиона тонн железной руды, она превратилась в глубокий кратер, который постепенно затягивает шламом. Эта яма на месте горы дважды изменила ход всемирной истории. Первый раз в XVIII веке, когда железо с самого большого в мире металлургического завода в Нижнем Тагиле шло на экспорт в Англию и было основным материалом для станков британской промышленной революции. Второй раз — в годы войны, когда каждый третий советский танк делали в Тагиле. Сейчас остался только южный склон горы Высокой, законсервированный на случай войны. Внутренняя сторона этого склона завалена известняком для защиты от незаконных разработок малахита. Уральский малахит выбран из недр почти весь. Именно из малахита сложена уцелевшая вершина горы Высокой, рядом с которой теперь Музей горной техники под открытым небом. Музейные экскаваторы, буровые станки и локомотивы — желанная добыча для расхитителей металлолома, которых на Урале называют «металлистами». Для сопровождающих нас шахтеров эта техника — часть жизни: «Вот шахтный электровоз «К-14», мы его звали «горбатым». Двигателя нет, он пошел кому-то на циркулярную пилу. Это вагонетка. Механизм сцепки был такой, что только при мне человек десять погибло. Надо было свести вот эти две железки и вдеть металлический палец. А в шахте видно-то плохо, голову вниз опускали, если попадала между вагонетками — привет родителям! Сколько лет прошло, пока изменили конструкцию…» Растащить «горбатых», паровозы и экскаваторы «металлистам» не под силу потому, что кордон на пути к вершине не пропускает автомобилей. Нужно подниматься по серпантину пешком, любуясь городом и вдыхая испускаемый горой запах железа. В распростертом внизу карьере БелАЗы вывозят руду из старых отвалов.
— Смотри, — показывают шахтеры на карьер, — видишь остатки листвянки? Это лесины, бывшая крепь. Там завалили старую демидовскую штольню. Крепежный лес, пропитавшийся за полторы сотни лет железной пылью, не берет ни гниль, ни бензопила. В отвале блестят разноцветные камни. Старые шахтеры говорят, что глазастым здесь может повезти. Если же спуститься в штрек, попадается малахит, а то и кое-что поценнее. Вспоминают экзамены в вечерней школе, сданные за добытый на работе кусок горного хрусталя… Заброшенные шахты в Тагиле затоплены не случайно.