Страница 19 из 32
Наган и чистоган
По оценкам отдельных исследователей, между 1920 и 1953 годами, то есть за все «суровые времена» в СССР, в лагерях побывали 10 миллионов человек (треть из них — за контрреволюционную деятельность), погибли в ГУЛАГе — 1 100 000, то есть чуть более чем каждый десятый (не считая еще 600 000 в тюрьмах и колониях). И вот эта чрезвычайно высокая смертность связана, очевидно, с «новой лагерной политикой государства»: уже в конце 1920-х годов чисто экономические соображения выходят здесь на первый план.
До конца Гражданской войны, когда царила общая неразбериха и отдельные губернии переходили из рук в руки, лагеря принудительного труда не могли иметь широкого распространения. В 1921-м в сотне таких учреждений находились только 95 000 человек. Потом такие лагеря и вовсе ликвидировало постановление ВЦИК от 23 августа 1922 года, но только формально. Большинство из них просто преобразовалось в места общего заключения, которые несколько месяцев спустя перешли в прочное ведение НКВД. Под контролем ОГПУ остались тюрьмы особого назначения в Москве и Петрограде, северные лагеря принудительных работ в Архангельске и Пертоминске (на 1200 заключенных каждый), а также печально знаменитый СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения , способный «разместить» у себя 8000 человек.
В апреле 1930 года процесс пришел к логическому завершению: в стране появились ИТЛ и их высший руководящий орган — Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения, пресловутый ГУЛАГ. Туда стали отправляться все категории осужденных: от истинных и мнимых врагов сталинской партии до уголовников. Время создания великой тюремной империи, конечно, закономерно. Оно совпало с не менее великой насильственной коллективизацией. Требовалось в ударном темпе «создать места» для содержания тех, кто ей сопротивлялся. И в это же время происходила космических масштабов индустриализация: множество строек первых пятилеток велось в глухих углах. Рабочие, даже за большие деньги, ехали туда неохотно. Где выход? В массовом использовании подневольной рабочей силы. Еще в 1929 году Совнарком прямо предписал ОГПУ строить новые лагеря для приема заключенных в самых отдаленных районах страны с целью «колонизации этих районов и эксплуатации их природных богатств путем применения труда лишенных свободы».
Иосиф Сталин по психотипу был, по всей видимости, типичным древнеримским императором. Он твердо верил: рабский труд — это действенное и эффективное средство разрешения любых экономических проблем. К примеру, в 1938 году, возражая против досрочного освобождения зэков за ударный труд, он заявил: «Мы плохо делаем, мы нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо…» По некоторым оценкам, на НКВД приходилось 3% валового национального продукта СССР.
Началось дело с больших водных путей. Тучи гулаговцев, объединенных в трудовые армии, были брошены на Беломорканал имени Сталина, канал имени Москвы и Волго-Дон имени Ленина. Первое из этих сооружений единовременно строили около 100 000 «каналоармейцев» и, как и положено в кровавых битвах, почти половина из них погибла. Тогда же дело дошло до железных дорог на труднопроходимых Дальнем Востоке и Севере. Трансполярная и Печорская магистрали, Кольская железная дорога, линия Караганда — Моинты — Балхаш, БАМ (линия Тайшет — Лена) — все они тоже усеяны могильниками. Зэки же возвели тоннели на Сахалине и второй путь Транссиба.
Затем подошла очередь гидроэлектростанций — Волжской, Жигулевской, Угличской, Рыбинской, Куйбышевской, Усть-Каменогорской, Цимлянской. Позже лагерная масса поднимала целые города. Комсомольск-на-Амуре, Советская Гавань, Магадан, Дудинка, Воркута, Ухта, Инта, Печора, Находка... Рабы ГУЛАГа добывали уголь в Караганде и на Печоре, полиметаллические руды в Норильске, намывали золото в Магадане, не говоря уже о лесоповале и сельском хозяйстве…
Но скоро непосредственному лагерному руководству стало ясно: Сталин зря так верит в «экономику ИТЛ». Уже в 1941 году начальство ГУЛАГа осторожно докладывало: «Сопоставление себестоимости сельскохозяйственной продукции в лагерях и совхозах НКСХ СССР — показало, что себестоимость продукции в лагерях значительно превышает совхозную». Но делать было нечего. Иного способа эффективно колонизовать необъятные просторы не представлялось. Вообще, свободная колонизация и тоталитарный режим — вещи несовместные. То есть, конечно, освоение многих ныне процветающих земель начиналось подобным образом: туда ссылали каторжан. Та же Австралия — классический пример. Но там «народ ссыльных» довольно быстро поглотился новыми волнами уже свободных поселенцев, привлеченных кто чем — и золотой лихорадкой, и просто обилием совершенно свободных земель для овцеводства. В России же и до 1917 года великие просторы Дальнего Востока и Севера осваивались почти исключительно по приговору суда. Небольшое число добровольцев можно «обнаружить» только во времена Столыпинских реформ, но Первая мировая поставила крест на всех перспективах.
Так что Сталин, в отличие от его предшественников-ленинцев, не придумал ничего нового.
Только после смерти «отца народов» Берия, который знал неэффективность рабского труда на примере атомного проекта, стал что-то менять. Началась широкая амнистия, лагерное население СССР сразу сократилось вдвое, закрылись самые крупные стройки, которые велись силами зэков. И хотя Берию вскоре расстреляли, к прежней тотальной системе заключения держава уже не вернулась. Окончательно все производства с участием бесплатной рабочей силы осужденных прекратились к 1960 году. Даже на рудниках добывающей промышленности — в традиционной «цитадели» лагерного труда — появились вольнонаемные рабочие. И это понятно — все неписаные законы и преимущества свободного труда над лагерным к тому времени были известны любому чиновнику, а деньги страна начала считать.
Типичное жилье политкаторжан в лагере принудительных работ. СССР, середина 1920-х годов. Фото: ROGER VIOLLET/EAST NEWS
Лишение свободы сегодня: цифры и факты
Сегодня в России наказание отбывают чуть меньше миллиона заключенных, в том числе около 750 000 в исправительных учреждениях и 220 000 в СИЗО и тюрьмах. Это третье место в мире, на первом находятся США, где свободы лишены 2,1 миллиона человек, на втором с 1,3 миллиона — Китай. Впрочем, практически Срединное государство, пожалуй, опережает всех, поскольку указанная цифра охватывает только приговоренных судами, а ведь существуют еще исправительно-трудовые центры, куда около миллиона узников заключены на срок до четырех лет в административном порядке. Во всех остальных странах абсолютное число заключенных значительно меньше. В миллиардной Индии их, например, менее полумиллиона. Если в качестве параметра взять количество лишенных свободы на 100 000 граждан, тот тут опять-таки лидируют США, Россия, Казахстан и Беларусь, где этот показатель превышает 500. В категорию стран, где таких несчастных от 300 до 500, попадают, в частности, ЮАР, Эстония, Азербайджан, Украина и Киргизия. От 150 до 300 заключенных на каждые 100 000 — в Венгрии, Чехии, Румынии, Таиланде, Польше, Армении, Сингапуре, Молдове и Литве. Тюремное и лагерное население Бразилии, Австралии, Мексики и Англии — 100—150 человек на указанную долю. От 50 до 100 сидят в Греции, Финляндии, Швеции, Никарагуа и Германии. Наконец, менее 50 — в Бангладеш, Словении и Японии. При этом заметим, что всякая статистика ИТЛ и прочих мест заключения отсутствует почти по всей Африке, арабскому миру, Ирану, Кубе, Мьянме, обеим Кореям. Наиболее жестоким режим содержания заключенных признается в США, где они живут только в тюрьмах. Правда, при этом получают вполне обильное питание, не испытывают недостатка в витаминах и калориях, а также каких-либо бытовых неудобств, но все это компенсируется жестким круглосуточным надзором и наказанием карцером за малейшую провинность. В России режим также считается чрезмерно суровым по европейским меркам. Сюда относятся как скудное питание и тяжелые бытовые условия, так и частые избиения и унижения заключенных охраной и сокамерниками. Во многом это объясняется традициями ГУЛАГа и явно недостаточным финансированием пенитенциарной системы.