Реквием по солнцу

— Она не кажется больной, она не страдает?

— Не-е-е.

Акмед с облегчением вздохнул. Его по-настоящему испугал рассказ Грунтора об испытанной Землей страшной боли, которую он почувствовал, находясь на перевале. Он боялся, что Спящее Дитя ранено или еще того хуже. Впрочем, он постоянно за нее беспокоился. Насколько ему было известно, она осталась единственным Дитя Земли, рожденным из чистой стихии, в которую неизвестный дракон вдохнул жизнь.

Ее ребро представляло собой Ключ из Живого Камня, с его помощью можно было открыть Подземные Палаты, где в Преждевременье были заключены демоны стихии огня, ф'доры. Дракиане, народ, к которому принадлежала мать Акмеда, поклялись своей кровью охранять темницу и никогда не выпускать на свободу ф'доров, а также искать и уничтожать тех из них, кому удастся сбежать. Ф'доры, сумевшие остаться на свободе в мире людей, делали все, что в их силах, стремясь освободить своих братьев из плена, чтобы потом ввергнуть весь мир в хаос, сея повсюду смерть, — такова главная цель жизни детей огня. Таким образом, Дитя Земли могло стать причиной страшных событий, повернуть которые вспять будет невозможно. Судьба Земли зависела от ее безопасности, и на долю Акмеда выпало охранять ее и заботиться о том, чтобы она вечно оставалась, скрытая от чужих глаз, здесь, в темном убежище, которое, как некогда мечтал его создатель, должно было стать сияющим городом ученых и творцов.

Не слишком высокая цена за безопасность мира, но и не слишком простая задача.

— Спи спокойно, — прошептал он и кивнул в сторону коридора.

Они вышли из туннеля, проделанного Грунтором в груде камней, и Акмед в последний раз посмотрел на окутанный тенями купол над Лориториумом. Убедившись в том, что он в целости и сохранности, король фирболгов оглянулся на алтарь из Живого Камня.

Дитя Земли спало, казалось, не замечая ни мира вокруг, ни угроз, которые он для нее таил.

Несколько мгновений Акмед наблюдал за ней, а потом, сопровождаемый шорохом своего черного, точно ночь, плаща, зашагал по туннелю впереди Грунтора, задержавшегося, чтобы закрыть проход.

— Как ты думаешь, кто заставил Землю так страшно кричать? — спросил сержант болг, в последний раз оглянувшись через плечо на груду базальтовых обломков — следов проделанного им коридора не было и в помине.

— Понятия не имею, — ответил Акмед, и его голос диковинным образом отразился от неровных каменных стен туннеля, ведущего наверх, в Илорк. — И мы с тобой ничего не можем сделать, разве что приготовиться, потому как рано или поздно нам придется с этим столкнуться. Давай заглянем в Гургус.

Грунтор кивнул и догнал своего друга. Дальше они шагали по коридору молча.

Они были по другую сторону завала, на полпути к дому, и потому не могли увидеть, как по щеке Дитя, спящего в своем храме, сползла одна серая слеза.

Грунтор осторожно переступил через осколки разноцветного стекла и посмотрел на высокий купол, вырезанный в толще горного пика, который болги называли Гургус, что на болгише означало «коготь». Строительные леса, возведенные по периметру помещения, сейчас пустовали. Кроме них с королем, здесь никого не было.

А еще здесь лежала громадная куча разбитого стекла.

— Дела не слишком продвигаются, Ой правильно понимает? — мрачно спросил Грунтор, пнув кучу ногой.

Потом он наклонился и поднял смятый кусок пергамента, лежавшего под осколками и, судя по всему, являвшегося куском чертежа.

— Не разворачивай, — сердито проворчал Акмед. — Он весь заплеван. На прошлой неделе один день выдался особенно тяжелым, и я позволил всем по очереди выместить на этой бумажке свое раздражение. Другие не советую даже трогать. Всю неделю наш прогресс, точнее, его отсутствие было отмечено тем, что рабочие изливали на планы самые разные жидкости, которые производят их тела. Думаю, тебе хватит воображения представить, на чем мы закончили.

Грунтор ухмыльнулся, и его тщательно отполированные клыки сверкнули в тусклом свете. Затем он демонстративно швырнул кусок пергамента в кучу мусора.

— Ну и чего ты переживаешь, сэр? — В его серьезном голосе прозвучал смех. — Если тебе так уж хочется разозлиться до потери сознания, давай кликнем герцогиню. Она умеет пронять тебя до самых потрохов, а стоить будет дешевле, чем восстановление купола, по крайней мере при почасовой оплате.

— Да ладно тебе, — фыркнул Акмед. — Не стоит вспоминать мрачное прошлое обожаемой нами королевы намерьенов. Кроме того, мы ее и так скоро увидим. Вчера вечером Рапсодия прислала птицу с письмом. Она хочет, чтобы мы встретились с ней через четыре недели в Яриме.

— Ай-ай-ай, — покачал головой великан и уставился в купол. — Что теперя случилось?

— Ей требуется помощь — по правде говоря, твоя, — чтобы вернуть к жизни Энтаденин, тот высохший обелиск, из которого бил гейзер.

Грунтор кивнул и принялся ворошить осколки носком сапога.

— Ой давным-давно ей говорил, что там где-то замусорилось. Под землей. Ей удалось уговорить их позволить нам поискать?

— Очевидно.

— И по ее просьбе ты готов все здесь бросить.

Акмед пожал плечами и подошел к куче цветного стекла.

Великан приподнял одну бровь, но ничего не сказал, лишь принялся с повышенным интересом изучать башню.

Когда Гвиллиам основал Канриф, у него, похоже, родилась безумная идея выдолбить изнутри все горные пики. В Зубах их было предостаточно — острые изрезанные вершины, разноцветные, устрашающие, исполненные темной красоты и тайн, они вздымались тут и там к затянутому тучами небу. По-видимому, высокомерный намерьенский король решил, что они бросают ему вызов, поскольку потратил массу времени, с внешней стороны укрепляя их, а с внутренней выдалбливая сердцевину, чтобы получились никому не нужные комнаты с непомерно высокими куполообразными потолками. Грунтор, тесно связанный с Землей, считал его поведение отвратительным, граничащим с насилием.

Когда они с Акмедом и Рапсодией обосновались в Илорке, они обнаружили и восстановили разрушенную сторожевую башню внутри западного пика Гриввен, рядом с которой располагались крепость и бараки, где размещалось около двух тысяч солдат-болгов. А еще там находилась обсерватория, откуда открывался великолепный вид — если не считать восточного направления — на Кревенсфилдскую равнину, простирающуюся на многие мили во все стороны.

Будучи человеком военным, Грунтор прекрасно понимал необходимость восстановительных работ. Он даже неохотно согласился с тем, что Акмед поступает разумно, решив привести в порядок города, расположенные в толще горы, а также реставрирует статуи и другие произведения искусства, с его точки зрения абсолютно бесполезные. Но ни один из проектов не казался королю таким важным и не огорчал так сильно, как этот, и Грунтор никак не мог понять, в чем тут дело.

Прищурившись, сержант посмотрел на высокую полуразрушенную башню, пытаясь сообразить, чем именно она приворожила Акмеда. Всякий раз, когда он возвращался с маневров, король казался ему все мрачнее, сейчас же его настроение приобрело цвет непроглядной ночи.

В землях болгов имелось множество мест, которые следовало бы восстановить. Когда-то здесь была целая страна, надежно защищенная горами, в которой прекрасно уживались друг с другом представители самых разных народов. Они строили свои поселения и города под землей и в каньонах, здесь жили величайшие умы того времени, благодаря им наука и искусство достигли непревзойденных высот. Даже семьсот лет войны не смогли до конца уничтожить все инженерные шедевры и архитектурные чудеса. Кроме того, не раз напоминал себе Грунтор, у Акмеда впереди бесконечная жизнь, чтобы все отстроить заново.

Вся жизнь.

— И что в этой штуке так тебя манит? — спросил он, жестом указав на стены башни. — Ой считает, ты здорово придумал, когда решил смыться от нее в Ярим. Она тебя разъедает, ты ужасно выглядишь.

— Я дракианин и всегда ужасно выгляжу.

— А сейчас гораздо хуже, чем обычно, сэр.

— Это даже под вуалью видно?