Страница 78 из 120
— Этот образ мыслей, — сказал Артур, — так логичен, что я совершенно его одобряю, хотя ты и довольно невежливо обо мне отозвался.
При этом ответе молодой человек, досадуя на грубость Шрекенвальда, несколько возвысил голос. Это обстоятельство не осталось без замечания, так как в ту же минуту явилась перед ним Аннета Вейльхен с приказом от имени баронессы, чтобы они говорили потише или лучше совсем замолчали бы.
— Доложи твоей госпоже, что я буду нем, — сказал Артур.
— Наша госпожа, баронесса, — продолжала Аннета, сделав ударение на этом титуле, которому она начинала приписывать силу талисмана, — баронесса, говорю я вам, полагает, что молчание необходимо для нашей безопасности и что неблагоразумно было бы обращать на наш небольшой отряд внимание людей, проезжающих по дороге во время нашего необходимого отдыха; итак, господа, баронессе угодно, чтобы вы поскорее работали зубами, но чтобы попридержали языки ваши до тех пор, пока мы будем в более безопасном месте.
— Госпожа наша рассудительна, — отвечал Шрекенвальд, — а горничная ее остроумна. Пью, Аннета, стакан рюдерегеймера за продолжение ее благоразумия и твоей милой, затейливой живости. Угодно ли вам, моя красавица, отвечать мне, выпив со мной рюмку этого доброго вина?
— Ах ты, немецкая бочка! Ах ты, винная бутыль! Видано ли, чтобы скромная девушка пила вино перед обедом?
Подкрепив себя в несколько минут пищей, путешественники наши опять сели на лошадей и ехали с такой поспешностью, что раньше полудня они уже прибыли в укрепленный городок Кель, лежащий против Страсбурга, на восточном берегу Рейна.
Предоставляю антиквариям разыскать, проехали ли наши путешественники из Келя в Страсбург по знаменитому плавучему мосту, соединяющему ныне оба берега, или они переправились через Рейн каким-либо другим способом. Довольно сказать, что они благополучно прибыли на другую сторону, где юная баронесса, опасаясь ли, чтобы Артур не забыл данного ею наставления, или полагая, что ей можно сказать ему до разлуки несколько слов, но только прежде чем села опять на лошадь, подошла к молодому англичанину, который догадывался, о чем она намерена говорить.
— Благородный чужестранец, — сказала она, — я теперь должна с вами проститься. Но прежде позвольте мне спросить у вас, знаете ли вы, где отыскать вашего отца?
— В трактире под вывеской Крылатого Оленя, — отвечал с унынием Артур, — но где он находится в этом обширном городе, мне неизвестно.
— Знаешь ли ты этот трактир, Шрекенвальд?
— Я, сударыня? Нет, я не знаю ни Страсбурга, ни его трактиров. И полагаю, что прочие наши спутники не больше меня сведущи в этом.
— По крайней мере, ты говоришь по-немецки, — сказала сердито баронесса, — и можешь лучше об этом расспросить, чем чужой человек. Прими на себя этот труд и не забывай, что быть человеколюбивым к чужестранцам повелевает нам наша религия.
Пожав плечами, Отто Шрекенвальд отправился осведомляться о том, где находится трактир «Крылатый Олень». Кратковременное его отсутствие доставило Анне случай сказать потихоньку: «Прощай! Прощай!.. Прими этот залог дружбы и носи его из любви ко мне. Будь счастлив».
Ее тонкие пальчики положили ему в руку маленький сверточек. Он оборотился, чтобы ее поблагодарить, но она уже удалилась, а Шрекенвальд, занявший ее место, сказал ему суровым голосом:
— Иди сюда, господин англичанин, я отыскал твою гостиницу, и мне некогда тебе долее прислуживать.
Он поехал вперед, а Артур на своем коне молча следовал за ним до перекрестка, где широкая улица пересекала ту, по которой они доехали с набережной, где пристали к берегу.
— Вот «Крылатый Олень», — сказал Отто, указывая ему на огромную вывеску, которая, будучи привешена на высоких деревянных подставках, занимала улицу почти во всю ее ширину. — Я думаю, что ты и сам найдешь дорогу, имея перед глазами такой указатель.
Сказав это, он повернул свою лошадь и без дальних прощаний поскакал назад к своей госпоже и к ее провожатым.
Глаза Артура устремились было вслед за ним, но в ту же минуту, вспомнив об отце, он пришпорил утомленного коня и приехал в гостиницу «Крылатый Олень».
ГЛАВА XXIV
Гостиница «Крылатый Олень» в Страсбурге, подобно всем прочим немецким трактирам того времени, была содержима с такой же невнимательностью к нуждам проезжающих, как и у Иоганна Менгса. Но молодость и приятная наружность Артура, всегда располагающие к себе нежный пол, сильно подействовали на малорослую дородную и краснощекую с голубыми глазами красавицу, дочь хозяина «Крылатого Оленя», толстого старика, который не вставал со своих дубовых кресел в гостиной. Она выказала столько внимания к молодому англичанину, что решилась сама идти через грязный двор, с опасностью замарать свои легкие полусапожки и свою хорошенькую ножку, чтобы показать ему порожнюю конюшню. Когда Артур спросил ее о своем отце, она соблаговолила вспомнить, что именно такой путешественник, как он описывал, приехал вчера вечером в их гостиницу и говорил, что будет ждать молодого человека, своего спутника.
— Я пришлю его к вам! — сказала малорослая красавица с улыбкой, которая, судя по редкости своей на ее устах, была неоценима.
Она сдержала слово. Через несколько минут старик Филипсон вошел в конюшню и бросился в объятия своего сына.
— Сын мой!.. дорогой мой! — вскричал англичанин, всегдашняя твердость которого уступила место чувствам природы и родительской нежности. — Я всегда люблю быть с тобой, но теперь вдвое рад увидеть тебя после стольких препятствий и опасностей, а еще более радуюсь приезду твоему в такую минуту, когда приближается решение нашей участи. Через несколько часов мы узнаем, чего нам можно ожидать от герцога Бургундского. При тебе ли тот важный залог?
Рука Артура сперва начала было искать то, что лежало ближе к его сердцу, а именно небольшой сверточек, врученный ему Анной Гейерштейнской при расставании. Но он тотчас опомнился и подал отцу ящичек, который таким странным образом пропал и был опять найден в Ла-Ферете.
— Он подвергался вместе со мной большой опасности, после того как вы мне его отдали, — отвечал Артур. — Меня гостеприимно пустили в один замок на ночь, а сегодня утром стоящий в окрестности этого замка военный отряд взбунтовался вследствие неполучения жалованья. Жители замка и я спаслись бегством от этих буйных мятежников, и когда мы сегодня на рассвете проезжали мимо их шайки, пьяный солдат застрелил подо мной бедную мою лошадь и я принужден был взять эту тяжелую фламандскую клячу с железным седлом и с дрянной сбруей.
— Путь наш усеян терниями, — сказал отец. — На мою долю их также досталось, так как я был подвержен большой опасности в трактире, где провел вчерашнюю ночь. Но я от нее избавился и, отправившись оттуда утром, благополучно прибыл сюда. Здесь я выхлопотал себе конвой, который проводит нас в герцогский лагерь близ Дижона, и я надеюсь сегодня же вечером быть допущенным к нему. Если же мы потеряем последнюю нашу надежду, то поедем в Марсель, откуда отправимся водой в Кандию или на остров Родос и посвятим жизнь свою защите христианства, если уж не будем иметь более возможности сражаться за Англию.
Артур выслушал эти роковые слова без возражения, но они столь же сильно подействовали на его сердце, как приговор, который, осуждая преступника на вечное заточение в темнице, этим самым навсегда изгоняет его из общества и отрешает от всех радостей жизни. Колокола соборной церкви, зазвонив в эту самую минуту, напомнили Филипсону обязанность отслушать обедню, которую служили ежечасно в одном из многочисленных приделов этого великолепного храма. Сын, узнав о его намерении, отправился вместе с ним.