Королева Виктория

Покушение Артура О'Коннора произошло буквально через два дня после того, как в церкви Святого Павла был отслужен молебен по случаю благополучного выздоровления принца Уэльского от брюшного тифа, и это обстоятельство еще больше усилило симпатии простых англичан к несчастной судьбе королевы. По всей стране прокатилась волна лояльности по отношению к монархии. У ворот Букингемского дворца с самого утра выстраивалась длинная очередь людей, которые хотели бы оставить запись в книге с выражением сочувствия и поддержки королеве и членам ее семьи. А когда Чарльз Дилк попытался выступить с обличительной речью против монархии, его слова потонули в громком пении «Правь, Британия» и «Боже, храни королеву!». Такая же неудача постигла предложенный радикальными политиками в парламенте законопроект о пересмотре так называемого цивильного листа, определявшего сумму денег на содержание королевской семьи. Члены палаты общин большинством голосов (278 против 2) отклонили это предложение и больше к нему не возвращались. Нечто подобное произошло и после покушения Родерика Маклина. Никогда еще страна не видела такого наплыва сочувствия и поддержки королевской семье. В дополнение к бесчисленному количеству писем, которые королева получала каждый день, в течение двух дней пришло более двухсот телеграмм.

Королева была тронута таким вниманием и проявлением симпатий со стороны своих граждан. Она еще раз подчеркнула, что стоило быть убитой, чтобы увидеть, «как люди любят ее». Разумеется, все угрозы в ее адрес, которые продолжались вплоть до конца 1880-х гг., способствовали ослаблению требований со стороны политических кругов, чтобы королева как можно чаще появлялась на публике.

56. ПРАЗДНИКИ ЗА ГРАНИЦЕЙ

«La Regina d'Inghilterra!»

Резонно упрекая принца Уэльского за то, что он слишком много времени проводит за границей, часто мелькая в Париже, на Французской Ривьере, в Германии и Австрии, сама королева не упускала случая, чтобы посетить Европу, причем делала это с гораздо большим шиком и размахом, чем ее сын. Иногда она закупала весь отель, заполняя его сотней своих слуг, горничных, врачей, дантистов, поваров, секретарей, помощников, распорядителя занимающегося путешествиями на континент, Дж. Канне, охранников, фрейлин и других придворных джентльменов и дам, среди которых ярко выделялись шотландские горцы и индийские слуги. А с собой они брали бесчисленное количество сундуков, дорожных саквояжей, сумок и даже некоторую мебель. Она везла с собой стол и кровать, любимые картины и фотографии, сувениры и безделушки, бронзовые медали, миниатюры, чернильницы и ножи для разрезания бумаги — все то, что обычно находилось на стенах и столах ее помещений в Виндзоре, Осборне и Балморале. Кроме того, в зарубежных поездках королеву часто сопровождали ее любимые лошади, пони Султан и Флора, две или три королевские кареты, а в последние годы жизни даже дорогая ей обезьянка, с которой королева не расставалась ни на минуту. А когда ей говорили, что некоторую часть свиты и вещей можно было бы оставить дома, она решительно возражала, хотя на самом деле многие вещи и часть прислуги действительно не имели никакого отношения к поездке и не приносили ей никакой пользы. Столь же громадная свита сопровождала королеву даже в поездках по Англии. В 1866 г., например, когда разразился острый политический кризис, и королева решила не ехать в Балморал, а провести время в Кливдене, поближе к Лондону, где она могла понадобиться своему правительству, с ней отправились три доктора, восемьдесят восемь слуг и придворных, двенадцать пони и восемь карет.

Все это огромное количество людей и вещей вместе с солидными запасами английской провизии отправлялось в Европу на королевском поезде, который двигался со скоростью тридцать миль в час днем и двадцать пять — ночью. А в восемь часов утра он обычно останавливался, чтобы королева могла одеться и привести себя в порядок в нормальных условиях. Остановки делались также и во время приема пищи, что вносило невероятную сумятицу в привычный ритм работы европейских железных дорог.

В 1863 г., спустя почти год после кончины принца Альберта, королева решила посетить Кобург, воспользовавшись в качестве предлога ухудшением состояния своего здоровья. При этом она написала генералу Грею, что считает «своим долгом поправить свое ослабленное здоровье и восстановить нервную систему, чтобы предотвратить дальнейшее обострение депрессии и нервного истощения».

«Господь не даст соврать, — писала она ему, — что на самом деле мне ничего не хочется делать для укрепления здоровья, чтобы поскорее покончить с этой несчастной жизнью. Но поскольку жизнь все-таки продолжается и нужно во что бы то ни стало выполнять свой долг перед страной, то было бы неплохо хотя бы изредка менять обстановку и отвлекаться от горестных мыслей. В число таких поездок входит посещение Балморала в течение двух-трех недель весной и Кобурга в течение такого же времени летом (причем только Кобурга). Не исключена также краткосрочная поездка в Брюссель, что я считаю своим долгом перед любимым и дорогим дядюшкой. Мой любимый Ангел ни за что на свете не стал бы противиться этим дополнительным поездкам, если бы видел, в каком ужасном состоянии пребывает сейчас его дорогая супруга».

Однако этот визит был для королевы не совсем успешным. Она была утомлена многочисленными встречами с родственниками, частыми приемами и навязчивыми соболезнованиями по поводу смерти принца-консорта. В августе 1865 г. она неожиданно предложила поехать в какое-нибудь тихое и спокойное место в Швейцарии, где она могла бы «хорошо отдохнуть и избежать слишком утомительных встреч с родными и близкими». Она предпочла Австрии Швейцарию только потому, что это место любил ее муж, а она давно уже решила «не посещать те места, в которых не бывал принц Альберт».

«Если серьезно, — писала она в меморандуме генералу Грею, — то я думаю, что раз уж я еще жива (и, увы, вынуждена жить некоторое время), то в следующем году нужно подумать насчет более полного и комфортного отдыха, так как я ощущаю, что мои физические силы и нервная система уже на пределе истощения... Я бы не хотела разъезжать по Швейцарии и посещать местные достопримечательности, что было бы слишком утомительно для моего ослабленного здоровья. Мне бы хотелось просто спокойно отдохнуть, никого не видеть и ни о чем не думать... Для королевы это был бы самый приятный и полезный отдых, о котором только можно мечтать».

Однако в 1866 г. осуществить свою давнюю мечту королева так и не смогла ввиду разразившейся войны между Австрией и Пруссией. А в 1867 г. она записала в дневнике: «Имела продолжительную беседу с Элфинстоном по поводу предстоящей поездки в Швейцарию по настоятельному совету доктора Дженнера. Он считает, что это будет весьма полезно для моего здоровья, хотя, по правде говоря, мне ничего не хочется видеть или слышать без моего любимого Альберта. И тем не менее я с огромным удовольствием побывала бы в каком-нибудь живописном месте, и Элфинстон обещал подобрать мне такое место для отдыха». Позже она сказала Элфинстону, что пока он не отыщет для нее место с целебным и бодрящим воздухом, она и не подумает о поездке в Швейцарию. «Конечно, королева готова смириться с жарким солнцем и жаркой погодой, но только при том условии, что воздух будет свежим и прохладным».

Установившаяся тем летом в Лондоне жара была для королевы настолько невыносимой, что она просто не знала, куда себя девать. «Я не могу нормально дышать, — жаловалась она старшей дочери, — и с трудом переношу эту ужасную сухую обжигающую жару». Было так душно, что королева с трудом сидела за письменным столом и удерживала ручку в руках. Даже в своем парке она не находила столь необходимой для нее прохлады. Во время одной из вечеринок в Королевском саду она «рассеянно бродила по лужайке, с трудом узнавала приглашенных гостей... ощущала себя предельно истощенной и вообще не могла радоваться окружающей обстановке».